Она остановилась, охваченная внезапным страхом. Перед ней замаячил большой угловатый силуэт, погруженный в облако густого тумана. Сущность колебалась какое-то время, но силуэт вообще не двигался, поэтому она осмелилась подойти ближе. Это было простое кубическое здание, которое, как и ступы, было сложено из тщательно подогнанных камней. Плоская шиферная крыша блестела под дождем, как рыбья чешуя. Нигде не было видно ни окон, ни дверей. Сущность медленно обошла здание и обнаружила с обратной стороны большие деревянные ворота. От них в сторону озера уходила извилистая разбитая тропинка. Сущность чувствовала: ей следует проверить, что скрывается за воротами, но едва она двинулась в их сторону, как бесформенная груда плоских камней, лежащих возле ворот, приподнялась и с оглушительным свистом превратилась в рычащий каменный клинок, повисший в воздухе. Испуганная сущность замерла на полушаге и съежилась.
– Оставь! – раздался знакомый голос. – Он может войти.
Клинок мгновенно рассыпался. Плоские камни с грохотом упали на землю. В открытых воротах стоял большой металлический куб на четырех цилиндрических ножках.
– Наконец-то! – прожужжал он. – Мы еще никогда так долго не ждали. Давай, Друсс.
Друсс – это слово что-то значит, что-то важное. Сущность была в этом уверена, хотя и не могла определить источник своей уверенности. Но эта металлическая тварь, говорящая странно знакомым голосом, по всей вероятности, знала больше. Сущность приблизилась к воротам. Куб отступил в темноту здания, пропуская ее внутрь. Переступив порог, сущность долго ничего не видела. Ей пришлось привыкать к смолистому полумраку, сгустившемуся вокруг нее, как густой дым. Только спустя некоторое время она начала замечать невнятные детали: увядшие цветы, разбросанные на глиняном полу и склеенные воском, оставшимся от догоревших свечей, горки фосфоресцирующего пепла, а также множество маленьких шариков. Их было действительно много – серебряных, медных, стеклянных, золотых, каменных, деревянных, хрустальных, – но сущность догадывалась, что дальше, в мрачной глубине здания, их еще больше.
– Ты чего-то ждешь? – спросил металлический куб из темноты.
Сущность нервно огляделась.
– Нет, я просто так… – ответила она, впрочем, не до конца понимая, что хочет этим сказать.
– Ну иди же сюда!
Она осторожно двинулась вперед. Она старалась не наступать на шарики, но это было трудно. Предчувствие ее не обмануло – с каждым шагом их становилось все больше. Сущность оступалась, теряла равновесие, но упрямо двигалась вперед. Ее притягивал слабый, мерцающий свет, терявшийся во мраке. Она не до конца была уверена, существует ли свет на самом деле, или же это просто иллюзия, вспыхнувшая в ее сознании, однако голос металлического куба доносился с той же стороны, поэтому сущность решила, что там что-то есть. Наконец, пробираясь по колено в пересыпающихся шариках, она добралась до широкого основания массивного пьедестала. На его вершине, прямо под балочным потолком, возвышался большой хрустальный шар. Прекрасный, восхитительный, абсолютно уникальный. Сущность была уверена, что никогда прежде не видела ничего более великолепного. Молочное полупрозрачное нутро шара освещала золотая искра, переливаясь при этом удивительно медленным, гипнотическим движением то вниз, то вверх. Глядя на это непрекращающееся перемещение блуждающего сияния, сущность чувствовала, как к ней возвращаются ее воспоминания и тяжесть осознания самой себя. Раздробленные осколки того, чем она когда-то была, все еще кружили, сбившись в одну дикую, неуправляемую волну, но с каждым мгновением они уплотнялись и теряли силу.
Что это?
Сущность смотрела на хрустальный шар, испытывая неописуемый восторг.
Что это?
– Насмотрелся?
Чей-то голос вырвал ее из состояния блаженства. Этот голос был ей знаком. Сущность неохотно оторвала взгляд от шара. Металлический куб стоял совсем рядом, слева от пьедестала, в лучах золотого сияния. Но сущность желала только одного – чтобы куб оставил ее в покое и позволил дальше упиваться искрой, заключенной в кристалл.
– Нет! – воскликнула она. – Оставь меня в покое!
– Всегда одно и то же…
Сущность по-прежнему испытывала трудности с концентрацией внимания, но в потоке внезапных и изощренных мыслей уже начала структурироваться память, разрозненные звенья которой соединялись между собой и медленно достраивали смысл сложившейся для сущности ситуации – того положения, в котором она оказалась.
Нет.
Он собрался воедино.
– Это я… Я Друсс… Я открыл проход…
– Не в первый раз.
Он уже вспомнил его, это Никлумб, а раз он здесь, значит, должен быть и другой – Дебе. И тот оказался рядом. Конечно. Разумеется. Рифленый шланг неподвижно лежал, свернувшись, с правой стороны пьедестала, словно неживой. А вот этот чудесный, ослепительный предмет, этот шар из цельного шелковисто-гладкого хрусталя, установленный на пьедестале, мог быть только Райромом. Воспоминания о недавних событиях, расчеты, факты и рассуждения интенсивно сортировались в сознании Друсса и медленно, но неумолимо складывались в неприятную для него правду – здесь что-то не сходится. Ни Никлумб, ни тем более неподвижный Дебе не были похожи на существ, нашедших то, что давно искали, да и Райром не напоминал потерянного фруха, заточенного в этом месте. Ничего подобного. Скорее, он был чем-то вроде божественного воплощения, которому поклоняются здешние обитатели. И, следовательно…
«Начинает возрождаться понимание».
Голос Райрома звучал как хрустальные колокольчики, качающиеся под теплым, ласковым бризом. Друсс мог слушать его часами, хотя и ощущал в нем скрытую угрозу.
– Я позволил себя обвести, да? – спросил он, приобретая полную уверенность в том, что большинство его догадок верны и у него с самого начала не было против фрухов никаких шансов.
– Много раз, – подтвердил Никлумб. – С тех пор, как ты появился в городе и по нашему настоянию создал симуляцию, с помощью которой обнаружил местонахождение Райрома и проложил к нему дорогу, ты воспользовался своей инструкцией более двадцати раз.
– Это же не я, а Муканам!
– Муканама не существует. Это твоя выдумка. Зеркальное отражение Манакума, брони, которая тебя защищала. Ты сам создал из него иллюзорную личность. Мы даже не знаем зачем. Если ты хорошенько осмотришься, то, возможно, обнаружишь здесь остатки этой брони. Для удобства добавлю, что они напоминают маленькие серебристые чешуйки. Постепенно мы уже начали терять надежду, но наше терпение было вознаграждено – наконец, после стольких попыток, Райром сумел разлучить вас, и теперь мы можем избавиться от тебя навсегда.
Друсс хотел что-то сказать, возразить, поспорить, но его оглушил жгучий, удушающий стыд, и он мог только стоять с опущенной головой. Как он мог так ошибиться в оценке ситуации? Почему не понял, к чему идет дело? Ему казалось, что он все контролирует, а тем временем именно фрухи вели его за руку. Хотя нет. Хуже. Он сам себя вел, так как беспрекословно верил всему, что приходило ему в голову.
«Ты прав, но ты всегда приходишь к одному и тому же выводу, и из этого ничего не следует».
Друсс неохотно поднял глаза на Райрома. Он чувствовал, как этот могучий фрух просвечивает его насквозь и всасывает каждую его мысль.
«Ты полностью предсказуем, и тобой легко манипулировать. Ты вновь и вновь ходишь по своим же следам и все время попадаешься на одни те же простые фокусы, вроде того яйцеподобного конструкта, который открывается перед каждым приезжим. Тебе можно подкинуть любую зацепку, и ты всегда будешь использовать ее одинаковым образом. Было не так уж сложно снова и снова приводить тебя сюда. Постоянно использовалась одна и та же стратегия. Достаточно было небольшого внушения или легкого поощрения, и ты прочно попадал в колею своих привычек, упорно полагая при этом, что действуешь против нас. Я выталкивал тебя из этой реальности, и ты возвращался. Я снова выталкивал тебя, и ты опять возвращался. Манакум не позволял тебе выпасть за пределы миров, проникающих в многомерные города, но каждый толчок все больше ослаблял твою броню. Ты представал передо мной, облеченный в разные личности, ты в одном лице был производным от разных людей, ты был Кипарисом, Атрифой, Галеном и многими, многими другими, но все кончено. Теперь ты уже только ты. Один. Когда во время нашей последней встречи мне удалось отделить тебя от Манакума и уничтожить его, я знал, что на этот раз ты перескочишь в город кратчайшим путем и материализуешься в нем как Друсс. В тебе еще оставалось немного силы брони, но Никлумб и Дебе уже ждали тебя и, конечно, знали, что делать. Как всегда.
Ты не должен удивляться тому, что произошло. По сути, ты ничего не мог с этим поделать. Твой ум, а вернее квинтэссенция того, чем ты являешься, предпочитает создавать свои собственные версии реальности, а не постигать ее такой, какая она есть. Ты боишься этой многогранной, непостижимой, всеохватной бездны, в которой живешь, и защищаешься от нее. Ты даже не хочешь принять к сведению, что она существует и ты ее часть, поэтому мы вынуждены избавиться от тебя. Твое присутствие может быть только препятствием для нас».
У Друсса не было сил перебивать его. Он молчал и изучал себя в словах Райрома, как в зеркале, отражающем только самое худшее, но когда фрух закончил, он всё же сумел выдавить из себя слабое возражение и неуверенно прошептал:
– Не верю…
«Может, тебе было бы полезно заглянуть в схему, о которой говорил Никлумб?»
Он почувствовал, что снова обретает надежду. Он совсем забыл о ней. Схема могла бы помочь ему понять отношения, связывающие его с фрухами и… Тогда он понял, что делает это снова, снова ловит ложный след и строит свою собственную версию реальности, а Райром умело манипулирует разговором, чтобы Друсс мог сознательно испытать этот процесс, прежде чем его столкнут с края невообразимой дали. Без защиты Манакума он оторвется от этого сплетения множественных реальностей и умчится в сторону иных, еще более многоликих и чуждых, где, преображенный, полностью лишенный своей личности, будет блуждать по бесчисленным эонам до скончания времен.