– Мне это делать необязательно.
– Правда. Могу я кое о чем спросить?
– Не обещаю, что отвечу.
– Но я попробую. Ты родился с такими способностями?
– Нет, большую часть жизни я был обычным человеком. Меня изменило то, что я пережил во время Второй мировой войны.
– Ты расскажешь мне об этом?
– После стольких лет мне даже трудно поверить, что это действительно произошло. И все же сейчас я такой, какой есть. Это факт. Мне не нравится вспоминать об этом, но, возможно, тебе стоит выслушать мою историю. Да, это может быть интересно. Я рад, что ты спросил. Я бы сам не предложил. Ненавижу старых бабушек и дедушек, которые докучают другим своими историями. И прежде чем я начну, принеси мне, пожалуйста, что-нибудь попить.
– А ты не можешь перепрыгнуть?
– Могу, но мне иногда нравится чувствовать себя обычным человеком.
– В тысяча девятьсот сорок пятом году я был уже не юнцом. Мне исполнилось сорок два года, и я находился в отличной форме, но, кроме хорошего здоровья, ничем особенным не выделялся. Я вел простую и скучную жизнь. Моя беда была в том, что я родился лишенным амбиций, меня ничто не интересовало и я ничего не мог достичь. Я с трудом окончил профессиональное училище, двадцать лет проработал в хозяйственном магазине, все еще жил с родителями и не мог подцепить ни одной классной девчонки.
Девушки сторонились меня. Думаю, они неосознанно ощущали, что имеют дело с неудачником, с которым абсолютно бессмысленно планировать будущее. Я знал, что надо что-то изменить в жизни. Просто у меня не было идеи, что и как следует делать. Пару раз в голове мелькнула мысль, что хорошо бы записаться в армию, однако идея гражданского долга никогда не прельщала меня. Я не собирался умирать за других. Однако пришлось рискнуть, потому что иной возможности я не нашел. Я утешал себя тем, что война уже вступила в решающую фазу и в Европе намного безопаснее, чем год назад. Я был наивным идиотом. На перевалочных базах насмотрелся на штабеля гробов и трещащие по швам лазареты, пахнущие гноем и кровью, поэтому, когда наконец попал в лагерь снабжения союзников в центральной части Франции, я был бледен от страха. По прибытии на место я узнал, что мне нужно дождаться самолета, который доставит меня на фронт. Это ожидание продолжалось несколько недель. Я выдохнул, успокоился, помогал на кухне и все время держал у уха маленькое портативное радио. Понимаешь?
– Не очень…
– Эх, молодежь. Ты вообще ходил в школу?
– Конечно. И у меня был высокий средний балл.
– И тебе ничего не приходит в голову? Неважно. Дело в том, что с каждым днем фронт смещался на восток, и при хорошем ветре мне вообще не пришлось бы воевать. К сожалению, мой самолет прилетел еще до окончания войны. Он забрал новобранцев и груз медикаментов. Я точно не помню, сколько нас там было, человек сорок. Большинству парней не было и двадцати пяти лет, и они странно на меня смотрели. Ведь я был намного старше их. Мы взлетели в сумерках, но это мало нам помогло. Ночью нас сбили над Альпами.
– Ты заливаешь. Как тебе удалось выжить?
– Самолет не взорвался в огненном шаре. Нас подбили в хвост и левый двигатель, пожар распространился быстро, но все успели эвакуироваться. Мы спрыгнули на парашютах.
– И каково это?
– Ужасно. Было темно, и я не видел, куда падаю. Холодный ветер трепал меня во все стороны. Наконец я налетел на дерево и сполз по ветвям прямо в каменистый ручей. Ледяная вода проникла под одежду. Я запутался в стропах, попытался встать, но упал, потому что, кажется, вывихнул лодыжку и не смог стоять на правой ноге. Я отчаянно боролся с сильным течением. К счастью, глубоко там не было, поэтому, переползая по острым камням, я добрался до берега. Измученный, я прильнул лицом к влажному мху, у меня не было сил пошевелиться. Однако через некоторое время взял себя в руки, стиснул зубы и попытался встать. Перед глазами замелькали разбегающиеся огоньки, и я потерял сознание.
– От боли?
– Скорее от удара по голове.
– Как это?
– Это были фонарики немцев.
– Всех выловили?
– Не знаю. С этого момента я мало в чем уверен. Я очутился в маленькой камере без окон. Под лампочкой стояли два ведра, одно было пустым, а другое наполнено чистой водой. В остальном голые стены. Снаружи доносились тихие отзвуки далеких криков. Я был в ужасе. Выл и плакал, как ребенок. Кусал себя за руки от бессилия. В конце концов я остановился и, поскольку никто не приходил за мной, начал размышлять. Оказалось, они не слишком тщательно обыскали меня, потому что оставили перочинный нож, который я прикрепил к поясу. С его помощью я добрался до петель.
– Не до замка?
– Я бы не смог, но винты на петлях были с моей стороны, и я мог без проблем до них добраться. Я сразу же приступил к работе. Все время прислушивался и, как только мне казалось, что кто-то проходит за дверью, отступал вглубь камеры. Наконец мне удалось выйти. За дверью был длинный полукруглый коридор. Он походил на штольню. Я понял, что нахожусь под землей. Внезапно я услышал странный звук. Не обращая внимания на боль в лодыжке, быстро спрятался в вентиляционном отверстии. Через мгновение я увидел нечто невероятное. Четверо немецких солдат катили огромный золотой шар. В том месте, где он касался каменного основания, появлялась небольшая воронка – вогнутость, которая выпрямлялась после прохождения шара. Казалось, немцы катят его в углублении, скользившем вместе с ними.
– Невозможно!
– Нет такого слова. Никогда не было. Я понял это в тот день. Я был так потрясен увиденным, что на мгновение забыл о страхе и поковылял за ними. По коридору добрался до производственного цеха, где собирали V2. Повсюду валялись части для этих ракет, но никто не работал. Под краном стояла толпа людей. Немцы в форме, рабочие в грязных комбинезонах и несколько наших. Все вместе, как загипнотизированные, уставились на золотой купол, возвышавшийся посреди зала. На моих глазах четверо солдат дотянулись до него странным шаром, и обе эти формы слились друг с другом, как капли золотой ртути. На мгновенье купол стал верхушкой огромного шара и рухнул в бетонный пол, придав ему форму глубокой воронки. Наклон не произвел на собравшихся никакого впечатления. Они продолжали стоять неподвижно, по стойке смирно, ни один не упал. Я услышал громкий гул, и все обернулись в мою сторону. В тот же миг я понял, что они не смотрят на меня. Я хотел оглянуться, но упал и почувствовал, как тяжелый холод пробежал по моим ногам. Как будто что-то прошлось по мне. Боли я не чувствовал, только удивлялся, что не могу встать. Я перевернулся на бок и увидел это. Оно было огромным. Фосфоресцирующая цилиндрическая форма поднималась высоко вверх на бесчисленных, воздушных, тоненьких ножках. Она приблизилась к шару мягким движением подводного растения и просочилась внутрь. Какое-то время ничего не происходило, а потом шар начал меняться. Он растянулся, уменьшился в объеме, стал вращаться и превратился в нечто похожее на толстый медный провод, который молниеносно перекинулся через кронштейны и выскользнул через маленькое окошко под потолком. Пол в цеху мгновенно обрел прежнюю форму, но солдаты, рабочие и пленные стояли неподвижно, словно шар все еще был там. Меня охватила паника. Я хотел бежать, но не смог, потому что у меня не было ног. Я смотрел на два гладких, красиво поблескивающих обрубка, которые торчали из клочьев брюк, и у меня в голове была пустота. Не только это изменилось. Я чувствовал себя очень странно. Рванулся вперед и вдруг оказался в лесу. Я был полностью дезориентирован. Голова кружилась, пахло чистым бельем. Меня ослепил яркий свет. Когда я привык к нему, оказалось, что я каким-то образом переместился в родной дом. Мать сказала мне, что несколько недель назад они услышали грохот, доносящийся из моей комнаты, и нашли меня без сознания, свернувшимся калачиком на полу. У них я вернул свои силы.
– Тебя никто не искал?
– Армия решила, что я погиб. Через два месяца родители получили официальное письмо с соболезнованиями. Мать показала мне его. Я никогда не забуду ее лицо, но в каком-то смысле это письмо говорило правду. Я больше не был тем же человеком. Это существо отняло у меня ноги, но мне они были не нужны. Я преобразился. Мои культи – это не остатки ног. Это естественное дополнение к новым навыкам восприятия и управления реальностью, которые я вскоре открыл и научился использовать. Но это совсем другая история. Ну и что? Что ты на это скажешь?
– Не знаю…
– Это хорошо. На самом деле, я рад, что смог рассказать это кому-то. Я все еще здесь, в этом мире, потому что жду, когда кто-то, с кем я чувствую связь, уйдет. Но это не займет много времени.
– Это из-за той рыжей старушки?
– Заметил…
– Почему бы тебе не поговорить с ней?
– Она слишком молода для меня. К тому же мне не стоит беспокоить ее. Особенно сейчас, когда у нее осталось так мало времени.
– В каком смысле?
– Как будто ты не знаешь.
– Ты ничего не можешь сделать?
– К сожалению.
– Возможно, вы встретитесь на другой стороне.
– Не получится. Религии заблуждаются. Все, что переходит с одной стороны на другую, претерпевает полную трансформацию. Ты не закончишь там то, что начал здесь.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю. Завтра или послезавтра нам придется распрощаться.
– Мне очень жаль.
– Зря, я не умираю, а отправляюсь в долгий путь. Если бы ты мог видеть мир моими глазами, ты бы понял, что дорога, по которой я иду, велит мне отказаться от своей нынешней формы и отпустить энергию этого тела.
– Куда ты отправишься?
– Не знаю, тропа проходит по многим мирам. Почему ты так смотришь? Думаешь, я сошел с ума?
– После того, что ты мне показал? Нет, просто я себя как-то по-другому ощущаю…
– Вот почему все инстинктивно держатся от меня подальше. Пребывание в моем обществе влияет на восприятие. Меняет его. Не слишком, но достаточно, чтобы сделать из тебя другого человека. Не бойся этих перемен, как ты не боялся меня. Я оставлю тебе кое-что, оно поможет.