– Вы говорите по-английски?
– Да. Меня зовут Эдмунд Крац.
– Абрахам Фосс. Очень приятно. Вы идете к пруду?
– Не знаю, я недавно приехал, только осматриваюсь…
– Я понимаю. Вы здесь впервые. Если подождете немного, я с удовольствием вам всё покажу. Если только вы не предпочитаете одиночество. Я не обижусь.
– Я подожду.
– Замечательно. Я здесь уже полторы недели, и думал, что с ума сойду, потому что, знаете ли, люблю поболтать, а тут не с кем словом обмолвиться. Да, раз в несколько дней местные приезжают с провизией, но они вообще не желают с нами разговаривать. Только: да, да. Или: нет, нет. Трудно выжать из них хотя бы одну простую фразу.
– Я не заметил.
– Вы здесь недавно. Или же просто не обратили внимания. Минутку. Я только схожу за свитером, и мы можем идти.
Абрахам был словоохотлив. Эдмунду не пришлось долго ждать. Через минуту они вместе двинулись в путь меж могучих деревьев, окутанных ароматами весны. Бородач говорил не умолкая.
– Мистер Эдмунд, обратите внимание на эту дорожку. Видите? Она выложена темными камнями. Таких дорог восемь, и своим расположением они напоминают спицы большого колеса. Его ступицей является черный пруд, а ободом – круговая аллейка, огибающая остров вдоль берега, – именно по ней вы пришли с пристани. Все спицы ориентированы по сторонам света, так что, даже если вы не дружите с компасом, вам не составит труда определить свое местонахождение. Наши дома стоят на западе. Здесь еще пять зданий: два на юго-западе, два на северо-западе и одно на юге. Все пустые.
– Откуда вы знаете, что я тоже живу на западе?
– Просто догадался. Я предположил, что никто не встает раньше меня. Я был прав, не так ли?
– За полторы недели вы успели хорошо узнать это место.
– Вы делаете неверные выводы. Это моя четвертая поездка на остров.
– Правда? Что вас сюда привлекает?
– Сейчас увидите.
– А можно яснее?
– Ну, по правде говоря, я всегда встречал здесь людей, которые, как и я, регулярно возвращаются на остров, и еще никогда не сталкивался с теми, кто здесь впервые. Я не хотел навязываться, но надеялся увидеть ваше лицо.
– Мне не нравится, как вы…
Эдмунд потерял дар речи. Посреди леса был черный пруд, в котором не проглядывала синева безоблачного неба. Казалось, его гладкая поверхность поглощает свет. В то же время возле самого берега, там, где было неглубоко, вода выглядела кристально чистой. Дно не просматривалось, словно под водной гладью открывалась бездонная пропасть. Пруд имел форму круга диаметром около семидесяти метров. Дорожка, по которой они пришли, плавно уходила под воду. Равно как и семь других дорог, которые через равные интервалы упирались в берег пруда. Справа, у юго-восточной дорожки, высился сильно наклоненный обелиск или башня. В первый момент Эдмунд не понимал, что это. Объект был похож на конический восьмиметровый снаряд, выкованный из огромного куска черного обсидиана. Он блестел полированной гладью. На уровне двух третей его высоты располагался ровный ряд круглых окошек. Помимо этого, в сооружении не было ни изъяна, ни царапины. В зарослях папоротника переливались жилы черного кварца, отходившие от основания объекта и исчезавшие под водой.
Абрахам глупо улыбнулся Эдмунду.
– Впечатляет, да?
– Что… Что это?
– Понятия не имею. Никто не знает. Я говорил об этом месте с людьми поумнее, чем я, но ни один не высказал ничего разумного. Я посвятил много лет своей жизни археологии и всегда был убежденным атеистом, преданным науке и силе фактов, но, увидев этот объект своими глазами, впервые в жизни понял, что испытывают верующие перед лицом таинства. Здесь я обрел свою религию. Следуйте за мной, мы войдем внутрь.
– В это можно войти?
– Да, трещина с той стороны, отсюда ее не видно. Пожалуйста, не бойтесь. Мы в безопасности, но я понимаю ваше беспокойство. Я помню свое первое впечатление. Со временем я научился немного обуздывать свой страх, но, по правде говоря, полностью он никогда не исчезает. Надо привыкнуть. Проходите сюда. Еще немного. Вход уже виден.
– Вы говорите об этом узком проеме? Никто через него не протиснется.
– Действительно, он довольно узкий, но вас вводят в заблуждение пропорции. Протиснуться можно. Сейчас увидите. Надеюсь, у вас нет клаустрофобии, потому что внутри довольно тесно.
– Что там?
– Немного. Узкий спиральный коридор, который поднимается вверх и доходит до пустой камеры. Но стоит войти, поверьте мне на слово. Вам следует встать лицом к башне, прислониться руками к внутренней стене коридора и втиснуться внутрь. Именно так. Я пойду вперед. Так будет лучше. И как?
– Башня теплая.
– Это одна из аномалий. По данным объективных замеров, температура объекта не отличается от температуры верхнего слоя лесной подстилки и лежащих вокруг камней, но всем он кажется теплым на ощупь. Мы на месте. Пожалуйста, берегите голову. Всё не так уж плохо, правда?
Они оказались в комнате, напоминавшей внутреннюю часть гладкой полусферы, выдолбленной внутри черного кристалла. Свет, проникавший сквозь небольшие круглые окошки, расположенные на высоте полутора метров, играл на мелкобугристом полу.
Эдмунд заметил, что Абрахам смотрит на него с подозрением.
– В чем дело?
– Вас ничего не удивляет?
– Все это странно.
– Да, но конкретно. Посмотрите в окно.
– Боже мой, лес… наклонен. И пруд тоже. Как это возможно?
Внезапно Эдмунд понял.
– Это не лес. Это башня.
– Правильно, и мы с ней.
– Удивительно, как будто здесь своя гравитация. Что это за место?
– Надеюсь, когда-нибудь узнаю. Вы поможете мне с замерами?
– Конечно.
Они вышли наружу, и Абрахам вытащил рулетку. Эдмунд посмотрел с сомнением.
– Вы хотите сказать, что до сих пор не измерили ее.
– Измерил. Каждый день измеряю. Только всякий раз у меня другой результат.
– Правда? Здесь должны быть ученые со всего света.
– И они приезжают. Мы лучшее тому доказательство. И всё же проблема в том, что эффект от этого нулевой. Это строение, если это вообще строение, ускользает от нашего понимания. Человеческого понимания. Оно похоже на осколок иного мира, застрявший в этой реальности. Большинство исследователей предпочитает забыть о нем. Если они решат всерьез заняться изучением данного объекта, им придется отказаться от прежнего набора интеллектуальных инструментов и выработать новые – применимые к данной проблеме. Подобное не может иметь успех и ставит под угрозу академическую карьеру.
– Мне это знакомо.
– Сочувствую и восхищаюсь, у меня никогда не хватало смелости…
– Вы меня неправильно поняли. Я не ученый.
– А кто, позвольте поинтересоваться?
– Орнитолог-любитель.
– Простите, я, кажется, ошибся. Я полагал, мы с вами здесь с одной целью. Я, кажется, утомил вас до смерти.
– Успокойтесь, вы не сделали ничего плохого. Я рад, что нашел такого разговорчивого проводника. Я никогда не слышал об этом сооружении раньше. Когда я договаривался об аренде дома, мне рассказали о каких-то руинах, но я даже предположить не мог нечто подобное. Это не похоже на руины.
– Не совсем. Пожалуйста, подержите ленту. О, так. Подержите, пожалуйста, минуту. Хорошо.
Абрахам записал результат в блокнот.
– Тогда что привело вас сюда?
Эдмунд рассказал ему о гигантской сове.
– Ничего подобного я здесь не встречал.
– Я догадываюсь. Я и сам не очень верю в ее существование, но был настолько очарован работой Дурского, что просто не мог не приехать сюда.
– Я вас прекрасно понимаю. Вы любите виски?
– Очень.
– Мы проведем приятный вечер.
В приятном тепле весенних дней Эдмунд бродил по острову, без особой надежды искал следы существования огромного крылатого хищника, помогал Абрахаму в более сложных замерах и ощущал себя так хорошо, что даже недоумевал, отчего так долго оттягивал эту поездку. Ведь можно было что-то придумать, как-то перехитрить жену. Эдмунд не понимал своей покорности, слабости характера.
Девятнадцатого марта Абрахам пришел проститься.
– Я возвращаюсь в Лондон. Тебе тоже надо уехать.
– Но я бы хотел остаться еще на неделю-другую.
– Знаю, но завтра равноденствие.
– Может, я наконец-то увижу свою Похру.
– Думаю, ты не понимаешь.
– Чего?
– Даже люди, некогда жившие здесь постоянно, уезжали с острова на время весеннего и осеннего равноденствий.
– Почему ты не сказал мне об этом?
– Я не подумал. Мне все время казалось, что ты знаешь об этом месте не меньше, чем я.
– Мне что-то угрожает?
– Не знаю. Но здесь никто не осмелился бы остаться.
– Тогда я буду первым.
– Подумай хорошенько.
– Чего здесь бояться? Нет никаких доказательств опасности этого места во время равноденствия, к тому же я совершеннолетний.
– Хорошо, силой я тебя не вывезу. Вот моя визитка, и позвони, пожалуйста, как только покинешь Ингру.
– Я так и сделаю. До встречи, друг.
Эдмунд не испытывал страха. Он гулял среди молчаливых деревьев, слушал ветер, наблюдал за дроздами и зимородками, смотрел на серо-стальные воды Дуная и сидел у черного пруда. Небо покрылось мглой, потом ветер разогнал облака. Наступили сумерки, но Эдмунд не собирался возвращаться домой. Он собирался провести ночь внутри обсидиановой башни. И именно эту ночь. Если что-то должно произойти, то пусть это наконец произойдет.
Над деревьями взошла большая желтоватая луна. В ее свете белели далекие вершины Карпат, видимые только из восточных окон башни. Их зубчатый ряд был наклонен вправо, вместе с деревьями и прудом. Ночь все сгущалась, и внезапно за горами стала видна более высокая гряда, не наклоненная относительно башни и уходящая прямо вверх. Гигантские вертикальные стены, высокие башни, террасы многокилометровой ширины, окруженные сложной сетью мозаичных узоров, которые менялись в свете луны, поднимавшейся все выше и выше, словно воздушный шар, заполненный холодным вспененным молоком. Эдмунд узнавал все больше деталей. Ажурные башни, сияющие изнутри переменчивыми, незнакомыми красками, больно резали ему глаза. Остроконечные башенки перемещались вдоль просвечивавших, как раскаленный воск, труб. Бледно мерцающие линии лучистого свечения соединяли купола из матового хрусталя. Эдмунд понятия не имел, что это может быть. Некоторое время в голове крутилась мысль, что перед ним развернулась панорама города, созданного и населенного существами, ничем не напоминающими лю