– Ты ничего не понимаешь, дорогая, – говорил он. – Я знаю, что это будет. Я знаю. Никто не пострадает.
Вокруг огороженной строительной площадки мгновенно вырос стихийный рынок, где продавались горячие закуски, предсказания, травяные смеси, талисманы, игрушки и сладости. Друссу больше всего нравились сладкие грибы камрет, запеченные в густом, ароматном левском соусе, а Басал любил кислые брюшки паторов. Прошло столько лет, а он до сих пор помнит эти вкусы. Помнит, как жевал свой камрет и смотрел на зыбкую белую материю, которая набухала ввысь, вытягивалась, как растущий стручок на длинной ножке, устремлялась все выше и выше, пока наконец не оторвалась от стебля и не воспарила в воздухе. Стихли разговоры. Все сосредоточенно наблюдали, как будто не хотели упустить момент, когда стручок белой материи упадет на землю. Но ничего подобного не произошло. Он начал кружиться в воздухе. Он медленно менялся. Сначала расплющился, а затем снова выпучился, чтобы окончательно принять форму идеального полушария, окруженного золотистым сиянием, становящимся все более ярким. Тем временем белый стебель, от которого отпочковался стручок, стал расширяться у основания. Это длилось до тех пор, пока стебель не превратился в огромный конусообразный монолит. Поверхность сооружения колебалась и дрожала, но в конце концов застыла неровными бороздами. Затем появились окна, входы, а над острой вершиной конуса вспыхнуло яркое пламя. Его сияние отражалось в золотом изгибе парящего купола.
Через несколько дней отец Друсса объявил, что Кнальб завершил строительство и нужно оценить его работу. Он взял сыновей за руки и повел к Аполлабию. Друсс боялся, что их не пустят гвардейцы заминов, следившие, чтобы никто не проник на стройку. Он помнит свой страх. И облегчение, когда они с отцом без проблем зашли внутрь. Они долго поднимались по бесконечной лестнице, потому что тогда лифтов еще не было. Они заглядывали в бесчисленные комнаты, коридоры. Ветер свистел и завывал – играл на здании, как на огромном инструменте, пользуясь отсутствием дверей и пустыми оконными проемами. Отец прислушивался к завываниям сквозняков, кивал и иногда отвечал, словно это был голос, что-то ему сообщавший. Наконец они добрались до самой вершины конуса и, войдя под широкую арку, внезапно поняли, что они уже не в здании. Мягко, словно лепестки, изогнутые стены приобрели золотистый оттенок. За овальными окошками виднелся плывущий внизу Линвеногр. Здание и золотой купол составляли единое целое, хотя и не были связаны между собой. Вернее, были связаны, но незримо. Совет был восхищен подарком Инабулуса Кнальба и в благодарность за вклад в создание этого невероятного объекта позволил семье Друсса жить в Аполлабии. Отец выбрал квартиру на одном из верхних этажей. Мама не была в восторге, но Друсс и Басал сразу полюбили эту квартиру.
Почти пятьдесят лет спустя Друсса грубо втолкнули в маленькую овальную комнату. Он едва удержался на ногах. За спиной раздался лязг дверного засова, но Друсс пока не собирался протестовать против такого обращения, потому что чувствовал: Ракам не обманывал. Об этом говорило агрессивное поведение заминов, подкрепленное неподдельным страхом. Нечто напало на Линвеногр, и Басал стал лишь одной из многих жертв этого нападения. Милый Басал. Друсс вытер слезы и выглянул в маленькое восьмиугольное окошко. Внизу открывался вид на огромное конусообразное здание, белое, как кость, и увенчанное пламенем. Некоторое время он искал окна семейной квартиры – ему не хотелось сейчас думать, что это уже его квартира, только его, – а потом взглянул на медленно плывущий Линвеногр, освещенный ночной иллюминацией. Сквозь стены комнаты доносились приглушенные крики заседающего Совета. Они уже ищут виновных. Они уверены, что это работа Квалла. Разве не так сказал Ракам? Но сходство этого импульса с типичными проявлениями ксуло вовсе не обязательно означает, что они исходят из одного источника. Ему ведь не предшествовали никакие ощутимые волны живого холода. Мысли Друсса сосредоточились вокруг смутного предчувствия, того, что было лишь едва заметным следом, оставленным далеким и выветрившимся воспоминанием. Что это было? Ему было необходимо посоветоваться с Лестичем. Причем до того, как его вызовут на Совет. Ему придется воспользоваться всеми своими навыками, всем опытом и уважением, которые он приобрел в этом городе, чтобы разрушить их уверенность и посеять сомнения. Потому что только тогда они позволят ему исследовать это явление. В такой ситуации придется поставить на кон всё. Всё. Он должен сделать это ради своего брата, хотя знает, что уже ничто, даже это, не вернет его к жизни.
Совет обвинит его в халатности. Скажет, что он утаил важную информацию и из-за него погибли многие местные жители. О да. Они всегда так делают. Это их метод нахождения истины. Нужно подготовиться. Друсс провел пальцами по рыжим, сильно истонченным волосам, погладил седую бороду. Наконец сосредоточился, открыл таблотесор и улыбнулся. Прямо перед входом в крипту он понял, что для начала им следует напомнить, что именно он шесть лет назад выследил неуловимого пожирателя, который унес жизни многих заминов и перусов. Как потом оказалось, тот скрывался в теле иллюзиониста Вессеро, хотя носитель почти до конца не подозревал о его присутствии. Правда, вынесенный ему смертный приговор не удалось привести в исполнение, потому что каким-то образом он сумел сбежать из герметичной камеры, запечатанной ментальными блокировками заминов, но с той поры уже не гуляет на свободе в Линвеногре.
Вот так! С этого он и начнет!
Квалл
– Я же говорю, он вошел внутрь.
– Что ты говоришь?! В зеркало?! Если ты замешан в этом, сразу признайся, потому что ты не умеешь врать. Расскажи, как все было!
– Я ничего не сделал. Я уже сказал.
– И еще раз скажешь.
– Да, господин Гроссман.
– Так чего же ты ждешь?!
– Успокойтесь, господин Гроссман. Это ничего не даст. Этот человек очень нервничает. Дайте ему сигарету, или что он там хочет…
– Я не курю.
– Тебя никто не спрашивал…
– Гроссман! Еще немного, и я велю вас вывести.
– Не дождетесь. Он должен быть допрошен в моем присутствии!
– А вы хотите поспорить? Вы так собираетесь сотрудничать с полицией? Вы намерены мне угрожать?
– Я…
– Погодите, я вам кое-что объясню. Вчера на вашей строительной площадке средь бела дня пропал человек. Да, у вас есть разрешение на эти работы, и, похоже, здесь всё законно, но вам уже несколько раз назначали штрафы за нарушение строительных норм. Возможно, этот человек что-то узнал о ваших махинациях, и вам пришлось заставить его замолчать. Откуда мне знать, что это не так? Ваше поведение только усиливает мои подозрения. Поэтому, я прошу вас, заткнитесь и дайте мне работать, а иначе отправитесь на сорок восемь часов в камеру.
– Я вас понял, господин инспектор.
– Вам не повезло, господин Гроссман. Обычно дела о пропавших без вести долго ждут своей очереди. Но речь идет о сыне полицейского, который два года назад погиб при исполнении, так что если вы каким-то образом будете препятствовать моему расследованию либо у меня возникнет ощущение, что вы это делаете, я вас немедленно уничтожу. Я ясно выражаюсь?
– Конечно. Я приготовлю вам кофе…
– Нет. Сделайте два. Второй для свидетеля. А теперь, пожалуйста, выйдите.
– Конечно.
– Хорошо, давайте начнем с самого начала. Как вас зовут?
– Альберт Стетно, гражданин начальник.
– Альберт, можете называть меня просто «инспектор».
– Хорошо, инспектор.
– Скажите, что вы здесь делаете?
– Ровняем, инспектор.
– Что это значит?
– Не все здания, которые покупает господин Гроссман, пригодны для капитального ремонта. Часть из них – обычные развалюхи, и их нужно сносить. Этим мы и занимаемся. Сначала идет тяжелая техника, а потом мы. Вручную разбираем строительный мусор. Вернее, не вручную, а кирками и лопатами…
– Вы хорошо знали Стефана Роско?
– Вряд ли, гражданин… то есть инспектор. Он работал в моей бригаде несколько месяцев, но мы тесно не общались.
Он корешился с Куртом Валицем и его бандой. А я из компании старого Матеуса.
– Этого ветерана?
– Точно.
– И что? Он перешел вам дорогу и вы его прикончили?
– Не говорите так. Да, мы немного конкурировали, но это тяжелая работа, порой довольно опасная, и нам приходится поддерживать друг друга. Никто ни на кого нож не точит.
– А люди все равно исчезают. Как это возможно, Альберт?
– Я уже говорил, что…
– Он вошел в зеркало. Да. Я слышал. Это зеркало действительно немного странное, но в него нельзя войти. Я проверял. Почему Гроссман не приказал вам его продать или уничтожить? Оно же только мешает.
– А Гроссман вам ничего не говорил?
– Что?
– Когда бульдозеры открыли вход в замурованный подвал, господин Гроссман очень обрадовался. Часто бывает, что в таких местах мы находим разные антикварные штуки, на которых можно заработать. Но внутри было только это зеркало. Гроссман велел его вынести, но ничего не вышло. Оно словно растет из камня и, кажется, не имеет толщины. Оно тоньше бумажного листа. Гроссман внимательно осмотрел зеркало и решил, что его надо разбить. Но оказалось, что это невозможно. Мы вооружились кирками и отбойным молотком, но не смогли даже поцарапать его. Тогда Гроссман велел Стефану замуровать это зеркало. Парень приготовил раствор, принес немного кирпичей, а потом…
– Почему Гроссман приказал ему это сделать? Ведь подвал все равно будет залит бетоном.
– Вы правы. Это выглядит бессмысленным.
– Нет, если кому-то не нужны проблемы.
– Я не понимаю.
– Гроссман быстро смекнул, что здесь обнаружилось нечто, что может заинтересовать многих людей, и не хотел этого допускать. Ему нужно, чтобы его инвестиции окупались. И если бы правительственные учреждения сочли эту находку интересной, то ему пришлось бы проститься с ней на долгие годы. И это, вероятно, произойдет. Скажите, когда вы видели Стефана в последний раз?