Даже Томми, сняв куртку и втянув живот, с трудом справился с задачей. Он полз, извиваясь, несколько раз ему казалось, что он застрял, но наконец он уже стоял на другой стороне. Он подошел к цепи, свисавшей с пары железных воротов в стене, и потянул. Мышцы плеча пронзила судорога, ворота поднялись всего на пару футов, после чего ему пришлось отпустить рукоятку. Отдохнув, он собрался с силами и попробовал еще раз. На этот раз он обнаружил, что цепь подобна веревке венецианских жалюзи — можно было закрепить цепь за железный штырь и отдыхать, при этом решетка не опускалась. Таким образом он поднял решетку на 4 фута и дальше уже ничего сделать не мог. Палатазин протиснулся под решеткой, и они поспешили мимо бульдозера, грузовиков и «линкольна» к двери, в которую вошел Бенфилд.
Она была заперта на щеколду изнутри, но трех мощных ударов молотка было достаточно, чтобы сломать замок. Они увидели длинный каменный пролет ступеней, исчезавший в чернильной темноте, и начали спускаться, ощупывая холодные, влажные, покрытые трещинами стены. В норах пищали крысы, сновали под ногами. Где-то далеко внизу Палатазин слышал лай собак. От лестницы ответвлялись другие коридоры, многие были забраны железными решетками, вроде той, под которой пролез Томми. Палатазин опасался ловушек в тех коридорах — новых капканов, соединенных с ручками дверей пистолетов, разбросанных отравленных игл, опрокидывающихся каменных плит пола, и поэтому считал более разумным следовать тем же путем, что собаки.
— Куда ведет этот коридор? — спросил он Томми. — Ты имеешь понятие?
— Думаю, в винный погреб в нижнем этаже подвала. Там у Орлона Кронстина хранился миллион бутылок.
— Вампиры не станут спать на одном этаже с собаками, — сказал Палатазин. — Иначе могут проснуться с отгрызенной рукой или ногой. А что на верхнем этаже подвала?
— Просто комнаты, большие.
— Наверное, там как раз и стоят гробы. Но опасаюсь, что многих мы уже застанем совсем не спящими.
Лай и шум были теперь гораздо ближе. Они услышали глухие удары.
— Назад! — зарычал голос Бенфилда. — Я тебе ребра переломаю! — В ответ послышалось свирепое ворчание, новый удар и визг.
Лестница кончилась у запертой двери. За ней, как знал Палатазин, должны были находиться сейчас собаки, Бенфилд и винный погреб. Видимо, Бенфилд еще не стал вампиром, и король использовал его как слугу-человека. Но есть ли у него пистолет, нож или другое какое-то оружие, кроме деревянного посоха? Палатазин навалился на дверь, она со скрипом приоткрылась на несколько дюймов. Он увидел несколько больших комнат, расположенных последовательно, с пустыми полками вдоль стен. На одной из полок стоял ручной фонарь, его луч плясал над мечущейся по комнате сворой собак. Потом показался и сам Бенфилд, который с грохотом ударил посохом об пол, чтобы заставить собак слушаться, пока он бросал им куски кровавого мяса, доставая их из большого кожаного мешка на поясе. Вперед прыгнула немецкая овчарка, пытаясь стащить кусок сырого мяса, вырвать его из рук Бенфилда, пока тот не бросил его остальным.
— Назад! — рявкнул Бенфилд и огрел собаку по голове своим орудием усмирения. Собака завопила, отскочила в сторону и упала, остальные бросились к еде поверх повалившегося пса.
— Была бы у меня склянка, — тихо сказал Бенфилд, — так я бы вас успокоил. Я бы вас накормил порошочком. Вы бы у меня попрыгали тогда.
В тусклом свете глаза его казались черными дырами на трупно-белом лице.
— А ну, назад, я сказал! Вот дерьмо!
Он стоял спиной к двери, примерно в 15 футах от Палатазина и Томми.
Палатазин заставил себя успокоиться и, сжимая молоток, тихо вошел в комнату. Он поднял руку с молотком, размахиваясь.
Серая дворняга с красной от крови мордой метнула взгляд на непрошеного гостя и обнажила белые клыки, тут же разразившись залпом оглушительного лая. Бенфилд начал поворачиваться, и Палатазин увидел, что он не успеет достать преступника. Он прыгнул, глаза Бенфилда расширились. Он швырнул в лицо Палатазина посох, но Палатазин выставил левую руку, и удар пришелся на предплечье, как раз над кистью. В следующий миг он столкнулся с Бенфилдом, и они, яростно борясь, упали на пол, среди лающих взбешенных собак. Они катались по полу: Палатазин пытался ударить противника в висок молотком, но Бенфилд перехватил его кисть своими, по силе сжатия похожими на тиски, ладонями. Второй рукой он схватил Палатазина за горло и начал сжимать.
Вокруг прыгали и метались собаки, дергая за рукав, штанины, пытаясь укусить. Несколько собак начали драку между собой за овладение выпавшими из мешка кусками мяса. Одна вцепилась в кожаный мешок, пытаясь стащить его с ремня. Палатазин ударил Бенфилда в лицо побелевшим кулаком, из носа противника потекла кровь, но он лишь довольно усмехнулся, продолжая сжимать пальцы. Собака оторвала часть рукава Палатазина. Другая укусила Бенфилда за ухо и оторвала кусок. Но Бенфилд теперь уже не чувствовал боли, он вообще ничего не чувствовал, кроме желания убить врага. Он подмял под себя Палатазина, придавил его руку с молотком, сжал обеими руками горло и начал сдавливать. Палатазин задыхался, в висках пульсировала боль, он чувствовал, что в левую лодыжку вцепились собачьи зубы, другая собака зловонно дышала ему прямо в лицо. Животные в бешеном возбуждении вертелись вокруг дерущихся, завывая и подпрыгивая, доведенные до исступления жаждой крови и голодом.
Томми подхватил валявшийся на полу боевой посох Бенфилда, прыгнул, спасаясь от зубов атаковавшего его пса, ударил, попав собаке в горло. Теперь вокруг него образовалось свободное пространство — собаки боялись знакомого опасного предмета. Томми примерился и ударил Бенфилда по затылку. Тот застонал, но пальцев не разжал.
— Отпусти его! — крикнул Томми и ударил изо всех сил еще раз. Довольно толстая палка переломилась посередине, в руках Томми остался зазубренный обломок примерно в три фута длиной.
Бенфилд повалился в сторону, на бок. С тихим стуком голова его ударилась об пол, и Палатазин с трудом разжал пальцы, которые, словно окаменев, впились в его горло, оставив глубокие вмятины. Он поднялся, пятясь прочь от прыгающих со всех сторон собак. Они на него внимания больше не обращали — теперь их больше интересовал кожаный мешок с мясом, за обладание которым завязалась жестокая драка. Одному псу удалось оторвать мешок от ремня, и, подхватив его, пес помчался прочь, остальные его преследовали. С жутким лаем и воем свора исчезла в соседней комнате, оставляя разбросанные по каменному полу куски мяса. Палатазин некоторое время смотрел на неподвижно лежащего Бенфилда, потом перевернул его и пощупал пульс.
— Он умер? — спросил Томми, тяжело дыша. — Неужели я… его убил?
Палатазин поднялся и взял с полки фонарь.
— Нет, — хрипло сказал он.
У него дрожали колени, и когда он стер ладонью пот с лица, заметил, что пот стал розовым. Он поправил рюкзак на плече, пальцы его сжимались и разжимались на рукоятке молотка. Если он не убьет Бенфилда, тот предупредит вампиров. Все было просто и оттого ужасно. Он присел рядом с лежавшим без сознания оглушенным Бенфилдом, изучая жабье лицо преступника, потом поднял молоток, чтобы разбить врагу череп. Рука его замерла в верхней точке замаха. Силы Палатазину хватало, но не хватало решимости. Одно дело убить вампира, другое — человека, пусть даже он и пытался только что убить тебя. Совсем не простое дело убивать беспомощного человека, лежащего на полу, убивать хладнокровно. «Капитан Палатазин, — подумал он, — бывший капитан, во всяком случае. Неужели ты хочешь, чтобы мальчик это увидел?» Он посмотрел на Томми, увидел, какими остекленевшими, мучительными стали его глаза. «Вампира — да, но не человека».
Палатазин поднялся. Нельзя было определить точно, когда придет в себя Бенфилд, если вообще придет.
— Я ведь говорил тебе — оставайся дома, разве не говорил? — спросил мальчика Палатазин, пытаясь улыбнуться. Улыбка получилась жалкая. — Итак, куда мы теперь направляемся?
— Там будет… — Томми с трудом отвел взгляд в сторону от Бенфилда. — Тут должна быть где-то еще одна лестница, ведущая на верхний этаж подвала. Не знаю точно, где она, но…
— Мы ее отыщем. Давай-ка поскорей отсюда уходить, пока не вернулись собаки. Их тут, кажется, не очень сытно кормят.
Сжимая в одной руке молоток, а в другой фонарь, Палатазин шагнул в темноту; рядом с ним шагал Томми.
— Забавные игрушки, хитрые, — сказал принц Вулкан, поднимая со стола один из кислородных баллонов. Он несколько секунд внимательно изучал вентиль, потом повернул кран и прислушался к шипению выходящего газа. Он улыбнулся и завернул кран, осторожно положив баллон на стол в зале совета, рядом с грудой других вещей, рядом с золотой магической чашей миниатюрного урагана. Потом он поднял маску, посмотрел на нее и бросил обратно.
— Умно, — сказал он. — Эти люди — довольно умные создания, верно, Кобра?
Кобра усмехнулся. Он стоял у камина, где сидели на полу отец Сильвера и Вес. В руке у него был любимый черный маузер, хотя едва ли в нем была необходимость. Лицо священника превратилось в маску страдания, покрылось крупными каплями испарины, которые медленно стекали вниз, капая на рубашку. Ловушка капкана все еще висела у него на левой лодыжке, стальные зубья впились в кость. Священник лежал на боку, и нога эта была совершенно бесполезной — малейшее движение вызывало судорогу ужасной боли. Сильвера не проронил ни стона за все время с момента, когда они попали в этот зал. Рядом с ним сидел на каменном полу Вес, за спиной которого трещало пламя в громадной пасти камина. Когда там, снаружи, отворились ворота и из замка вышли двое — Таракан, шедший впереди и палкой прощупывавший песок перед собой, чтобы не попасть в капкан, установленный ранее собственными руками, за ним следовал Кобра — Вес тут же узнал альбиноса. Таракан сорвал с Веса кислородную маску, Кобра со скоростью молнии выхватил пистолет из внутреннего кармана.
— Этого сукина сына я уже где-то видел! Откуда же я тебя знаю? — глаза альбиноса сузились. — Ага, ага. Прошлой ночью… небольшая вечеринка в Восточном Лос-Анджелесе. Так. У тебя там была отличная черная стерва, парень. Я потом всю ночь ее насиловал, вот этими клыками тоже…