Она повернула кран с горячей водой и на некоторое время позабыла о вековом искусстве толкования снов.
Черный «шевроле-фургон» Джека Кидда, фотолаборатория на колесах, разрисованная с помощью распылителя фигурами фехтующих на мечах Тарзана и полуобнаженных дам в стиле Фрэнка Фразетти, оставался у ворот Голливудского мемориального кладбища. Ворота были широко открыты, и Джек видел, что в окне сторожа горит свет, хотя было уже почти полдевятого, и луг перед кладбищем, ярко зеленел в лучах утреннего солнца. Джек, повесив на шею «кэнон», пару раз нажал на клаксон, но сторож не вышел встретить раннего посетителя. Гейл, сидевшая рядом с ним, зевнула и сказала:
— Никого нет дома. Поехали прямо вперед.
— Сначала мне нужно поговорить с этим парнем, — Джек снова загудел клаксоном. — Возможно, он спит себе где-нибудь, уютно устроившись, отсыпается от наблюдений за стариной Клифтоном, бродящим по кладбищу, ха-ха! — Он коротко засмеялся, улыбнулся Гейл и открыл дверцу, выйдя на тротуар.
— Вернусь через минуту, — сказал он и пошел к небольшому домику сторожа из белого бетона с красной черепичной крышей. Сквозь окно, выходящее к воротам кладбища, он сразу окинул взглядом всю комнатку. На столе, покрытом бумагой, стояла горящая лампа. Стул был слегка отодвинут, словно сидевший за столом человек только что встал. На столе лежал спортивный иллюстрированный журнал, наполовину выпитая чашка кофе стояла рядом с полной сигаретных окурков пепельницей.
Джек подергал дверь. Она не была заперта. Он вошел внутрь, проверил туалет — там никого не было — потом вернулся обратно к машине.
— Его там нет, — сказал он, забираясь на сиденье и включая двигатель. — Ну вот и договорились! Парень знал, что я приеду утром. И как я теперь найду могилу Клифтона?
— Послушай, ты не мог бы все это поскорее уладить и подбросить меня к Паркер-центру?
Гейл нетерпеливо постучала по стеклу циферблата своих часов.
— Ладно, но сначала я проеду через кладбище, попробую отыскать этого парня. Это займет всего несколько минут. Три снимка надгробия — это все, что мне нужно.
Он нажал на педаль, и они въехали на территорию кладбища, миновав возвышающиеся у входа могучие пальмы. Вдоль обеих сторон вьющейся главной дороги-проезда были разбросаны мраморные надгробья, склепы и ангелы-статуи. Все это было окружено дубами, пальмами и декоративным кустарником. На изумрудной траве сверкала роса, и над самой землей стлался утренний туман. За дальним краем кладбища виднелись солидные белые здания студии «Парамаунт». Таким образом, любая неудавшаяся кинозвезда, не прошедшая кинопробы, могла прямиком отправиться в могилу. «Странно, — подумала Гейл, — что большинство главных студий Голливуда выходят окнами на кладбище».
Это напомнило ей о разговоре, который она слышала краем уха в редакции несколько дней назад.
— Ты знаешь, что говорят об Уолте Диснее? — спросила она, взглянув на Джека. — Что на самом деле он не похоронен на Форест Лон, а сохраняется в жидком азоте, так что когда-нибудь его смогут оживить. Трейс намерен как-нибудь выпустить номер на этом материале.
— Воображаю.
— Это в самом деле странно. На надгробии у одного Диснея нет никаких дат.
— Ты что, приготовила домашнее задание по истории кладбища?
— Нет, но согласись, что эта история будет почище, чем чушь насчет призрака Клифтона Вебба. — Она бросила взгляд на Джека как раз вовремя, чтобы увидеть, как расширяются его глаза.
— Боже! — прошептал он и так крепко придавил педаль тормоза, что резина покрышек задымилась. — Что это? — Он смотрел прямо вперед.
Гейл посмотрела в ту сторону и судорожно втянула воздух.
На дороге лежал скелет, одетый в длинное пастельно-зеленое платье. Пучки рыжеватых волос еще кое-где покрывали треснувший череп. Ноги и руки были сломаны, как тонкие белые куски узловатого плавника. Одна из рук обломанным куском кости указывала в небо. По обе стороны дороги среди тщательно подстриженных кустов живой изгороди, на аккуратной траве лужаек были разбросаны другие скелеты или их части. Черепа, руки, ноги, позвоночники и берцовые кости усеяли кладбище. Гейл чувствовала, как стучит в висках пульс. Она не могла оторвать взгляда от этих скелетов. В том, как они лежали, было что-то непроизвольное и оскорбительное одновременно. Некоторые скелеты были совершенно целые, облаченные в погребальные костюмы и платья, лежащие друг на друге, словно, с двенадцатым часом ночи они пустились в пляс и рухнули потом на тех местах, где их застали первые лучи зари. Здесь было и кое-что похуже — более свежие покойники, не успевшие превратиться в скелеты. Они были покрыты слоем черных мух. Гейл видела, что десятки надгробий были опрокинуты, могилы разрыты. Над пустыми ямами возвышались холмики земли.
— О, Бо-о-о-же! — сказал Джек, когда дыхание бриза принесло с собой запах гниения. — Кто-то перевернул здесь все вверх дном! — Он снял крышку с объектива своего «кэнона» и вылез из машины.
— Джек! — позвала вслед Гейл. Она сама себе казалась холодной и липкой, как какая-то старая тряпка. В тени дерева, не более чем в десяти футах вправо от нее, что-то лежало, и она не могла смотреть в ту сторону. Ей казалось, что в голове ее раздается громкое жужжание мух. — Какого черта! Куда ты?
Джек уже щелкал затвором камеры.
— Трейс будет не против получить несколько снимков, — сказал он, и в голосе его искрилось электричество возбуждения, но лицо стало белым, и палец его на спуске камеры дрожал. — Как по-твоему, сколько тут разрыто могил? Двадцать? Тридцать?
Она не ответила. Затвор аппарата продолжал щелкать и щелкать. С тех пор, как он два года назад подписал контракт с газетой, Джеку приходилось делать снимки автокатастроф, трупов самоубийц, убитых жертв, а один раз даже целого святого семейства чиканос, которые полностью сгорели, обуглившись до черноты во время взрыва газа в доме с неисправной газовой системой.
Трейс печатал его снимки, потому что они соответствовали девизу газеты: «Мы печатаем все, что видим!» Джек ко всему этому привык, потому что был профессионалом и ему необходимы были деньги для работы над своими фильмами. Лос-анджелесский «Тэтлер» был одной из последних газетенок типа «море крови», и иногда Джеку преходилось снимать и в самом деле труднопереносимые вещи. Он крепко сжимал зубы и полагался на мускульный рефлекс пальца, нажимающего на спуск затвора.
«Если это часть существования людей, — говаривал Трейс, — то в нашей газете для этого найдется место».
«Но здесь совсем другое, — подумал Джек, делая снимок останков леди в зеленом платье. — Старое зло в чистом виде, или нет — это самое черное зло, какое только может существовать. — По спине его пробежала дрожь. — Добро пожаловать в «Сумеречную зону»[2].
Когда к нему подошла Гейл и тронула за руку, он так резко отскочил в сторону, что вместо кладбища сфотографировал облака.
— Что здесь произошло?.. — спросила она. — Кто… что все это сделало?
— Вандалы. Может, «ангелы смерти» или какой-нибудь культ Сатаны. Кто бы они ни были, но поработали они здесь уверенно, усердно. Мне приходилось раньше иметь дело с вандализмом на кладбище — ну, знаешь, перевернутые надгробья и так далее — но никогда ничего подобного! Боже, ты только посмотри!
Джек по широкой дуге обошел пару раскрошившихся скелетов и достиг массивного склепа, построенного из речного камня. Вся верхушка его была сорвана. Он заглянул внутрь и ничего там не обнаружил, кроме слоя пыли и каких-то истлевших тряпок на самом дне. Пахло сырым и затхлым, как в высохшем колодце. «Чья же это усыпальница? — подумал он. — Тирон Паур? Сесил Б. Де-Милл?» Кто бы здесь ни лежал, теперь он превратился в пригоршню праха, серой пыли. Он сделал шаг назад, чтобы сфотографировать склеп, едва не споткнувшись при этом об ухмыляющийся скелет в темном костюме.
В нескольких ярдах от Джека стояла Гейл, глядя на разрытую могилу. Сделанная красивыми буквами надпись на надгробии гласила: «Мэри Конклин». В грязи на дне могилы были разбросаны желтоватые кости, соединяемые теперь лишь паутиной полуистлевшей тончайшей ткани.
— Джек, — сказала Гейл тихо, — кажется, это не просто вандализм.
— А? Что ты говоришь?
Она взглянула на него, едва замечая поющих над головой птиц, которым не было дела до забот смертных.
— Гробы, — сказала она. — Где они?
Джек замер, опустив камеру. Он смотрел на тяжелую бетонную плиту, которая раньше прикрывала склеп. «Сколько же она может весить? — подумал он. — И в склепе тоже не было гроба».
— Гробы? — переспросил он. Струйка пота, словно ледяная вода, побежала по его ребрам. — Гробов нет вообще. Кажется, все содержимое было выброшено наружу, а сами гробы украдены. — Но это… на это способен только ненормальный.
— Тогда проверь все эти могилы, черт побери! — Гейл едва не кричала. Тошнота судорогой сводила желудок. — Найди в них хоть один гроб! Пойди, посмотри!
В этом не было необходимости. Джек оглянулся. Солнечный зеленый, пейзаж, но теперь он напоминал поле древней битвы, на котором павшие солдаты были оставлены гнить там, где они пали, и стали жертвами стервятников и псов. Исчезли гробы? Он опустил «кэнон», и камера свободно повисла на ремне, показавшись Джеку необычайно тяжелой, словно ее отягощало запечатленное на пленке свидетельство преступления какого-то ужасного и жуткого Зла. Исчезли гробы?
— Кажется… нам лучше вызвать полицию, — услышал он собственный голос. Джек попятился от оскверненной могилы, наступил на отвалившийся от скелета череп, и тот треснул под его каблуком, словно издал вопль.
— Не возражаете? — спросил Палатазин у молодой женщины с блестящими веками, которая сидела напротив него по другую сторону его служебного стола. Он держал в руке пеньковую трубку, которая когда-то была совершенно белой, а теперь стала черной, как уголь.
— Что? Ах, нет, все нормально.