Оникромос — страница 87 из 123

Тогда призрачная тишина и разбудила его посреди ночи.

Он подошел к краю крыши. Луна сияла на безоблачном небе, как серебряный щит, выкованный из жесткого света. В ушах шумела безветренная тишина. В поле зрения ничего не перемещалось. Лунное сияние мягко ложилось на каменистые склоны Ящерных гор и бесшумно стекало с кромок дюн. Тишина и спокойствие. Однако что-то было не так. Баркельби нервно сглотнул слюну. Ему казалось, что за ним кто-то наблюдает. Кто-то затаился в темноте. Баркельби пытался объяснить себе это чувство обычной паранойей, но никак не мог избавиться от этого назойливого ощущения, от которого бегали мурашки по коже и все чесалось. Он повернулся, решив вернуться под брезент и разбудить Зерготта, чтобы чувствовать себя более уверенным, но застыл на месте. Темный, зыбкий силуэт очень быстро приближался с востока. Прежде чем Баркельби успел двинуться с места, на форт, трепеща крыльями, налетела огромная туча и погасила луну.

– Спокойно, спокойно, это просто птицы, – сказал себе Баркельби.

Стая, пролетавшая над фортом, была действительно огромной, и, казалось, состояла из птиц самых разнообразных видов. Баркельби не мог проверить, так ли это, потому что было слишком темно, и он задался вопросом, возможно ли вообще нечто подобное. Но прежде, чем он пришел к каким-либо разумным выводам, стая миновала форт, луна вновь засияла в полную силу, и оказалось, что это и в самом деле разные птицы, как большие, так и маленькие: дрозды, марабу, цапли, аисты, выпи, стрижи, чайки… Среди них можно было заметить и множество летучих мышей. Баркельби растерянно смотрел, как они исчезают вдали, а потом посмотрел в ту сторону, откуда прилетела стая. Тучи клубились на горизонте. Они иногда появлялись над пустыней, так что ничего удивительного в этом не было, но на этот раз они двигались с удивительной скоростью и необычным способом – вспенивались, переливались, резко вздымались и опускались, как мутная, бурлящая вода. Баркельби чуть приподнял глаза, и тонкая, но очень острая игла ужаса вонзилась ему в мозг. Там что-то было. Что-то настолько огромное, что уже теперь закрывало собой половину неба. Оно надвигалось с востока, толкая перед собой облака. Баркельби потянулся за биноклем и дрожащими руками поднес его к глазам. Прямо на него летела темная угловатая глыба, больше, чем он мог себе представить. Ее стекловидная поверхность была покрыта сложной сетью глубоких трещин и округлыми выпуклостями в форме сегментарных куполов, блестевших в лунном свете. Эта поверхность напоминала панораму какого-то чужого, нечеловеческого города, наблюдаемого с большой высоты. Однако подобная ассоциация была лишь инстинктивной защитой разума, который любой ценой пытается приручить, назвать, поместить в иной контекст то, что видит, и по мере того, как гигантская форма приближалась к форту, он все хуже с этим справлялся. Баркельби опустил бинокль и застыл, словно под гипнозом. У него даже не возникло желания броситься к Зерготту. Что он мог сделать? Как можно противостоять чему-то подобному? Неведомое надвигалось беззвучно. Страшное, неумолимое, сокрушающее сознание размерами и непостижимой природой. Постепенно оно заслоняло весь небосвод. Баркельби поднял голову. Высоко в небесах клубились мощные кучевые облака. Наконец глыба-титан погасила Луну. Внезапно страх исчез. Спокойствие разлилось по Баркельби, подобно густому сиропу. Без страха он наблюдал проплывающее над ним слегка рифленое дно объекта, и ему показалось, будто он смотрит вовсе не вверх, а вниз – глубоко, глубоко вниз, в самые недра того колоссального неведомого объекта, который, по-видимому, был полупрозрачным, поскольку сквозь него слабо просматривался круглый диск луны. Вдруг Баркельби понял, что это вовсе не луна. Это было нечто, застрявшее в центре этой глыбы и излучавшее собственный свет. Иной, отличный от луны свет, красивый, золотой – тот, который он уже когда-то видел…

– Хватит, черт возьми, хватит! Убирайся из моей головы! – крикнул Баркельби и тут же вернулся в каменную камеру.

«Как же ты сопротивляешься…»

– Ничего такого не было! Однажды Берк отозвал меня без всяких объяснений.

«Но не без причины».

– Оставь меня в покое!

«Ты не хочешь этого. Поверь мне. Давайте сосредоточимся на Сихамур».

– Ты опять начинаешь?! Я же говорил, между нами ничего не было!

«Ну да, конечно…»

– Послушай, я…

«Перестань ныть и скажи мне, ты видишь?»

– Но что?

– Это!

Баркельби почувствовал спиной ее взгляд и вынужден был повернуться. Сихамур стояла в открытой двери. Сложив руки, она прислонилась к косяку.

– Готов? – спросила она.

Баркельби неуверенно улыбнулся.

– Следишь за тем, чтобы я не сбежал?

– Никто тебя ни к чему не принуждает. Это был не приказ, а предложение. Хочешь – пойдешь с нами. Не хочешь – возвращайся на базу. В больнице ты не останешься.

– Ты всегда такая принципиальная?

– По обстоятельствам.

– Каким?

– Смотря, с кем я говорю.

– Но я не какой-то там новобранец!

– Я знаю, у меня тоже есть такой говорящий кусок металла, который может здорово запудрить мозги. Мы идем?

Баркельби молча склонился над открытым чемоданом, словно ему нужно было время подумать, хотя на самом деле решение он принял уже два дня назад, когда Сихамур пришла к нему в первый раз, и он понятия не имел, почему сейчас медлит. Он блуждал среди рассеянных мыслей и полусознательно водил пальцами по свернутым носкам и трусам, двух парам плотно сложенных брюк, трем поношенным рубашкам и книге, которую до сих пор ему так и не удалось прочесть. Наконец он собрался с силами, одним решительным движением захлопнул чемодан, снял его с кровати и повернулся со словами:

– Да. Пошли.

Сихамур лукаво прищурилась.

– Ты не пожалеешь об этом. Это работа для таких, как ты. Если тебя примет Лебедка. Воздухоплавательная лодка уже ждет.

Они вышли из лазарета и остановились в ослепительном сиянии анафериканского солнца. Сихамур подняла голову, прикрыв глаза ладонью. Баркельби сделал то же самое. На высоте, в глубинах голубой бездны безоблачного неба, висел крохотный блестящий объект, по форме напоминавший автоматный патрон, но им не являвшийся. Тут подлетели волатрисы, осторожно подхватили Баркельби и Сихамур когтистыми лапами и легко подняли в воздух. Через несколько мгновений их опустили на борт воздухоплавательной лодки, взявшей курс на Енеропу.

Баркельби досталась тесная, но зато очень уютная каюта, расположенная недалеко от кормы лодки, однако он плохо в ней спал. Как ни странно, его совсем не беспокоили причудливые комисори, которые беспрерывно, день и ночь, шумно суетились у сложных приборов. Проблема была в других звуках, гораздо более тихих, но вызывающих вибрацию стен и пола. Это были странные звуки: басистое бормотание, настойчивый шепот, горловые стоны и тихие попискивания. Казалось, их издает некий безумец, который на каком-то своем, непонятном языке пытается передать свои необычные впечатления, описать то, что чувствует и видит. Баркельби казалось, будто этими звуками его хотят куда-то затянуть, чтобы показать то, чего он ни в коем случае не должен видеть. И он был уверен, что ему достаточно посмотреть на все один раз, чтобы увиденное никогда больше не стерлось из памяти. Баркельби старался не думать об этих звуках, уверял себя, что это только иллюзия, и пытался игнорировать их, но всякий раз, пытаясь заснуть, в своем воображении видел забитого и окончательно обезумевшего комисори, которого медленно, где-то под палубой перемалывала машина, превращавшая его нестерпимую боль и ненависть к миру, что вынуждает его испытывать такие страдания, в энергию, необходимую для преодоления силы тяжести и удержания воздухоплавательной лодки в воздухе. Вот почему Баркельби не мог заснуть. Он выходил на верхнюю палубу, куда не доходили кошмарные звуки, издаваемые лодкой, и, плотно застегнув кожаную куртку, наблюдал за проплывающими внизу облаками. В каюту он возвращался только под утро, окончательно замерзший и со слипающимися от усталости глазами.

На четвертую ночь выяснилось, что не только у него проблемы со сном. Вероятно, их встреча состоялась бы и раньше, но Баркельби не знал, что существует проход, ведущий к носу лодки. Как обычно, он смотрел вниз и удивлялся, почему едва заметные клубки облаков вызывают у него такое беспокойство, как вдруг случайно боковым зрением заметил стремительно промчавшуюся стройную тень, которая перешагнула через высокий рейлинг и исчезла. Баркельби метнулся следом и обнаружил узкий трап, подвешенный вдоль борта. По этому трапу он и пробрался на нос лодки, в тайный уголок Сихамур.

Она сидела, скрестив ноги и прислонившись к небольшому хромированному куполу. Она улыбнулась так, словно давно его ждала, и жестом пригласила сесть рядом с ней. Потом они долго и молча наблюдали за комисори, который превратился в изящное металлическое крыло и с тихим шелестом планировал на ветру – в кажущейся неподвижности, в десятке ярдов над лодкой, мерцая отраженным светом звезд. Баркельби понимал, что ослепительная красота этого комисори выходит за рамки человеческого понимания, что это только осколок чего-то еще более великого – того, что он, будучи человеком, не может постичь. Но несмотря на это, вид этого комисори вызывал в Баркельби такой восторг, что у него перехватывало дыхание. Он подозревал, что это должно что-то значить, но понятия не имел, что именно. И когда он решил спросить об этом у Сихамур, женщина без слов приложила палец к его губам, а затем поцеловала. Долго и страстно. Вкус ее слюны напоминал то, что он пробовал в детстве. И это не имело никакого отношения к еде.

Через неделю они добрались до Альпанеев, и в поле зрения появилась Лебедка. До того, как проснулись Беленусы, это была просто Белая гора, самая высокая вершина в этом массиве, но позже она превратилась в нечто иное. Подобную трансформацию пережило множество гор, пещер и островов, расположенных в разных местах на Земле, но только здесь появилась гигантская Лебедка, главными элементами которой стали два почти восьмимильных колеса. Они вращались рядом, непрерывно, двадцать четыре часа в сутки, но в противоположных направлениях. Одно наматывало толстый нескончаемый канат, а другое разматывало. Концы обоих канатов исчезали в космосе. Говорили, что они якобы были протянуты до Марсена, где была установлена похожая Лебедка, только больше, потому что в нее превратился Олимп Гласиус – древний, бездействующий вулкан и некогда самая высокая гора в Солнечной системе. Баркельби читал об этом в газетах, видел фотографии, и ему казалось, что он хорошо подготовился к встрече с Лебедкой, но когда воздухоплавательная лодка мягко села на базальтовой платформе, из которой вертикально выступали половинки огромных колес, он остановился в их тени и понял, что слишком поспешно принял предложение Сихамур.