торых состоит это тело, заметно тоньше, и их удивительно мало, словно они только имитируют существование этой вещи. Поразмыслив, я наконец узнаю очертания змеевидного пришельца и окружающую его рассыпь осколков угловатого, в которых также мало нитей. И тогда я замечаю кое-что еще. В нескольких местах из неподвижного змеевидного тела выступают золотые нити тончайшей паутины. Они едва заметны, поднимаются высоко, а затем опускаются к побережью. Даже не понимая, что это такое, нетрудно догадаться, где заканчиваются, а вернее начинаются эти золотые нити. Я продолжаю увеличиваться, расту, тянусь все выше и выше. И вот наконец далекий скальный массив, матово светящийся вялой, угловатой энергией, перестает заслонять вид, и появляется яйцо, лежащее на песке. Он сияет ослепительным светом. Внутри него клубится золотой жар, проникающий сквозь невероятно сложное переплетение мерцающих паутин. Именно сюда тянутся от шланга золотые нити. Возможно, от угловатого тоже тянулись такие, но взрыв уничтожил их. Кто они? Независимые существа или инструменты, созданные яйцом или чем-то таящимся в нем? Я собираюсь это выяснить. Прямо сейчас. Устремляюсь к берегу, со свистом разрезаю воздух – и вот я уже там. Дальнейшее увеличение не имеет смысла. Я отменяю процесс. Я уменьшаюсь. Возвращаю свой размер, к которому привык, а вместе с ним и привычное восприятие реальности. Середина дня. Спокойная морская гладь мерцает и искрится. Я не знаю, как проникнуть в яйцо, но меня это не волнует. Зачем спешить? Всему свое время. Пока я просто хочу прикоснуться к этой изборожденной оболочке. Но когда пытаюсь это сделать, чувствую, что начинаю меняться, превращаться, хотя понятия не имею, во что. Мое мыслетело складывается, уплотняется, поглощает материю. А я жду и позволяю тому, что происходит, продолжаться. Меня становится все меньше, я становлюсь все более компактным и с возрастающим изумлением замечаю, что мне становится хорошо. Я непроизвольно, сам по себе, или под влиянием этого необычного яйца, принимаю наиболее подходящую форму. Превращение заканчивается так же быстро, как и началось. Я чувствую тепло солнца и нежные порывы ветра. Прежде я никогда этого так явственно не ощущал. Где-то внизу, на самом дне моего естества, я погружен в приятную влажную зернистость. Я обращаю туда взгляд и обнаруживаю, что у меня тело человека. Я голый. Стою по щиколотку в песке. И мне это нравится. Я глубоко вдыхаю чудесный соленый воздух, а затем медленно кладу руку на изборожденную графитовую оболочку. Яйцо раскалывается вдоль и беззвучно раскладывается на две одинаковые половинки. Мне стоило удивиться, но я не удивлен. Обе половинки почти полностью погружены в песок и теперь образуют овальные плоские платформы на уровне моих колен, поэтому я без проблем поднимаюсь на ближайшую. Я вижу множество странных элементов, назначение которых мне совершенно непонятно, но среди них не найти чего-то живого. Каким-то образом это помогает мне забыть, что перед тем, как я опустился на берег, пока весь этот мир выглядел переплетением светящейся паутины, на мгновение мне показалось, что меня тоже связывает с яйцом тончайшая золотая нить. Я не хочу об этом думать. Предпочитаю сосредоточиться на чем-то другом и с удовольствием пользуюсь случаем. Я стою и удивляюсь, как работает яйцо. Мне нужно понять эту вещь и привести ее в движение. Что-то не дает мне покоя. Чуть позже я понимаю, в чем дело. Ни шланг, ни угловатый не поместились бы внутрь. Половинки идеально подходят друг другу. Когда они снова сомкнутся, между ними не протиснется даже муравей. Но я видел следы. И золотые нити. В чем здесь дело? Странное становится еще более странным. Я медленно двигаюсь вперед и блуждаю между причудливыми формами, выступающими из металлического основания. Внезапно меня поразила вспышка резкого света. Я закрываю глаза ладонью и пытаюсь понять, что происходит. Я обнаруживаю, что рядом находится маленькая квадратная площадка усиленный металлическими ребрами, радиально сходящимися в том месте, где лежит нечто, напоминающее матовую кристаллическую линзу змееподобного пришельца, только полностью прозрачное. Искривленная поверхность отражает ослепительные лучи солнца. Я подхожу ближе, заглядываю вглубь кристалла и вижу, что с другой стороны, внизу, находится горизонтальный туннель, проложенный, по-видимому, вдоль этой половинки яйца. Так и есть! Похоже, это что-то вроде двери. Только сделана она не из дерева и не висит на ремнях, как обычно в хижинах людей. Дверь эта представляет собой прочную стальную конструкцию, установленную в потолке. Достаточно ее как-то открыть, и я смогу войти внутрь. Нажатие не помогает. Рывок тоже нет. Должен быть способ. Должен. Меняя положение, я прислоняюсь к короткому обтекаемому элементу, торчащему сбоку от двери, и чувствую, что он начинает сдвигаться. Я крепко хватаюсь за него, поворачиваю в одну сторону – ничего, поворачиваю в другую – и слышу отчетливый щелчок. Но дверь не открылась. Может, она открывается только в одну сторону? Я просовываю пальцы в узкую щель на ободке, тяну и чувствую, как дверь медленно поднимается. Она тяжелая, но мне удается ее открыть. Я усаживаюсь на край квадратного проема и прыгаю внутрь. Мягко приземляюсь в длинном и прямом коридоре, напоминающем сегментарную гортань механического монстра. Коридор освещен бледным неподвижным светом. Пол гладкий и теплый. В воздухе витает странный, неестественный запах. Теперь должно быть проще. Нужно только изучить обстановку и сделать правильные выводы. Внезапно гаснет свет. Я смотрю вверх. Вход, который я открыл, закрывается. Я вижу сквозь кристалл, как приближается вторая половина яйца, заслоняя солнце. В темноте слышу мощный скрип сходящихся половинок. На мгновение застываю на месте, а потом двигаюсь вперед, вслепую ощупывая стены коридора. Через несколько шагов пол внезапно начинает раскачиваться. Он швыряет меня от стены к стене, меня мутит, меня тошнит чем-то липким и горячим, я поскальзываюсь, ударяюсь головой обо что-то и теряю сознание.
Хемель и Тенан понимали, что рано или поздно это должно случиться, но не предполагали, что это произойдет именно здесь и таким образом. В самой старой части Компостной станции, глубоко под герметично запаянными резервуарами восьмиугольный туннель, который, по идее, выводил на пустынную окраину района Унтус, неожиданно уперся в тупик, напоминающий сухое дно широкого колодца. Хемель поднял жарофонарь, но его слабый, дрожащий свет не смог рассеять нависший над ними мрак.
– И что теперь? – буркнул он.
Тенан не успел ответить, потому что внезапно сверху свалилось что-то огромное и темное, но мягко приземлилось у ближайшей стены. Замин узнал гостя по запаху и силуэту. Не понадобилось даже освещение. В голове Хемеля мелькнула мысль бросить жарофонарь и выиграть несколько мгновений для бегства, но тут же возникла надежда, что если бы Ракам действительно готовил нападение, то он сразу запрыгнул бы ему на спину и одним ударом снес шею.
– Собираешься прикончить нас лично? – спросил он, невольно отступая. – Чем мы обязаны этой честью?
– Ничего подобного, – сказал начальник городской гвардии, не выходя из темноты. – Неужели вы думаете, что какое-либо из ваших действий могло совершаться без разрешения Совета? Панаплиан и Менур сотрудничают с властями Линвеногра, так что вы тоже работаете на нас. Иначе и быть не может.
Хемель вспомнил первую встречу с Панаплианом и гвардией, спешно покидавшей тот трубодом. Он не мог понять, почему все приходившие ему в голову объяснения того события объяснение не предполагали худшую возможность.
– Почему вы так смотрите? – удивленно спросил Ракам. – Неужели это вас удивило? Ситуация настолько сложная, что нам приходится использовать все доступные возможности. Длительный контакт с человеком наделил вас очень полезными качествами, которыми не обладаю ни я, ни кто-либо из моих гвардейцев, поэтому ваша помощь очень ценна. Панаплиан подсказал нам эту идею. Друсс был лишним. Нужно было избавиться от него, но, к сожалению, мы слишком поздно решились на это. Возможно, как и было рекомендовано, вы не получили полного объяснения, но, полагаю, вам пора узнать кое-какие подробности. Вы заслуживаете какого-то поощрения, тем более что вам удалось выжить в яме Эбрены. А это дорогого стоит. Пойдемте! Я покажу вам проход к старому Унтусу. Мы замуровали тоннель несколько лет назад, чтобы сократить поток ищущих и помешать возвращению опустошенных в центр города, но все равно время от времени кому-нибудь удается проскользнуть. К счастью, большинство жителей Линвеногра неспособны их заметить, а те, кто все же может, стараются как можно скорее позабыть это зрелище. Я жду наверху.
Могучее темное пятно, бесшумно двигавшееся в густом мраке, подпрыгнуло вверх, быстро перелезло через стену и исчезло.
Хемель, совершенно сбитый с толку и замерший от страха, посмотрел на Тенана. У того эктоплазматический вырост едва выступал из шарообразного туловища, однако перус не ушел в себя и по-прежнему был в сознании, хотя молчание, в которое он погрузился, все же было весьма красноречивым.
– Мы идем? – спросил замин.
– Кажется, нам придется обойти все нездоровые достопримечательности в этом проклятом городе, – прошептал перус.
– Я чувствовал, что ты выскажешься в подобном духе.
Хемель подошел к стене и изучил ее при свете жарофонаря. Между камнями он разглядел ряд неглубоких зацепок и углублений. Они были хорошо замаскированы, но он знал, что они должны здесь быть, и только так сумел их обнаружить. Они вели вверх и исчезали в темноте.
– Брось жарофонарь! – крикнул невидимый Ракам. – Он не нужен.
Хемелю не хватило смелости и силы, чтобы воспротивиться его воле. Он оставил жарофонарь на бетонном полу, прямо у стены, и стал карабкаться в темноту. Пальцы с удивительной легкостью находили нужные зацепки, хотя он их вообще не видел. Снизу доносилось пыхтение Тенана, который, кажется, тоже неплохо справлялся и без труда следовал за ним. Внезапно, уже через несколько мгновений, Хемель нащупал перед собой пустое пространство, дыру в стене. Он ухватился за край, подтянулся и пролез внутрь.