Он выглядел искренне озадаченным, даже раздосадованным. Магик бросил взгляд на Корвина, потом на Эдвина, и его лицо посерьезнело:
– Это государственная измена, Ваши Высочества. Измена с целью утаить дикого.
Корвин шумно вздохнул. Измена. Магик был прав, как бы нелепо ни звучали его слова: по закону это действительно измена. Взбудораженный Эдвин перевел взгляд со Сторра на Корвина, в его глазах зажегся огонек.
– Ты знал, кто она, брат? Знал?
По спине Корвина поползли мурашки. В голосе Эдвина он уловил скрытое торжество.
– Что бы они ни говорили, я знаю: Кейт не преступница.
– Я не спрашиваю тебя, преступница она или нет, – нетерпеливо перебил его Эдвин. – Она – дикая. И ты об этом знал.
– Никакая она не дикая, – скрепя сердце солгал Корвин, лишь бы защитить Кейт от ненависти, заразившей брата со дня гибели матери. – Она ни в чем не виновна.
– Врешь. Я слишком хорошо тебя знаю. Ты не сможешь меня обмануть. – Эдвин серьезно посмотрел на великого магистра. – И что теперь, мейстер?
– Недоносительство о диком – тоже измена. – Сторр огладил бороду.
– Дурная шутка! – Корвин сжал кулаки. – Я – верховный принц, и я заявляю, что все здесь было спокойно. – Он кивнул на короля, продолжавшего тихо сидеть в кресле.
– В такой ситуации титул теряет значение, Ваше Высочество. – Викас покачала головой, ее серые глаза холодно сверкнули. – Вы арестованы, принц Корвин, за укрывательство дикой и за позволение использовать стихийную магию против верховного короля.
Корвин не сдвинулся с места, в упор глядя на булаву в руках мейстры.
– Сейчас урор! – Он обернулся к Эдвину. – Помоги мне, я твой брат! Не позволяй им меня арестовать.
На лице Эдвина мелькнуло сомнение. Мелькнуло – и тут же исчезло. Он сложил руки на груди и помотал головой:
– Как ты верно на днях заметил, Корвин, я пока еще не верховный король.
Корвин вздрогнул, словно от пощечины. Он подумал, не попытаться ли силой пробить себе путь к свободе, но отказался от этой идеи. Он был безоружен, а Викас, судя по всему, прекрасно управлялась со своей булавой. Ничего не выйдет. По крайней мере, здесь и сейчас. Их обвинения не выдерживают никакой критики, попытался успокоить себя Корвин. Ни совет, ни верховная жрица не поддержат магиков. Урор необходимо завершить. Человеческие законы не могут вмешиваться в законы богов. Корвин поднял руки в знак смирения и отступил от Кейт.
Двое гвардейцев и магик в золотом сопроводили принца в его покои.
– Что теперь будет с Кейт? – спросил Корвин у инквизитора.
– То же, что бывает со всеми пойманными дикими, Ваше Высочество.
Маска скрывала его лицо, однако в голосе прозвучало торжество. Корвин похолодел. Значит, золотые отправят ее в орденский дом за городом и проведут обряд очищения. Он не представлял, что это за обряд, но уже от одного слова «очищение» веяло ужасом. Кейт казнят и похоронят в безымянной могиле, отказав даже в священном огне. Это станет ее последним наказанием.
Принц в панике покосился на пистоль, свисавший с пояса шедшего впереди гвардейца. Не скорострел, конечно, но и одного заряда должно хватить, чтобы освободиться. Тут ему вспомнилась булава Викас. Золотоплащник держал свою наготове. Корвин разочарованно вздохнул. Ничего, его время еще придет. Надо просто подождать.
И он ждал. Целых два дня.
Тишина и одиночество сводили его с ума. Разговаривать было не с кем. Он только и делал, что ходил из угла в угол, безуспешно строя планы побега. Единственную дверь, запертую на замок, охраняли гвардейцы. Окна? Из них открывался прекрасный вид, но падение с такой высоты не переживет никто. Сделать веревку было не из чего. Золотые обшарили комнаты принца, забрав все, что хоть немного походило на оружие. Корвина не лишили ни одежды, ни мягкой постели, ни горячей воды, однако покои превратились в тюремную камеру, причем в одиночную. К принцу позволялось входить только слугам, приносившим еду. Дважды до Корвина доносился громкий голос Даля, безуспешно спорившего снаружи с гвардейцами и золотоплащниками.
Но больше всего принца заботила судьба Кейт. Где она? Когда начнут обряд очищения? А вдруг уже начали? Корвин не знал. Он намеренно никогда не интересовался инквизицией и ее порядками, старался даже не вспоминать обо всем этом лишний раз.
Теперь, когда все случилось, ему было ясно: он поступал так из-за неосознанной уверенности в том, что нельзя арестовывать невинных. Убивать за то, что ты мог бы совершить преступление. «Мог бы» не равно «совершил». Сколько честных людей было убито за последние годы?
Кейт может стать очередной жертвой. «О боги, выпустите меня отсюда!» Боги молчали. Похоже, им не было дела до Корвина.
Бездействие выматывало. В отчаянии Корвин уселся за стол. Взгляд упал на карту, где были отмечены места нападения дневных драконов. Внезапно принц вспомнил Ральфа Марсела. Того тоже схватила инквизиция, однако он как-то сбежал. А ведь была еще женщина из Тивальда, рассказавшая Далю, будто видела на свободе дикого, которого когда-то арестовали золотоплащники.
Могли ли эти двое улизнуть? Корвин, пусть снаружи, не раз видел орденские дома. Вряд ли оттуда было легко сбежать. Золотоплащники выглядели отменными солдатами, натасканными на поимку диких. Сами же дикие, после того как им надевали ошейники, не могли пользоваться своей магией. Так, например, было с тем мальчиком из Андреаса. Даже мать ребенка ничем не повредила инквизиторам. Вряд ли Кейт удастся сбежать.
А как удалось тем двоим? Корвин выдвинул ящик стола, где лежало письмо от андреасских инквизиторов. Он сам не знал, для чего сохранил эту отписку. Принц внимательно перечитал письмо и заметил кое-что необычное: на печати ордена красовался профиль великого магистра.
Профиль спесивый и надменный. Несомненно, за инквизицией стоял великий магистр. Есть ли пределы его честолюбию? Уж не вообразил ли он себя королем?
Похоже, так оно и было. И тут Корвина осенило: а что если ни Ральф Марсел, ни прочие никуда не убегали? Что если золотоплащники во главе с великим магистром воспользовались дикой магией в собственных целях? Погонщики дневных драконов…
Да нет, быть того не может! Хотя… Все сходится! Все события, случившиеся со времени появления дневных драконов и нападения на поместье Грегоров, вели к усилению власти магиков. Сторр получил мощные рычаги давления, которыми умело пользовался на королевских советах, а казна Гильдии, несомненно, пухла как на дрожжах.
Корвин еще раз изучил карту. Участие Гильдии прекрасно объясняло и повсеместное распространение ящеров. В бессильной ярости он скомкал письмо. Надо было что-то делать, но, опять-таки благодаря Сторру, принц стал пленником.
В дверном замке загремел ключ, вырывая Корвина из грозной задумчивости. Обернувшись, он увидел, как в комнату входит брат.
– Эдвин, хвала богам, ты пришел! – Принц вскочил, его гнев моментально утих, осталось лишь желание получить ответы. – Я кое-что понял и… – Корвин осекся, наткнувшись на холодный взгляд брата.
Ну конечно же, как он мог забыть! Эдвин в последнее время сильно сблизился со Сторром. Магистр сделался наперсником брата, если не другом. «Без железных доказательств он мне не поверит. Тем более теперь, когда он считает меня изменником». Корвина вновь охватила ярость. Эдвин обязан был ему поверить, они же братья!
Братья, разделенные урором. Пожалуй, Даль и то был ему роднее Эдвина.
Не говоря ни слова, Эдвин пересек комнату и подошел к столу, на котором стояли тарелки с почти нетронутым обедом. Налил себе бокал вина, сделал хороший глоток и только потом посмотрел на Корвина.
– Ты помнишь их? Помнишь звуки, которые вырывались у нее из горла с каждым вздохом?
Ярость Корвина тут же охладела: он прекрасно знал, о чем говорит Эдвин. Разумеется, он помнил. До самой смерти ему не забыть надорванный хрип дыхания матери. Королева Имоджен несколько дней боролась за свою жизнь.
– Помню.
– Да неужели? – Эдвин резко поставил бокал, расплескав вино. – Что-то сомневаюсь. Иначе ты не оскорбил бы ее память с такой легкостью.
Корвин перевел взгляд в окно, чувствуя, что краснеет от стыда. Брат всегда знал, как вызвать в нем чувство вины, пусть даже умом Корвин понимал, что никакой вины за ним нет. Перед глазами встало лицо матери. Люди звали ее королевой Имоджен Ласковой. Он тоже винил себя в ее смерти, хотя в глубине души чувствовал, что она его простила. Позволять Эдвину использовать эти воспоминания против него как раз и было оскорблением ее памяти. Принц снова повернулся к брату.
– Кейт не имеет никакого отношения к тому, что случилось с нашей матерью, Эдвин.
– Она дикая. И ты это знаешь. Интересно, как давно?
– Даже если и так. – Корвин старался говорить спокойно. – Кейт никому не причинила зла.
– Пока не причинила. А какие увертки ты сочинишь, когда от ее магии погибнут люди?
– Кейт никогда…
– Она опасна, – оборвал его Эдвин. – Все дикие опасны. Уже двести лет их магия вне закона. Исключений нет и быть не может.
«Двести лет – долгий срок…» Корвин вспомнил, с каким страхом и вместе с тем с надеждой Кейт рассказывала ему правду. «Дар – неотъемлемая часть меня, способность, с которой я родилась и живу». Люди, приговоренные к смерти с колыбели. И все из-за какого-то замшелого закона.
– Кейт не опасна, и неважно, дикая она или нет, – решительно повторил Корвин. – Нельзя казнить ее за то, чего она не совершала.
– Ты собираешься сделать исключение для всех диких или для нее одной? – презрительно скривился Эдвин.
Корвин промолчал. Повторялась история с сиванским мальчишкой-солдатом. Может быть, Даль прав, и пацан просто удрал, обрадованный нежданной свободой. Однако наверняка Корвин не знал и не мог отмести иную версию произошедшего. То же самое и с другими дикими. Они представляли угрозу для людей. Принц замотал головой, не в силах найти верного ответа. Как же все сложно! Одно он знал точно: он любил Кейт, кем бы она ни была.