– Если бы ты только знала, – он качает головой и скользит пальцами вверх по моим ребрам к груди. У меня сбивается дыхание, когда он снова и снова проводит шелком ночной рубашки по моему чувствительному соску. – Мой контроль над тобой – это иллюзия. Ты – храм, где я поклоняюсь. Я живу ради сжимания твоих бедер, твоих слабых криков, ощущения того, как ты садишься на мой член, и, прежде всего, ради трех любимых слов, которые я слышу из этого рта, – его большой палец проводит по моим губам, после чего он обхватывает мой затылок и заглядывает мне в глаза. – Держать свои руки подальше от тебя было подвигом всей моей жизни , а у тебя есть сила разрушить мою дисциплину одним гребаным прикосновением.
Я таю и выгибаюсь в его руке. Хорошо, что он прижал меня к стене, потому что я знаю, что мои колени сдались бы на полпути этого признания, не говоря уже о том, что он делает своими пальцами.
– Не трогать тебя. Поняла.
– Разве? – ленты теней струятся по его плечам и обвиваются вокруг моих запястий, и через мгновение мои руки оказываются прикреплены к стене над моей головой. – Это что-то, что ты можешь сделать, если мне понадобится?
Тени струятся по моим ладоням и пальцам в непрерывной ласке, от которой перехватывает дыхание.
– Да, – тяжело сглатываю. – На самом деле это тревожно горячо.
Уголок его рта приподнимается в медленной улыбке, и полосы теней проходят по моим ногам, как по рукам, продвигая линию подола вверх по бедрам.
– Я буду иметь это в виду.
Моя спина прогибается, когда тени упруго проходят по внутренней стороне бедра. Он даже пальцем не пошевелил, чтобы взмахнуть рукой. Он делает все это силой мысли. Непринужденная демонстрация силы еще больше возбуждает.
– Что еще? Потому что, если ты не начнешь прикасаться ко мне в ближайшее время, я сделаю это сама и заставлю тебя смотреть.
– Мы должны были сделать это несколько месяцев назад, – его глаза вспыхивают, и он перекатывает мой сосок между большим и указательным пальцами.
– Это чертовски приятно, – мои бедра покачиваются на нем. Он такой твердый, и всего в нескольких слоях ткани от того места, где я в нем отчаянно нуждаюсь.
Он накрывает ртом пик моей груди, используя шелк и зубы, чтобы заставить меня хныкать.
– Ксейден, – откровенно умоляю я, сжимая бедра вокруг его талии.
Все следы поддразниваний уходят из его глаз, когда он поднимает голову.
– У тебя есть сыворотка?
– В моей сумке. Хочешь? – теперь мы делаем успехи.
Он качает головой.
– Сгаэль изведет меня, если я приму её сам. Но я хочу, чтобы ты засунула ее мне в глотку, если… – он морщится. – К черту это. Сколько у тебя здесь кинжалов?
– Два, – нет нужды спрашивать, о каких кинжалах идёт речь.
– Пусть будет четыре, – он снимает один с бедра и кладет его на книжный шкаф справа от меня, а затем с помощью малой магии перебрасывает другой на мою тумбочку. – Уже боишься?
Мои губы кривятся при воспоминании о его словах, сказанных несколько месяцев назад.
– Нет, – я краду поцелуй с его губ, зная, что мне не понадобится использовать оружие. – Мне не в первый раз поднимать на тебя клинок.
Он смотрит на меня в полном недоумении, а потом ухмыляется.
– Не уверен, что это говорит о нас.
Токсично? Возможно. Это мы? Безусловно.
– То, что мы много раз обсуждали возможность убить друг друга и всегда воздерживались? – я целую его, проводя языком по шву его губ, потому что он мой и я могу. – Я бы сказала, что это предвещает нам хорошее будущее. Если бы мы действительно попытались пролить кровь, я бы забеспокоилась.
– Ты бросала кинжалы мне в голову, – его руки сжимают мои бедра, а рот скользит по моему горлу, задерживаясь на стыке шеи и плеча.
Боги, как же это приятно .
Я вдыхаю, когда моя температура поднимается как минимум на градус. Он собирается расплавить меня еще до того, как начнет.
– Я бросала кинжалы рядом с твоей головой. Большая разница, – покачивая бедрами, я получаю его низкий стон. – Если тебе станет легче, то в любой момент, если мне покажется, что ты действительно собираешься меня убить, я зарежу тебя, хорошо? Просто вложи мне в руку мой проводник и, блять, прикоснись ко мне уже, – вот дерьмо, я только что это сказала.
И я даже не ошарашена.
– Никакого проводника, – его руки сгибаются, притягивая меня к его твердой длине, и он целует каждый сантиметр голой кожи, на который может попасть его рот.
Я собираюсь сгореть прямо здесь, в опасной близости от этих книг, но, по крайней мере, дождь все еще стучит по стеклу.
– Я имею в виду, это твой дом. Если ты хочешь… – мое сердце сжимается. – Ты хочешь, чтобы я была в полной силе.
– Я не собираюсь рисковать тобой, – он ослабляет хватку на моих запястьях, и мои руки падают ему на плечи, а его губы скользят по моим ключицам, посылая мурашки удовольствия вниз по позвоночнику. – Ты бы хотела держать в руках кинжал? Или приемлемо, что он будет в пределах досягаемости?
– Мне это не нужно. Я и есть оружие, – я произношу те же самые слова, что он произнес во время спарринга, и запускаю пальцы в его волосы, отчаянно пытаясь поддержать один из самых важных разговоров в моей жизни, в то время как он методично выводит меня из себя.
– Я знаю, – он касается губами моих губ и отстраняется, когда я наклоняюсь еще сильнее. – Это единственная причина, по которой я позволил себе постучать в твою дверь. Хочешь передумать? – он изучает мои глаза, как будто есть хоть малейший шанс, что я откажусь от того, в чем мы оба отчаянно нуждаемся, в друг друге.
– В нашу дверь, – поправляю я его. – Я выбираю тебя. Я выбираю любой риск, который это несет. Я вижу каждую часть тебя Ксейден. Хорошую. Плохую. Непростительную. Это то, что ты обещал, и это то, чего я хочу – всего тебя. Я могу постоять за себя, даже против тебя, если придется…
Его взгляд темнеет.
– Я не хочу причинять тебе боль.
– Тогда не причиняй, – я провожу кончиками пальцев по его метке, наслаждаясь ощущением его кожи, пока он позволяет мне это.
– Если я оступлюсь… – он качает головой. – Черт, Вайолет .
То, как он произносит мое имя – частично со стоном, частично с молитвой – разрушает меня.
– Ты не сорвешься. День семьдесят три, помнишь? – я провожу большим пальцем по его челюсти. – Но мы можем подождать до семьдесят шестого, если тебе от этого станет легче.
Его челюсть дёргается под моими пальцами.
– Больше никаких ожиданий.
Хотя большинство божеств позволяют служителям храмов выбирать время служения, только два требуют пожизненного посвящения: Данн и Лойал. Ибо и война, и любовь безвозвратно меняют души.
– Майор Рорили. Руководство по ублажению богов, издание второе
Глава 49
Наши рты сталкиваются, и мы воспламеняемся. Больше нет поддразниваний. Больше нет сомнений. Его язык проносится мимо моих губ с надменным владением, и я стону, запустив пальцы в его волосы, чтобы прижать его к себе. Он снова и снова овладевает моим ртом в глубоких, одурманивающих поцелуях, которые заставляют меня выгибаться, требуя большего, и покусывать его нижнюю губу, когда он не может сделать это достаточно быстро.
Камень скрежещет по моей спине, когда он крутит бедрами, но все, что я чувствую, – это жгучее удовольствие, когда он попадает в идеальную точку.
– Еще раз, – требую я и хнычу ему в рот, когда он это делает.
Жар, в который он меня вогнал, грозит поглотить меня, а между нами все еще так много одежды.
Его рука скользит под мое бедро, задирает подол халата и проводит тыльной стороной двух пальцев между бедер, прямо по ткани моего нижнего белья.
– Ты чертовски мокрая для меня, – рычит он.
Легкое прикосновение вызывает прилив сил, который только усиливает треск жара, собирающегося внизу живота.
– Чертовски хорошо осведомлена, – я ухмыляюсь, покачиваясь на этих пальцах, и целую его так, словно могу потерять его, если отдамся его языку. – Ты видел себя?
Он смеется мне в губы, а потом мы двигаемся. Я ожидаю, что в любую секунду почувствую спиной кровать, но он удивляет меня, отпуская мои лодыжки и ставя мои ноги на пол между креслом с высокой спинкой и нашей кроватью.
Затем его рот снова оказывается на моем, разжигая огонь, который уже бушует слишком жарко, чтобы продержаться долго. Одежда разлетается.
Я тянусь к пуговице на его поясе.
Он прерывает поцелуй только для того, чтобы стянуть через голову мою ночную рубашку.
Я снимаю его пропитанные водой брюки.
Он раздевает меня до нижнего белья.
Если раздевание – это гонка, то я определенно выиграла, но он поразительно быстро справляется со своими сапогами. Достаточно одного взгляда, чтобы напомнить мне, сколько я выиграла.
– Мой, – шепчу я, проводя пальцами по резным краям его живота. – Я все ждала, когда это пройдет, – бормочу я, когда он ласкает мою поясницу и притягивает меня к себе.
– Что? – спрашивает он, садясь в кресло и поднимая меня к себе на колени.
Мои колени упираются в его мускулистые бедра, и мое сердце трепещет с невероятной скоростью.
– Полный трепет, который я испытываю, когда вспоминаю, что ты мой, – я провожу руками по его плечам и груди. – Каким-то чудом именно я могу прикасаться к тебе.
– Я к этому также не привык. И не думаю, что это случится, – его взгляд блуждает по моим распущенным волосам и телу с голодом, таким острым, что он может прорезать чешую дракона. – Это все, о чем я думал в последний раз, когда был здесь без тебя.
О, да . Я начинаю опускаться, более чем готовая ощутить каждый дюйм его тела внутри себя.
Он шипит сквозь зубы, когда головка его члена скользит между моих бедер, и я делаю то же самое, когда он трется о мой клитор, посылая искры по каждой клеточке моего тела.
– Еще нет, – говорит он сквозь стиснутые зубы.