– Я один никуда не пойду! – запротестовал Хессирун. – Кто-то должен мне помочь.
Загнутые Рога понял намек, однако он был глух к блеянию ягнят.
– Да, да, конечно. Видишь эти мшистые валуны?
– Ну, вижу…
– Поищи между ними. Один! Сейчас же!
Хессируну это совсем не нравилось, но, несмотря на несогласие, он не нашел в себе смелости возразить Загнутым Рогам, поэтому без особого желания, но послушно и не ворча, поплелся туда, куда ему велели.
– А ты, Тертелл, иди в другую сторону, к древесным. Ищи на стволах и в укромных уголках корней. Я буду ждать вас здесь и присматривать за вами, чтобы вы не слишком разбежались. Ну же, ну. Шевелите копытами.
Хессирун несколько раз оглянулся. Его сильно подмывало развернуться и с размаху подцепить на рога этого тщеславного нюхача, но он знал, что это всего лишь глупый порыв уязвленной гордости, грезящей местью, и он не собирался поддаваться ее давлению.
Хессирун миновал мшистые валуны и остановился. Передатчики были здесь и совсем не прятались от него. Они стояли на виду, вплотную друг к другу, неподвижные, наполовину погруженные в траву. Вместе они составляли небольшое стадо и выглядели так, будто ждали именно его. Хессирун обошел их по кругу и внимательно посмотрел на каждого в отдельности. Все они были разных размеров, но при этом очень друг на друга походили. У каждого на единственной белой ножке, будто припорошенной какой-то пыльцой, сидела непропорционально большая голова в виде половинки шара, ядовито-красная с синюшными точками. Хессирун осторожно подошел к Передатчикам и понюхал их. Они пахли хитином насекомых и собой – этой характерной терпкой и влажной аурой Передатчиков. Они никак не реагировали на присутствие Хессируна, потому он с облегчением оставил их в покое. Но не успел он сделать и шести шагов, как услышал крик Загнутых Рогов.
– Стой! Ты слишком далеко! Отойди назад, затем встань боком и двигайся так, чтобы я все время был от тебя слева, примерно на одном расстоянии.
Бормоча тихие ругательства, Хессирун долго крутился на одном месте, пока его тело не приняло положение, соответствующее указаниям Загнутых Рогов, после чего нехотя двинулся дальше.
Тертелл нырнул в тень, лежащую под ветвями древесных Тихо Зеленых. Окружившая его темнота с каждым мгновением становилась все более холодной и непроницаемой. Самое время сказать Загнутым Рогам, что лучше отказаться от дальнейших поисков, потому что скоро совсем стемнеет и ничего видно не будет, а ведь можно вернуться сюда завтра, сразу после восхода солнца. Однако Тертелл понимал, что это не поможет. Что бы он ни сказал, нюхач все равно заставит его искать до победного конца. Поэтому Тертелл молчал и сосредоточенно обнюхивал стволы. Вскоре на одном из них он заметил большое стадо темно-коричневых Передатчиков. Острые конические головы, насаженные на тонкие и очень длинные ноги, покачивались в прохладных порывах немого ветра и как-то не располагали к спешке. Тертелл посмотрел на них и потерял всякий интерес к поискам. Ему хотелось только закрыть глаза и тут же упасть там, где он стоял. Едва он об этом подумал, как ноги подкосились сами. Непроизвольно опустились тяжелые веки. Козимандис шевельнул ноздрями и принялся обнюхивать вслепую. Воздух показался ему каким-то иным, будто расслоенным. Лесные запахи, всегда плотные, яркие, почти осязаемые, стали вдруг легкими, как мимолетный туман, парящий над широкой водной гладью, дышащей прохладой. К этим запахам примешивалось что-то липкое, принявшее в сознании Тертелла облик угловатого и мало приятного скопления различных странных существ. Их отвратительная до тошноты чуждость не оставляла сомнений, что встретить их можно только во сне, и все же они почему-то казались Тертеллу знакомыми. Особенно эти трехногие существа, похожие на огромных волосатых куапов. Внешний вид их тел как бы вписывался в пустоты между наслоениями застывшего естества, составляющими его козимандисность. Тертелл фыркнул, пораженный нелепостью своих ассоциаций, которые не имели ничего общего с реальной жизнью. И тут послышался шорох, близкий и отчетливый, но осторожный, как будто то, что его вызвало, пыталось незаметно проскользнуть рядом с Тертеллом.
Он открыл глаза.
Когда Хессирун уже потерял надежду наткнуться на что-нибудь стоящее, он вдруг почувствовал за собой странное, шелестящее движение. Картина происходящего не могла появиться в глазах Хессируна, потому что он смотрел в другую сторону. Он не видел, но был уверен, что огромный островок травянистых Тихо Зеленых, через который он как раз проходил, внезапно задрожал, как будто нечто, зарытое глубоко под землей, ухватилось за корни и несколько раз сильно дернуло вниз. Сильные внутренние ощущения, прошедшие по всему телу Хессируна, внезапно убедили его, что подземный спазм, похожий на рывок вниз, и связанный с ним дрожащий шелест вызваны неким движением внутри него самого, которое затем передало этот судорожный толчок Тихо Зеленым. Точно так же перепончатый зубастик невидимо крадется прямо над каменистым дном пруда, но сильными ударами хвоста вызывает на гладкой водной поверхности беспокойные волны при отсутствии ветра.
Холодная дрожь пробежала по спине Хессируна. Он попятился на негнущихся ногах и склонился над островком травянистых Тихо Зеленых. Между длинными зелеными травинками тускло мерцало что-то золотистое.
Тертелл не хотел спугнуть то, что здесь таилось, поэтому он осторожно встал, медленно выпрямив ноги и неподвижно замер, вглядываясь в темный воздух. Он ждал. Терпеливо ждал. Через некоторое время он снова услышал шорох. Такой же, как и предыдущий, и по-прежнему близкий, но теперь доносящийся откуда-то сверху. Он поднял глаза и с левой стороны широкого древесного ствола, чуть выше его головы, разглядел золотистый силуэт куапа.
Пробираясь сквозь прохладный мрак ночи, Хессирун и Тертелл вернулись к Загнутым Рогам почти одновременно. Без слов они положили перед ним то, что нашли. Они могли это детально рассмотреть, потому что темнота уже пропиталась серебристым сиянием Лунного Камня, который выкатился на небосвод с типичной для него неповоротливой медлительностью, но совершенно вопреки ожиданиям. Ибо опыт подсказывал, что он должен был появиться только через две-три ночи. Однако Лунный Камень сделал это именно сейчас, и его мягкий свет мягко мерцал на гладкой коже находок, которые, судя по внешнему виду, могли и не быть Передатчиками, ведь покрыты были чем-то напоминавшим мелкие золотистые чешуйки. Но в остальном они не могли друг от друга сильно отличаться.
У того Передатчика, что принес Хессирун, была очень толстая нога, непропорционально большая по отношению к крошечной конической головке. А второй, находка Тертелла, обладал большой шаровидной головой, установленной на целых трех длинных и тонких ножках.
Загнутые Рога не скрывал своего удовлетворения.
– Отлично! Активные, идеально подходящие монадические антенны. Вы отлично справились.
– Но что теперь? Что нужно с ними сделать? – спросил Тертелл, хотя уже начинал догадываться, к чему идет дело.
Загнутые Рога захихикал.
– Разве это не очевидно?
– Нет! – буркнул Хессирун.
– Хорошо, что ты притворяешься идиотом, но ты слишком стараешься, и тебя выдают уместные замечания.
Хессирун глянул на него исподлобья, чтобы оценить, стоит ли с ним бодаться, но в глазах и позе Загнутых Рогов читалось то, что отбирало любое желание вступать в конфронтацию, поэтому мощный козимандис немедленно ушел в себя.
– Нет, нет, Хессирун, не надо, возвращайся и расскажи нам, что нужно сейчас сделать. Я умираю от любопытства.
Каждое слово нюхача звучало твердо, как камень.
Хессирун громко сглотнул слюну и сказал.
Ламрех
– Иногда я слышу нечто странное.
– Как и все жители Лондона, мистер Рэймонд. Вы думаете, я не слышу этих жутких раскатов «Фау-1» или коротких пронзительных визгов «Фау-2», которые мгновенно заканчиваются взрывом?
– Да, дорогая Эмма, конечно, но я слышу совсем другое.
– Что?
– Трудно сказать.
– Думаю, вам следует отдохнуть. Я расстелила постель, и если вы хотите лечь, то…
– Нет, нет. Я еще посижу. В моем возрасте на сон надо вести охоту. Никогда не знаешь, когда он соизволит появиться. Я подожду, пока он украдкой появится.
– Это может и не зависеть от возраста. Мне, например, с детства бывает трудно заснуть. И сон у меня очень неглубокий. Сейчас я снимаю квартиру на первом этаже, и меня будят даже короеды, грызущие стропила на чердаке.
– Я тоже иногда их слышу.
– Но вы живете на чердаке. И вы слепы.
– Да. Спасибо, что напомнили.
– Пожалуйста, не сердитесь. Я не хотела вас обидеть. Я просто…
– Ну что вы? Это не ваша вина, хотя вы помогаете мне с такой самоотдачей, как будто это ваше личное дело.
– Меня задевают такие слова, мистер Рэймонд. Вы же знаете, для чего я это делаю.
– Я знаю, мисс Эмма. Я знаю. Я тоже по нему скучаю.
– Папа никогда бы не простил меня, если бы я оставила в беде его лучшего друга.
– Несомненно, он ценил преданность превыше всего, однако у меня сложилось впечатление, что ваше желание помочь связано не только с чувством долга. Мне кажется, что в вас живет добро, которое заставляет чувствовать сильную потребность заботиться о других людях. Или я совершенно не прав насчет вас, и на самом деле стремление жертвовать собой ради других помогает вам забыть о собственной боли. Вы понимаете, к чему я клоню? Я в чем-то прав?
– Не знаю. Я не задумывалась. Я простая девушка, и мне не нужны ответы на все вопросы.
– Простите, мисс Эмма. Я позволил себе лишнее. В моей темноте слова подобны пружинным механизмам, наделенным собственной волей, и часто со мной так бывает: прежде чем я пойму, что происходит, они уже успевают увести меня от того, что действительно важно. А ведь это факт. Хотя это порой и не видно, но я несказанно благодарен вам за то, что вы мне помогаете. Я бы сам не справился с жильем, делами, приготовлением пищи. И, по правде говоря, играть на пианино в ресторане Дона – это такое скучное и отупляющее занятие, что только разговоры с вами заставляют меня чувствовать себя лучше. Клиенты все время просят играть одни и те же мелодии. До тошноты. А на заднем плане гудят без перерыва бессмысленные дискуссии о войне, налетах и продовольственных