— Вы не волнуйтесь, мистер Пьетро, мы не собираемся разбирать мебель Бенфилда на части. Фаррис, будь поаккуратнее с этими ящиками… Мистер Пьетро, когда Бенфилд обычно приходит домой?
— Да в любое время, когда ему вздумается, — пожал плечами Пьетро. — Иногда приходит вечером, побудет немного, потом снова уезжает на машине. Я уже давно научился различать всех жильцов по звуку шагов. Слух у меня довольно острый. В общем, никаких регулярных часов прихода домой у него нет.
— А что он за человек? Вы часто с ним разговариваете?
— Нет, он человек замкнутый. Вроде все нормально, тем не менее…
Пьетро усмехнулся, показывая золотой зуб.
— Всегда платит вовремя, а это не о каждом скажешь. Нет, Бенфилд человек молчаливый. Да, однажды, когда я не спал, слушал радио, он постучал ко мне, часа в два ночи. Это было недели две назад, он хотел поговорить, и я его впустил. Он в самом деле был очень возбужден… Не знаю. Он нес что-то такое сумасшедшее… насчет того, что искал свою старушку и, кажется, нашел ее, видел где-то… В два часа ночи!
Тут мистер Пьетро пожал плечами и повернулся, глядя на Цейтговеля, шарившего под кроватью.
— Старушку? То есть, его подругу?
— Нет, это мамуля его старушка.
— О, тут кое-что… — сказал Цейтговель, вытаскивая из-под кровати ящик с журналами. Это была странная коллекция комиксов, журналов для культуристов и порнографии. Палатазин с отвращением нахмурился. На кровати лежала пара черных пружинных эспандеров, из тех, которыми укрепляют мышцы кисти и предплечья. Палатазин попробовал сжать один из эспандеров, обнаружив, что сопротивление весьма сильное. Он внутренне провел параллель между этим эспандером и задушенными женщинами, потом положил черный прямоугольник обратно на кровать. Он заглянул в ванную и обнаружил, что в ванне на несколько дюймов воды. В аптечке стояли флаконы с «бафферином», «эксердином», «тайленолом». Похоже, Бенфилд страдал от постоянных головных болей.
— Капитан, — Цейтговель подал Палатазину, вышедшему из ванной, пожелтевший снимок. На нем полноватая блондинка, сидевшая на диване, обнимала одной рукой мальчика. Мальчик, коротко подстриженный, в очках с толстыми стеклами, отсутствующе улыбался в объектив камеры. Женщина сидела, закинув одну мясистую ногу на другую, на губах играла кривая ухмылка. Палатазин минуту рассматривал снимок, обратив внимание на странный стеклянный отблеск в глазах женщины, словно она слишком много пила.
— Вы когда-нибудь видели мать Бенфилда, мистер Пьетро? — спросил он.
— Нет. Никогда.
Фаррис занимался кухней: плитой и газовой колонкой. Наклонившись, он открыл дверцу кухонного шкафа и извлек бутылку, до половины наполненную коричневой жидкостью. Отвинтив пробку, он понюхал жидкость, и в тот же момент перед его глазами завертелись коричневые точки. Он быстро отдернул голову назад, чувствуя жжение в легких и в носу. Палатазин отобрал у него бутылку и понюхал ее через пробку.
— Мистер Пьетро, вы знаете, что это такое?
— Похоже на прокисшую мочу.
Фаррис пришел в себя, восстановил дыхание и, заглянув под раковину, вытащил оттуда кучу старых тряпок.
— Не знаю, что это такое, капитан, но это нехорошо пахнет. Нехорошо. Такой аромат способен сбить с копыт.
— Цейтговель, — тихо сказал Палатазин. — Сходи к машине и свяжись с нашими друзьями, пусть проверят этого парня, нет ли на нем чего-нибудь.
Цейтговель вернулся через пятнадцать минут.
— Десять очков, капитан. У Бенфилда длинный список за спиной. Нападение, подсматривания, попытки изнасилования, нанесение увечий. Восемь лет провел в психолечебнице, то его выпускали, то он попадал обратно. Ратмор-госпиталь.
Палатазин кивнул, глядя на клетки, полные копошащихся, шуршащих, отвратительных насекомых. Он поставил бутылку на место и затворил дверцы шкафчика.
— Да, мы нашли его! — так хотелось ему завопить. Но он знал, что еще слишком рано. Еще нужно было доказать, что Бенфилд имеет какое-то отношение к делу Таракана, к четырем убийствам.
— Подождем, пока он вернется домой, — сказал Палатазин, стараясь, чтобы голос его не выдавал волнения. — Мистер Пьетро, мы будем находиться снаружи, в машине. Вам лучше всего, думается, оставаться в своей комнате. Договорились? Если услышите, что вернулся Бенфилд, не спешите покидать свое жилище, вы понимаете?
— Собираетесь его арестовать? А что он сделал?
— Просто хотим задать ему несколько вопросов. Спасибо, что показали нам его комнату, мистер Пьетро. Обо всем остальном мы позаботимся сами.
И вот Палатазин сидит в своей машине, ожидая. Несколько раз ему почудилось, что он видит приближающийся по Коронадо-стрит «фольксваген». Но это лишь показалось. Его не покидал слабый запах жидкости из бутылки, горьковатый, миндальный, немного медицинский. Если тряпку, смоченную этой субстанцией, прижать к лицу жертвы, она действует наподобие хлороформа — очевидно, это была смесь каких-то веществ, с которыми имел дело на работе Бенфилд. Если он и есть Таракан — а тараканы в клетках весьма убедительно показывали, что это так, — он нашел себе какое-то еще более страшное занятие. Но если он — Таракан, то почему изменил свой образ действий?
Минуты томительно складывались в часы. Вскоре по Коронадо перестали проезжать машины. Единственное живое движение — отблеск сигареты. Это Фаррис снова закурил. «Я могу подождать, — подумал Палатазин. — Ты все равно придешь сюда, подонок, и когда ты появишься здесь, мистер Бенфилд, я буду тебя ждать…»
Вес Ричер проснулся в темноте. Голова гудела от «шабли», желудок тянула чрезмерная порция морского языка по-датски. Он сразу почувствовал, что Соланж не лежит рядом с ним и, подняв голову, увидел ее фигуру на фоне лунного света. Обнаженная, шоколадно-коричневая, она стояла у окна, отодвинув в сторону занавес, глядя на Чаринг-Кросс-роуд.
Он сонно смотрел на нее, и события вечера лениво, с трудом, прокручивались у него в голове… Звонки и поздравления от руководящих чиновников Эй-Би-Си по поводу успеха «Чистого везения». Звонок отца из Винтер-Хилл, Северная Дакота, — его мама гордилась бы таким сыном, если бы была жива. Позвонил Джимми Клайн, сообщив, что «Ариста» взяла приманку — контракт на выпуск пластинки с записью «Чистого везения», а люди из передачи «Сегодняшнее шоу» интересовались, не появится ли Вес в их передаче после 1 ноября. Поздравление от Шера, с которым Вес познакомился на вечере Джима Симмонса. А потом обед и вечер с Мелом Бруксом и его сценаристом, Алом Капланом. В новом фильме Брукса специально для Веса была переписана роль. Под конец вечера Брукс ухватил Веса за щеки и воскликнул: «Мне нравится это лицо!» Что для Веса означало — в той мере, насколько это касалось «Кватлебаума», — деньги на счету в банке.
Он моргнул, протер глаза и хрипло спросил:
— Соланж, что там?
Она не отошла от окна, оставаясь неподвижной, слегка склонив голову набок. Она была похожа на черную прислушивающуюся статую. Вес провел взглядом вдоль грациозного изгиба спины Соланж, задержал его на твердых закруглениях ее ягодиц и плавной линии бедер. Он лежал между этих раздвинутых бедер всего час назад, простыни были еще скомканы внизу кровати, и в комнате еще витал перечный запах страсти. Он почувствовал, как снова просыпается в нем желание, и сел на кровати, придерживая голову рукой.
— Соланж, — сказал он, — возвращайся назад.
Она повернулась к нему, и он увидел ее глаза — черные дыры на красивом лице.
— Я слышала крик, Вес, — прошептала она. — Из дома через улицу.
— Крик? Наверное, тебе показалось.
— Нет. — Голос ее одновременно был похож на бархат и сталь. — Мне не приснилось. Крик доносился из дома напротив. Кто живет в доме напротив?
Вес выбрался из постели и встал рядом с Соланж, чувствуя себя как-то глупо.
— Гм… кажется, там живет Дик Кларк… впрочем, погоди секунду… Дик Маркс. Он снял новый вариант «Морского волка», в прошлом году с Ричардом Гиром. Я думаю, это его дом.
Дома видно не было, только темные деревья и верхушки труб над голубыми кронами.
— Ничего не слышу, — сказал он секунду спустя.
— Нам нужно вызвать полицию.
— Полицию? Зачем? У Дика Маркса репутация… Ты понимаешь? Видимо, слегка увлекся игрой со своей новой подружкой. Вызвать полицию было бы дурным тоном, верно?
— Нет, не верно. Это был совсем не тот крик. В нем был ужас. Ты позвонишь в полицию или мне самой?
— Ну, ладно-ладно. Боже, если тебе что-то придет в голову, то уж ничем это оттуда не выбьешь.
Он остановился у телефона рядом с кроватью и набрал 911. Когда ответил дежурный, Вес лишь сообщил:
— В доме на Бель-Эйр кто-то кричал.
Потом он дал адрес и повесил трубку.
— Итак, — обратился он к Соланж, — я исполнил мой долг?
— Подойди сюда, Вес, — сказала Соланж. — Скорей!
Он послушался. Ее пальцы сжали его руку.
— Кто-то перебрался через забор. Смотри! Видишь?
— Ничего не вижу.
— Кто-то стоит в нашем дворе, Вес! — Голос ее тревожно повысился, пальцы сильнее сжали руку Веса.
— Позвони еще! Скажи, чтобы полиция поскорее приезжала!
— Ну, нет! Снова я звонить не стану!
Он наклонился ближе к стеклу, стараясь рассмотреть что-то во дворе, но в полной темноте лишь взмахивали ветки деревьев.
— Там никого нет. Пойдем обратно в постель.
И он уже собирался отойти от окна, когда услышал… Сначала ему показалось, что это только лишь пронзительное завывание ветра, потом звук стал выше по тону и сильнее, это был уже человеческий голос… и вопль перешел в каскад серебристого смеха, словно в журчание фонтана.
— Я вижу тебя-я-я-а-а-а… Ты у окна-а-а-а…
И снова детский серебристый смех, и на этот раз Вес увидел силуэт человека, стоявшего внизу, на аккуратно, словно маникюрными ножницами, подрезанной лужайке, рядом с тонкой пинией. Он почти как днем видел белое одеяние, вьющееся на ветру, длинную гриву рыжих огненных волос, усмехающееся ему лунообразное лицо. Он снова слышал голос, и голос, казалось, доносился совсем с другой стороны.