– Кончай этот цирк и говори наконец, – ворчит Альбини.
– Я не специально это делаю… я действительно… А впрочем, неважно. Что бы я ни сказал, ты все равно поймёшь по-своему. Ну, да ладно. Я позвал вас, потому что позвонил Уильям, который, как вы знаете, курирует наш проект от концерна «Нефастис». Точнее, курировал.
– Что значит «курировал»? – спрашивает удивленный Теренс.
– Его отстранили. Но это еще не все. Вы переживали, что «Нефастис» выделит нам меньше денег на следующий год?
– Мы догадались? – спрашивает Генри.
– Не совсем. Проблема решалась иначе.
– Я умираю от любопытства, – язвит Альбини.
– Следующего года не будет.
Наступает такая глубокая тишина, что слышно, как с брезента палатки съезжают песчинки. Нарушает ее Альбини:
– Твою ж мать!
– Уильям утверждает, что проект закрыли. Окончательно. Не будет нового куратора. Не будет новых экспедиций. Поставят высокий забор, запрут ворота на замок, а ключ выкинут в реку. Возможно, он употребил не эти слова, но имел в виду именно это.
– Твою ж мать… – повторяет Альбини, встает со стула и выходит.
Никто его не останавливает. Короткий звон жестяной кружки, брошенной на камни, прорезает сухой воздух.
– Но почему? – ноет Стивен.
– Мы уже восьмая экспедиция. Ни нам, ни нашим предшественникам не удалось раскрыть тайну Титана, и, думаю, те, кто там наверху считает деньги и планирует расходы, решили, что ничего из этого не выйдет. И закрутили кран.
– Сколько у нас времени? – спрашивает Теренс.
– Трудно сказать. Это зависит от того, насколько быстро будут приниматься решения.
– Давай без твоих рассуждений, – огрызается Генри. – Говори, сколько?
– Десять дней. Стандартная процедура, – тихо отвечает Херманн.
– Что?! – плаксиво восклицает Стивен. – Они сошли с ума!
Херманн встает. Ростом он чуть больше двух метров, у него мощные плечи и длинные мускулистые руки. Он редко этим пользуется, но хорошо знает, какое впечатление на окружающих производят его габариты.
– Только без истерики, Стивен. Успокойся, парень, – спокойно говорит он низким, прижимающим к земле голосом.
Геолог тут же умолкает.
Херманн смотрит на своих подчиненных. На товарищей и друга. И говорит:
– Я хранил это шампанское для особого случая. Я хотел выпить с вами тост за успех в последний год исследований. Теперь мне больше не нужно притворяться и поддерживать ваш дух. Наконец я могу честно признаться, что никогда не верил в то, что мы сможем чего-то добиться, но каждый день радовался, что могу просто находиться здесь, вступая в контакт с чем-то непостижимым. Это была редчайшая возможность. Думаю, что в этой жизни нам больше никогда не удастся встретить ничего столь же интересного и столь же значительного. Я уверен, что большинство из вас оценят это только по возвращении домой. Поэтому выпьем за неминуемую и мучительную смерть ублюдков из «Нефастиса», которые втянули нас в авантюру, а теперь, раньше времени, лишают этого удовольствия. Возвращайтесь к себе и постарайтесь правильно использовать оставшееся у вас время. Делайте то, что обычно или что хотите. Мне пофиг. Все равно ничего не изменить. Я же пойду напьюсь. Чтоб они сдохли!
Одним глотком он допивает шампанское, ставит жестяную кружку на столик и, не оглядываясь, покидает палатку. Он садится в стоящий неподалеку вездеход и едет к своей палатке. Там достает из холодильника бутылку любимого карибского рома «Сейлор Джерри», возвращается к вездеходу, разворачивается и движется через лагерь. У главной палатки его ждет Теренс. Херманн подъезжает и останавливается. Теренс без слов садится рядом с ним. Херманн жмет на газ и направляется на север.
– Зачем ты взял машину? – спрашивает Теренс. – Это ведь недалеко. Мы могли бы прогуляться.
– А хрен его знает… – отвечает Херманн и тормозит. Когда они останавливаются, он глушит мотор и кладет голову на руль.
– Все, что нужно, у тебя есть? – спрашивает Теренс.
Херманн поднимает голову и смотрит на друга с понимающей улыбкой.
– Ну, да.
– Тогда чего мы ждем?
Херманн сует бутылку рома в боковой карман армейских штанов, и они бредут по ровному каменистому плато. Шагая по тонкому слою наносного песка, они направляются к угловатой конструкции, темнеющей на расстоянии менее километра. Теплое багровое сияние низкого вечернего солнца покрывает песок блестящей патиной.
– Как красиво. Мне будет этого не хватать, – говорит Теренс.
– Разумеется. И этого тоже.
– Раз уж тебя пробило на откровенность, скажи мне, пожалуйста, когда тебя пригласили на эту работу, ты верил, что здесь действительно увидишь то, о чем говорят?
Херманн смеется.
– Конечно, нет. Я был уверен, что это обман, что здесь находится что-то совсем другое. Я долго ломал голову, зачем они придумали такое идиотское, совершенно невероятное прикрытие. Но потом удивился…
– Выражение изумления не сходило с твоего лица не меньше года.
– Само собой… И у тебя тоже.
– Я тоже был хорош, – признается Теренс. – Но в итоге поверил в успех нашей экспедиции.
– Ты? «Мне нужны веские доказательства». Хорошая шутка.
– Я долго думал об этом, и мне кажется, что все зависит от того, удастся ли нам вывезти отсюда то, что мы так ясно ощущаем. Мы же знаем, что оно тут есть, и все же нам никак не удается поймать это в сачок науки. Если мы сможем сохранить это в себе, наша экспедиция увенчается успехом, и ни «Нефастис», ни кто-либо другой у нас этого никогда не отнимет.
– Я не этого ожидал от тебя, но рад, что ты меня разочаровал. И согласен, пусть все катятся на хрен.
Херманн и Теренс добираются до сарая из гофрированной жести и запускают генератор. Затем подходят к решетчатой башне, садятся в маленький ржавый лифт и спускаются вглубь самой большой гробницы на земле.
Неизвестно, кто ее нашел и когда. Концерн «Нефастис» не делится такой информацией, руководство считает, что так приезжающие сюда ученые возьмутся за дело с большим рвением, что, по крайней мере, теоретически, позитивно скажется на результатах исследования. Но известно, что с тех пор, как двадцать три года назад сюда стали прибывать исследовательские группы, это место стало памятником человеческому бессилию, беспомощности и растерянности. Правда в том, что даже проем в крышке гробницы, через который они как раз спускаются на шумном и расшатанном лифте, появился еще до прибытия первых исследователей. На их счастье, потому что выдолбить такую шахту было бы необычайно трудно, то есть, говоря языком практики, слишком долго и трудоемко, если вообще имело смысл.
Лифт останавливается прямо под крышкой саркофага. Херманн и Теренс выходят из кабинки и, окруженные тусклым желтоватым светом, идущим из центра гробницы, проходят по ажурному помосту, висящему над черной бездной. Они чувствует, как вокруг глухо пульсирует огромное пустое пространство.
Херманн подходит к панели управления и по очереди включает четыре рубильника. Внизу загораются огни, постепенно открывая вид, к которому невозможно привыкнуть.
Под шестиугольной крышкой толщиной девяноста метров и в диаметре около двух километров, лежит скелет, чья длина от макушки головы до кончиков пальцев на ногах составляет ровно тысячу восемьсот метров. Если бы скелет не был таким большим, он выглядел бы как нормальные человеческие останки, лежащие в горизонтальном положении, с руками, вытянутыми вдоль того, что осталось от мертвого тела.
Херманн перегибается через перила и смотрит вниз, на сферическую выпуклость огромного лба, высящегося, как костяная гора. Он заглядывает в гигантские глазницы, шириной в восемьдесят метров и глубиной в пятьдесят. Мурашки бегут по спине Херманна, хотя он спускался сюда много раз.
Теренс тоже смотрит вниз, потом направляет взгляд влево, на белые арки гигантских ребер, слабо освещенные прожекторами, и шепчет:
– Мы идем?
– Конечно, – тихо отвечает Херманн, не глядя на друга.
Все, кто сюда попадает, сразу непроизвольно приглушают голос, будто чувствуя, что здесь прячется нечто, готовое проснуться.
На другом конце помоста находится еще один лифт, который через носовую полость ведет внутрь черепа Титана. Херманн и Теренс садятся в кабинку и спускаются вниз.
Концерн «Нефастис» всегда присылал сюда умных и находчивых людей, поэтому, несмотря на скупость информации, они сами обнаружили, что шестиугольный саркофаг Титана находится в Сахаре, в центральной части массива вулканических гор Тибести. Но они мало что могли сделать. Изучив окрестные территории, ученые пришли к выводу, что саркофаг соорудили не здесь, потому что скалы, из которых он построен, по своему составу и плотности не имеют ничего общего не только с горами Тибести, но и с любыми другими горами на планете Земля. Как будто он упал с неба. Или вышел из глубин планеты, где, возможно, плавал в магме с мифических древних времен, когда Земля столкнулась с другой планетой Солнечной системы и частично поглотила ее вместе с этим саркофагом. Такие абсурдные гипотезы, конечно, никто не может доказать, но их существование вполне оправдано, когда невозможно рационально ответить ни на один вопрос о Титане. Необычные теории – это интеллектуальные предохранительные клапаны, которые спонтанно возникают в умах ученых, когда они встречаются с чем-то необъяснимым. Например, когда не могут взять пробы гигантских костей, потому что материя, из которой те созданы, настолько твердая, что на Земле просто нет инструментов, которыми можно было бы ее раскрошить. Или когда им не удается достоверно оценить возраст Титана, потому что привезенные сюда датировочные устройства не срабатывают и показывают неприемлемые результаты. Согласно показаниям большинства приборов, этот скелет старше Вселенной. Попытки исследовать его рентгеном также оказались безуспешными. Никто так и не нашел способа добраться до тайн Титана, но рано или поздно почти каждый исследователь приходит к выводу, что в этом нет ничего удивительного, ведь, исходя из всех имеющихся у нас знаний об окружающем мире, человекоподобное существо высотой почти в два километра, просто не имеет права существовать. Поэтому находятся и те, кто считает, что это вовсе не скелет, а нечто другое, настолько чуждое нашей реальности, что мы никогда не сможем понять, как это на самом деле выглядит и чем в действительности является. Наше человеческое сознание просто вытесняет это понимание и ловко маскирует его за гигантскими костями.