о, что и без этого я каким-то образом ощущаю в них размытые очертания смыслов. Я не мог поверить в свое счастье. Они не только шли прямо на двух ногах и использовали инструменты, но и общались друг с другом через сложную систему модулированных звуков. По этой причине двуногие казались мне такими же чужими здесь, как и я. С той лишь разницей, что они научились жить в мире. Они не походили на меня, однако всё новые странности, которые я замечал в их поведении и внешности, лишь укрепляли во мне первое впечатление – сильное, возбуждающее убеждение, что меня с ними что-то соединяет, какая-то необъяснимая связь чуждости. Они были обернуты чужими шкурами, потому что не были такими волосатыми, как существа, на которых они охотились. У них также отсутствовали большие зубы или когти, и все же они могли быть очень опасными. Я хотел узнать, что делает их такими. Но меня интересовало не только это. Я жаждал узнать все тайны двуногих, потому что среди них могли найтись и ответы на вопросы о моем существовании.
Я спокойно ждал и смотрел, как они сдирают шкуры с убитых существ, разрезают на куски кровавые ошметки, а потом укладывают их на сооруженную из веток переноску. Я не двигался и не делал ничего, что могло бы их встревожить. Но они каким-то образом ощущали мое присутствие. Я видел это в их движениях, когда они застывали в странных позах, нервно оглядывались или нюхали воздух, наклонив голову. Что-то не давало им покоя, что-то раздражало их, но они не знали, что именно. В какой-то момент мне показалось, что один из них, высокий, с длинными черными волосами, посмотрел прямо на меня. Я был убежден, что он не может меня увидеть, потому я смог выдержать его взгляд, но он, вероятно, что-то заметил, так как внезапно его кожа побледнела, он издал несколько сильных, категоричных звуков, и остальные двуногие начали в спешке готовиться покинуть это место. Я продолжал стоять неподвижно и наблюдать за развитием событий. Мне было интересно, подойдет ли черноволосый ближе, чтобы проверить, действительно ли в траве что-то скрывается, но он этого не сделал. Они взяли столько шкур и мяса, сколько поместилось на переноске, и отправились на восток. Я подождал, пока они исчезнут за деревьями, а затем двинулся за ними. Идти по их следам не составило труда. Оставалось только держаться на большом расстоянии, потому что двуногие были очень умны. Время от времени они внезапно застывали на месте и оборачивались, держа в руках свои смертоносные орудия, готовые выстрелить тонкими острыми палочками. Но я старался не приближаться настолько, чтобы меня заметили. После долгого похода, когда небо уже начало темнеть, я увидел, куда они шли. На дне широкой долины, прямо на берегу озера, обнаружилось еще одно свидетельство их необычности. Из стволов деревьев, камней, плетеных веток и перетоптанной земли они построили там то, что можно было расценить как продуманное убежище, в котором благополучно обитало множество двуногих. Круговая стена окружала несколько больших угловатых сооружений, сгруппированных вокруг грязной площади, расположенной в самом центре этого места. Я затаился высоко, на вершине ближайшего дерева, и стал наблюдать, как двуногие преодолевают хитроумный вход, представлявший собой как бы подвижную часть стены. А потом, уже внутри, вокруг них собрались многочисленные обитатели, большие и маленькие. Они обнимались, похлопывали друг друга по плечу. Издалека я слышал, как они вопят и кричат. Мне хотелось на это смотреть. Я чувствовал, что участвую в чем-то приятном.
Я остался там надолго. У меня не было другого выхода. Я внимательно наблюдал и постепенно начал знакомиться с их обычаями. Но знал, что для начала мне нужно найти способ выучить их язык. Конечно, я мог бы просто выследить одного из них, когда они, оставив своих товарищей, работали с растениями, которые выращивали за стенами своего убежища. Я бы без особого труда выдернул его сознание и мгновенно получил желанное знание, но не собирался никого обижать или пугать. Я рассматривал лишь одну альтернативу – хитрость, благодаря которой смогу тайно наблюдать из укрытия и всё узнавать. Я верил, что если буду терпелив, то рано или поздно придумаю, как это сделать. Но мне помог случай. С того момента, как я начал подглядывать за жизнью двуногих в их поразительном убежище, объектом моего внимания становились в основном большие особи, и только в результате одного любопытного инцидента я понял свою ошибку.
В приятный, теплый день большой двуногий вывел за стены группу маленьких двуногих. Они направились прямо к куче срезанной травы, где чуть раньше, кто-то из больших убил удлиненное существо без ног, которое своим появлением вызвало большой переполох. Когда большие затихли и разошлись по своим делам, я рискнул и прокрался к куче, чтобы получше разглядеть мертвое тело. Я уже видел таких, поэтому знал, что их укусы очень ядовиты и могут быть опасны даже для крупных особей. Меня не удивило, что двуногие их боятся. Мне было интересно, будут ли они реагировать похожим образом, если обнаружат меня. Я был погружен в свои мысли и потому не заметил, что ко мне приближается большой двуногий с целой оравой маленьких. Бежать было уже поздно. У большого была с собой палка. Он надел на нее мертвое безногое существо и, издав звуки, которых я до сих пор не понимал, поднял вверх, чтобы все маленькие двуногие могли на нее взглянуть. Я затаился в куче травы, надеясь, что меня никто не заметит, и вдруг обратил внимание, что некое сочетание звуков, издаваемых двуногим, часто повторяется. Меня осенило. Так я впервые узнал значение звукового сочетания «змея». Затем последовали новые смыслы, скрытые в других звуках, которые двуногие именуют словами.
Я стал регулярно посещать их убежище, или, как они его называют, «город», чтобы подсматривать, как большой двуногий, обучает маленьких. Я быстро узнал, что двуногие – это «люди», синее сверху – «небо», а белые и клубящиеся на нем – «облака». Слово за словом, я все лучше понимал, как они видят этот мир, как его называют и переводят. Я надеялся, что обрету желанное знание, которое позволит мне глубже понимать эту реальности или покажет тропы, способные привести к разгадке моей чуждости. Но вместо этого все сильнее убеждался, что первое впечатление от контакта с людьми было абсолютно верным. Это была единственная правда, которую я смог обнаружить в их словах: они так же потеряны, как и я, так же, как и я, понятия не имеют, почему очутились здесь. Однако они придумали простую уловку, с помощью которой сумели укротить это ужасное невежество и врожденную чуждость, а также оправдать свое присутствие в этом мире. Они верили, что они сами и все, что их окружает, – это работа могущественных существ, так называемых богов, которые капризны и непредсказуемы, но заботятся о людях в обмен на жертвы и молитвы. Эта вера дает им чувство смысла и принадлежности, направляет их жизнь, а также помогает создавать смертоносные инструменты, которыми они эффективно присваивают якобы дарованный им мир. Я оценил изобретательность такого решения, но это было не то, что я искал. Меня не интересовали ловкие ухищрения, заставляющие уверовать, будто я здесь, потому что должен. Нет. Я хотел знать реальные ответы. Я хотел знать, кто я или что я и почему оказался здесь. Просто. Безо всяких хитростей. Так что я по-прежнему оставался в начальной точке.
Однако мой интерес к людям ничуть не угас. Я с удовольствием следил за их жизнью. И хотя мне казалось, что я уже достаточно хорошо их знаю, они продолжали меня удивлять. Я уже привык к тому, что они с неиссякаемой изобретательностью создают всё новые инструменты, преодолевают трудности, связанные с выращиванием растений и разведением животных, охотятся, лечат болезни или убивают врагов, но иногда мне бывало трудно постичь их образ мышления, требовалось много времени, чтобы раскрыть смысл некоторых действий. Я помню изумление, которое охватило меня, когда я увидел, что учитель, дающий детям первые уроки владения мечом, наносит ложные удары, стоя на коленях перед своими учениками. Я долго не понимал, почему он так поступает. Понятно, что в первую очередь он хочет свести к минимуму разницу в росте, но ведь не для того, чтобы уровнять шансы, потому что малыши еще совсем не умеют драться. Однако с годами, по мере того, как дети росли, я догадался, что такое обучение имеет целью выработать устойчивую привычку, которая имеет смысл, если противники имеют одинаковый рост. О да, люди никогда не переставали восхищать меня своей изобретательностью. Их способность постижения реальности, несомненно, отличается от моей, но благодаря терпению и напряжению всех сил организма мне не раз удавалось взглянуть на этот мир их глазами. К сожалению, то, что они видели, глядя на меня, по-прежнему оставалось за пределами моего понимания.
Несколько раз, возможно, четыре или пять, я терял бдительность, и люди замечали меня. У меня нет причин гордиться этим. Ни в коей мере. К счастью, я быстро ориентировался в происходящем и тут же уходил под землю, проникал вглубь деревьев или скрывался среди капель воды, делая вид, что меня нет. Люди нервно оборачивались по сторонам и быстро начинали сомневаться, действительно ли что-то видели. Затем они успокаивались и возвращались к своим занятиям. А потом шепотом рассказывали друг другу, что, кажется, видели Нокру.
Я бы многое дал, чтобы понять, что означает это слово, но оно появляется только тогда, когда люди воспринимают мое присутствие, поэтому его смысл настолько оторван от наименований, которые они используют каждый день, что до него невозможно добраться. Да, я мог бы появляться чаще, но боялся, что это может нарушить естественный ход человеческого существования. Потому продолжал заниматься тем же, чем и ранее, – подглядывать и подслушивать. Однако слово Нокра превосходно оберегало свои тайны, и это очень быстро стало меня выводить из равновесия и побуждать к наступательным действиям. Я придумал несколько вариантов возможных решений: например, эффектно появиться в самом центре города. Однако когда осознал, что действительно способен на это, я испугался своей затеи. Чтобы не допустить ее осуществления и победить неприятный соблазн, я стал все чаще отдаляться от людей, блуждал по лесам, горам, по рекам и морским берегам. Так было лучше. Гораздо лучше. Возможно, это была всего лишь уловка в человеческом стиле, но мне было все равно, так как она сработала. Меня перестали терзать Нокра и тайны, окружавшие мое существование. Я нашел в себе покой. Кажется, даже смирился с мыслью, что, скорее всего, никогда не узнаю, что такое это нечто, именуемое мной, и откуда я здесь взялся.