Затем Гарнетт заставил себя сконцентрироваться на других вещах.
Было начало третьего, когда Джо услышала, как открылась и закрылась входная дверь. Она поспешно спустилась на первый этаж и обнаружила на кухне Энди с бумажным пакетом в руках.
— Отчего ты так рано? — спросила она. — Ты меня перепугал.
Он бросил на нее быстрый взгляд, потом поспешно отвернулся.
— Я некоторое время не буду ходить на работу, — тихо сказал он.
— Что это означает? Что произошло, Энди? Объясни.
Он начал вынимать из пакета предметы один за другим.
Внутри бумажного мешка был другой, поменьше, с красивым шрифтом «Шаффер и Сын, Ювелирные изделия, Л.-А.»
— Мне дали отпуск, две недели, — сказал Палатазин и невесело усмехнулся. Она смотрела, как он открывает две одинаковые коробочки белого цвета.
— Две недели, — прошептал он. — Лос-Анджелес, возможно, уже перестанет существовать через эти две недели. — Он протянул ей коробочку. — Посмотри. Это нужно носить на шее. И я хочу, чтобы ты не снимала его никогда. Даже в кровати, даже в ванной.
Дрожащей рукой она раскрыла коробочку. Там лежал небольшой позолоченный крестик на длинной цепочке.
— Очень красиво, — сказала она.
— Надевай скорее, — ответил Палатазин.
Он открыл другую коробочку, достал второй крестик и застегнул цепочку на своей шее.
— Я хочу, чтобы ты привыкла носить его. Чтобы не забывала о нем. Не знаю, насколько сильно будет это влияние, потому что они не были освящены в церкви святой водой, но это лучше, чем ничего. Ну-ка, надевай его скорей! — Он помог ей застегнуть цепочку.
Пораженная, она молча смотрела на него, когда он снова полез в бумажный мешок. «Боже мой, — подумала Джо, глядя на его лицо, — у него такое же выражение лица, как у его матери перед тем, как ее отправили в дом отдыха. В глазах тот же фанатический блеск, челюсть излучает каменную решимость».
— Энди, — прошептала она, когда он вытащил из мешка несколько связок чеснока и положил на стол.
— Нарежем чеснока, натрем им окна и подоконники, — сказал он. — Потом разбросаем кусочки на крыльце и на лужайке перед домом. Мама говорила, что это помогает отпугнуть вампиров — у них острое обоняние, и они не переносят запаха чеснока — он напоминает им о смерти. — Он повернулся к Джо, увидел, что лицо жены стало белым, как мел. — А, понятно, думаешь, что я спятил, да? Как и все они?
— Я… Энди, ведь ты не в Венгрии! Это совсем другая страна, совсем другое время!
— Какая разница?! Никакой! — резко ответил он. — Какая вампирам разница, что это за страна или эпоха?! Пока есть еда в изобилии, они ни о чем другом не заботятся! А время для рода вампиров ничего не значит. Они не стареют, не умирают. И я говорю тебе — в этом городе появились вампиры! И кто-то должен найти Хозяина — короля вампиров. Иначе еще немного, и будет слишком поздно!
— Но ты ведь не… Энди, что на тебя нашло?
— Я понял истину, — тихо сказал Палатазин. — А ты, Джо, должна поскорее уехать отсюда. Бери машину и уезжай как можно дальше от Лос-Анджелеса. Направляйся через горы на восток. Ты ведь сделаешь это ради меня?
Она шагнула к нему, сжала его руку.
— Мы поедем вдвоем, — сказала она. — Мы устроим настоящий отпуск, целые две недели! Завтра утром уложим вещи и уедем. Отправимся в Сан-Диего, а потом…
— Нет! Нужно куда-нибудь подальше, потому что когда они поползут во все стороны, как тараканы, то их ничем не остановишь. Горы — более надежная защита, поэтому между тобой и Лос-Анджелесом должны быть горы. И ты должна уехать сейчас.
— Но я не уеду одна, — сказала Джо, в глазах у нее блестели слезы отчаяния. — Черт побери, я не уеду без тебя! Что бы ты ни говорил!
Он взял ее за плечи и несколько мгновений смотрел ей прямо в глаза.
— Джо… когда они придут — а они обязательно придут, это вопрос всего лишь времени — то я не смогу защитить тебя. Я даже не смогу защитить самого себя. Но я должен остаться здесь, должен попытаться спасти город… сделать хоть что-нибудь! Бегство ничего не даст. Они будут наступать, и рано или поздно человечество окажется разделенным на небольшие районы-западни, и туда тоже придут вампиры, и тогда… это будет конец всему, ты понимаешь? Вампиры, в конечном итоге, уничтожат сами себя, но перед этим они уничтожат и все человечество, выпьют всю кровь до капли. Кто-то должен хотя бы попытаться остановить их!
— Но почему ты? Именно ты, из всех людей в мире?
— Потому, — тихо сказал он, глядя прямо ей в глаза, — потому что я оказался здесь. И знаю их повадки. Кто еще знает о том, что они идут?
— Пусть этим занимается полиция!
— Полиция? Ну, я знаю из первых рук, как эффективна бывает полицейская служба. Нет, кроме меня за это дело взяться некому. И я пойду один, если такова воля божья. Поднимайся теперь наверх и собирай чемодан. — Он снова повернулся к бумажному мешку, которой все это время лежал, забытый, на кухонном столе.
Джо осталась стоять.
— Я не уеду, — запротестовала она. — Ты не заставишь меня.
— Глупо, — сказал он.
— Но я тебя люблю.
Палатазин повернулся.
— Тогда вдвойне глупо. Неужели ты не поняла ни слова из всего того, что я пытался тебе втолковать?
— Я знаю только, что должна быть с тобой. Я не уеду.
Он долго смотрел на нее, в тишине она почувствовала, как жжет ей лицо взгляд мужа.
— Ладно, — сказал он наконец. — Если ты остаешься до утра, то поможешь мне подготовиться. Начинай резать головки чеснока на кусочки.
Она пошла за ножом, а Палатазин достал из мешка аэрозольный баллон с черной краской.
Палатазин открыл дверь наружу, встряхивая тем временем баллон. На косяке дверного проема он нарисовал струей краски распятие, а ниже по-венгерски «ОВАДЖОДИК» — Берегитесь!
В коридорах Ферфакской высшей школы прозвенел последний звонок. Классы быстро опустели, «тойоты» и «триумфы», повизгивая покрышками, начали покидать площадки стоянок, выруливая на Ферфакс-авеню, оставляя черные следы резины на асфальте, как стрелы, указывающие к ближайшим барам Мак-Дональда.
Томми Чандлер, один из немногочисленных одиннадцатилетних первокурсников школы, когда-либо проходивших по ее коридорам и залам, аккуратно набрал комбинацию на замке своей ячейки, потом открыл дверцу. Внутри лежали его учебники, пачка прозрачных шариковых ручек «бик», несколько блокнотов. К внутренней стенке ящиков была приклеена журнальная фотография Орлона Кронстина в гриме Джека Потрошителя из фильма «Вопли ночного Лондона», фотография была безжалостно вырезана из старого номера «Знаменитых Монстров страны Кино». Тут же имелось изображение Рэйчел Уэлч в бикини, но она была помещена на менее почетное место. Томми вытащил из ячейки учебники истории и алгебры вместе с соответствующими блокнотами. Мистер Китчен, скорее всего, устроит завтра тест по истории, кроме того, Томми собирался почитать немного по алгебре, забежать вперед — то, чем они занимались сейчас, было так скучно! У противоположной стены камеры хранения стояли Джек Бейнс и Марк Сутро, обсуждая достоинства Милинды Кеннимер, ведущей мажоретки из маршевого оркестра Ферфакской школы — неприкосновенной, но восхитительной старшекурсницы.
— Я ее сегодня видел в холле, на пятом этаже, — говорил Марк, вытаскивая из своей ячейки учебник биологии и тетрадь по геометрии. — Бог мой, я чуть не испачкал свои джинсы! Она мне улыбнулась. Честное слово! У нее улыбка как у Фарры Фассет.
— Даже лучше, чем у Фарры Фассет, — запротестовал Джим. — Скорее, как у Бо Дерек. Но Бог мой, какие у нее аппараты! Я слышал, она встречается со Стеном Перри, везет же паршивцу! На прошлой неделе на репетиции, когда она покачивала своими бедрами, а ударная секция выдавала «Ритм джунглей», я думал, что подпрыгну до луны. Нет, девушка не должна быть такой красивой, это неестественно. Нет, она явно стерва.
— Ну и что? Я таких люблю. Ты уже назначил кому-нибудь свидание на День Возвращения?
— Нет пока. Думаю пригласить Ронни Мак-Кой.
— Ха! — Марк громко хлопнул дверцей своей ячейки и повернул диск замка. — Поздно! Джонни Джексон уже пригласил ее, и она сказала «да».
— Вот черт! А я уже настроился. А ты кого приглашаешь? Сельму Вероун?
Марк скорчил кислую мину.
— Смеешься! Старая пицца Вероун? Лучше останусь на бобах. — Он ткнул локтем в ребра Джима, показав на Томми. — Но старушка Сельма пойдет с Чандлером, если он ее попросит.
«Ну вот, — подумал Томми. — Начинается. Надо скорей уходить».
— Эй, Чандлер! — окликнул его через проход Марк. — Почему бы тебе не пригласить Сельму Вероун на День Возвращения домой? Ты ведь так любишь монстров, она тебе подойдет как нельзя лучше.
— Сомневаюсь, — пробормотал Томми. Он слышал, как открылась и закрылась дверь в камеру хранения, но его волновало, что будет дальше, поэтому он не обратил внимания на того, кто вошел. Томми закрыл дверцу, повернул диск замка, повернулся сам и едва не ткнулся носом в глыбу мяса, облаченную в футболку с надписью «Аэросмит». Из пустоты выстрелилась рука, поймала Томми за воротник, толкнула спиной к металлической стене ячеек. Он ударился о металл головой, в ушах сразу зазвенело, словно завыла тренировочная пожарная сирена. Очки повисли с уха на одной дужке, но он и так знал, кто стоит перед ним. Он услышал грубый смех, словно захрюкали свиньи. Джек Бейнс и Марк Сутро внезапно затихли.
— Что ты путаешься под ногами, сопля? — проворчала глыба мускулов.
Томми поправил очки. Перед ним стояли трое — Жюль Тэтчер, прозванный «Быком», и его обычный эскорт — дружки Бадди Карнес и Росс Вейр. У Тэтчера было широкое уродливое лицо, все изрытое оспинами, и такое же враждебное, как поверхность Луны, темные волосы до плеч. Черные глазки хорька излучали ненависть. Он навис над Томми, как башня. Бык довольно неплохо играл защитником в футбольной команде колледжа, но две недели назад его выгнал тренер, поймав на продаже порнографических открыток на стоянке. По возрасту он должен был быть старшекурсником, но шестой и восьмой класс оказались за пределами его возможностей. Теперь он сдавал экзамены только благодаря шпаргалкам. Глаза его, устремленные на Томми, кровожадно мерцали. Томми вполне верил рассказам о любви Быка к насилию, особенно если посмотреть на его жестокий, тонкогубый рот. К несчастью, его ячейка находилась рядом с ячейкой Томми.