ей рукой проводил по лбу.
Сейчас была почти половина десятого, и до утра было далеко. Она хорошо знала мужа и понимала, что его опять будут преследовать кошмары, если он не расскажет ей все. Иногда он поверял ей вещи, которые она предпочитала бы не слышать: убийство ребенка или новая жертва этого Таракана, но она внутренне скрепила сердце, потому что была женой полицейского, и это была его работа.
— Итак, — сказала она наконец, откладывая в сторону книгу. — Поговорим?
Он повесил рубашку на плечики в шкафу, убрал галстук.
— Энди, все не может быть так уж плохо, правильно?
Он глубоко вздохнул и повернулся к жене, и увидев его глаза, она подумала: «Да, да, может быть, и так плохо, до такой степени…»
Когда он заговорил, в голосе его чувствовалась усталость, но где-то в глубине его Джо уловила нервную дрожь, которая ее встревожила.
— Я должен был уже давно тебе рассказать, — тихо сказал он. — Я должен был довериться тебе первой. Но я боялся. Я и сейчас боюсь. И до сих пор я не знал, что мои опасения не напрасны. Я надеялся, что ошибаюсь, что вижу тени там, где ничего нет, что просто слегка схожу с ума из-за нагрузки. Но теперь я знаю, что я прав, и очень скоро Господь Бог будет не в силах спасти этот город.
— Энди, о чем ты?
— Потому что они скоро выйдут на улицы, пойдут по домам, от дома к дому, по всему городу. И в одну из ночей — возможно, не завтра и не послезавтра — но в одну из ночей они придут и в этот дом. — Голос его вдруг замолк, словно надломился. Джо крепко сжала руку мужа.
— Что случилось? — взмолилась она. — Пожалуйста, расскажи мне!
— Хорошо. Да, я должен тебе рассказать… — И тут все вырвалось наружу, все, начиная с происшествия на Голливудском мемориальном кладбище, и до живых трупов, обнаруженных в Восточном Лос-Анджелесе. Джо так крепко сжимала свои ладони, что почувствовала боль в костяшках. Он закончил рассказом о своем срыве и о том, как Салли Рис в молчании отвез его в Паркер-центр, словно Палатазин был одним из ненормальных бродяг-хиппи, которые спят на траве у памятника Бетховену на Першинг-сквер.
Он мрачно усмехнулся Джо, но глаза его были испуганы.
— И вот теперь я вижу, как они возвращаются. Они начинают покорять этот город. Так же, как покорили они когда-то мою деревушку. И когда они завладеют Лос-Анджелесом… — Ужас не дал ему договорить. — Бог мой, Джо! Тогда их будут миллионы! И никакая сила на Земле не остановит их!..
— Энди, — тихо сказала Джо, — когда я была маленькой, родители рассказывали мне истории о вампирах. Но ведь сейчас мы живем в совершенном мире, и… — Она замолчала, потому что в его глазах бушевала буря.
— Ты тоже не веришь? Джо, неужели ты не веришь? Они ведь и хотят того, чтобы мы не верили, потому что если мы начнем распознавать их, то сможем от них защищаться. Вывесим чеснок на оконных рамах, приколотим к дверям распятия. Они того и хотят — чтобы мы смеялись, чтобы мы говорили: «Этого не может быть!» Закрывая глаза, мы помогаем им прятаться, помогаем сделать еще один шаг к нашим дверям.
— Но разве ты можешь быть совершенно уверенным, что не ошибаешься? — разумно заметила она.
— Могу. Я уверен. Я видел сегодня эти тела. Скоро они начнут просыпаться, а я выгляжу со стороны совершенным маньяком, и ничем не могу им помешать! Я могу взять канистру бензина и попытаться сжечь их. Но что тогда произойдет? Меня посадят в камеру, а завтра утром вампиров будет в два раза больше, чем сегодня.
— Ты кому-то об этом рассказывал?
— Нет, кому я мог рассказать? Кто бы мне поверил? По твоим глазам я вижу, что ты тоже мне не веришь. Ты всегда считала мою мать ненормальной. Но все ее рассказы — это правда! Теперь я знаю это. Я видел все своими глазами.
Телефон на столике у кровати вдруг зазвонил. Палатазин снял трубку.
— Хэлло?
— Капитан Палатазин? Это лейтенант Мартин. Только что звонили детективы Цейтговель и Фаррис. Есть положительные результаты по опознанию нужного нам автомобиля. Это «фольк» типа «зеро-танго опель», номер 285 ЭТГ. Принадлежит человеку по имени Уолтер Бенфилд, Мекка-партаменто, номер 17.
— Они сейчас там? — Сердце его так билось, что он едва слышал свой голос.
— Да, сэр. Послать подкрепление?
— Нет, пока не надо. Я еду сам. Спасибо, что позвонил, Джонни.
Он повесил трубку, встал, вытащил из шкафа новую рубашку, начал поспешно одеваться.
— Что случилось? — спросила с тревогой Джо. — Куда ты?
— На другой конец города. — Он застегнул ремешки наплечной кобуры, потом набросил свой коричневый плащ. Джо надела халат и проводила мужа на первый этаж.
— Это связано с Тараканом? — спросила она. — Ты ведь обещаешь быть осторожным? Ты ведь уже не мальчик, Энди, пусть рискуют молодые. Ты слышишь меня?
— Да, конечно.
Но на самом деле он ее не слышал. Ему казалось, что в глубине его сознания раздается настойчивый далекий голос…
— Будь осторожен, — сказала Джо, застегивая его плащ. — Помни…
…Голос этот говорил, что с завтрашнего утра все пойдет по-другому, потому что сегодня он совершит шаг, который должен будет изменить судьбу города и его людей, миллионов людей.
— Пусть рискуют молодые. Ты слышишь?
Он кивнул, поцеловал ее и вышел в прохладную темную ночь. У самой машины он повернулся назад и сказал жене:
— Не забудь запереть дверь.
Потом скользнул за руль, ощущая вес револьвера 38-го калибра на плече, включил мотор и умчался в темноту.
Часть пятая. Вторник, 29 октябряПРИНЦ ТЬМЫ
В 20 минут пополуночи Палатазин сидел в своей машине на Коронадо-стрит, в двух кварталах от Мак-Артур-парк. Посреди фасада голубым светом подмигивала вывеска: «Комнаты «Мекка» — на день, неделю, месяц». Здание, сложенное из желтого кирпича с голубыми декоративными плитками, которые лет 20–30 назад могли показаться красивыми, сейчас имело весьма неряшливый вид. Многие плитки треснули, отскочили, многие были покрыты, лозунгами из баллончиков с краской, нанесенными по-испански по всему фасаду здания, выходившему на узкую боковую улочку. То и дело из двери появлялся какой-нибудь пьяный и едва успевал отойти в сторону, как его рвало. Сюда падал неоновый отблеск великолепия Шестой стрит и бульвара Вилшир, но сама по себе улица Колорадо-стрит была достаточно темной, и черные ульи домов, построенных в основном в 20-е и 30-е годы, лепились друг к другу, словно вороны в стае.
В стоявшем по другую сторону белом «шевроле» зажглась спичка. Палатазин на секунду увидел профиль Фарриса, закурившего, сигарету. Фаррис был крупным, тяжелым мужчиной с развитой мускулатурой. Его жгуче-черные глаза, казалось, способны пригвоздить подозреваемого к месту за целый квартал. В Паркер-центре его прозвали за глаза «Колесо», и это являлось шуткой лишь наполовину, потому что если он кого-то перебрасывал через себя, то несчастный долго не мог встать на ноги после этого.
За рулем «шевроле» сидел Цейтговель. Палатазину показалось, что объект его внимания — не здание «Мекки», а он сам, но он отбросил предположение как признак паранойи.
Когда Палатазин добрался сюда из своего дома, Цейтговель быстро ввел его в курс дела: примерно в 9 часов он и Фаррис приехали в «Мекку», чтобы проверить № 16 по их списку. На звонок за дверью Бенфилда никто не отозвался, но им удалось поймать внизу домоуправителя. Он лишь один раз взглянул на фоторобот и тут же с уверенностью опознал в нем человека из 17-го номера. Тогда Цейтговель прогнал имя Уолтера Бенфилда через компьютер регистрационной автомобильной службы и выяснил, что этот человек является владельцем серого «фольксвагена», модель 1963 года. После этого, получив полный регистрационный номер этой машины, он вызвал ночного дежурного офицера, лейтенанта Мартина.
За час до полуночи домоуправитель мистер Пьетро звенел ключами в узком, тускло освещенном коридоре, пока ключ, наконец, не скользнул в замочную скважину квартиры № 17.
— Я бы этого делать не стал, если бы не знал, что это нужно, — сказал он трем полицейским, стоявшим вокруг него. — В смысле, что вы, ребята, не стали бы нарушать чье-то право на личную жизнь, если бы на то не было важной причины, ведь верно?
— Да, у нас имеется важная причина, — сказал ему Палатазин. — И мы не нарушаем прав, мистер Пьетро. Мы просто хотим осмотреть квартиру. Одна-две минуты и все. Больше нам ничего не нужно.
— Да-да, конечно.
Замок щелкнул, и дверь открылась. Пьетро включил свет, и они вошли в комнату. Атмосфера в ней была клаустрофобическая, и Палатазин сразу почувствовал резкий запах, напоминающий жженый миндаль. Одежда валялась на полу и на стульях, кровать не убрана. На стене в изголовье кровати приклеены вырезанные из журналов фотографии атлетов, штангистов, культуристов. Палатазин направился к середине комнаты, но тут что-то зашуршало на старом столике для игры в карты. Остановившись, он уставился на три проволочные клетки, наполненные громадными черными тараканами, старающимися вползти друг на друга. Он коротко и со свистом втянул в воздух.
— Посмотрите на это! — сказал он остальным.
— Иисус! — воскликнул, не веря своим глазам, мистер Пьетро. — Что он делает со всеми этими… штуками? Слушайте, у меня дом чистый, ничего подобного у меня…
— Да-а… — протянул Фаррис, заглянув в одну из клеток. — Ну и уроды…
Палатазин отошел в сторону, разглядывая фотографии на стене.
— А где работает мистер Бенфилд? — спросил он управляющего.
— Где-то в Западном Лос-Анджелесе. В одной из больших компаний по выпуску аэрозолей. — Вид у Пьетро был неподдельно страдальческий. — Для уничтожения паразитов, насекомых и так далее.
— А название компании вы знаете?
— Нет, извините, не знаю. — Он снова посмотрел на тараканов и с отвращением повел плечами. — Бог ты мой, вы думаете, Бенфилд все это с собой с работы приносит? Или… как?
— Сомневаюсь.
Палатазин посмотрел в другой угол комнаты, где Фаррис проверял содержимое комода.