– Сгаэль у них, – ярость Тэйрна заливает меня, как кислота.
Я ставлю себя перед Тэйрном и открываясь для его силы, приветствуя жар и пламя в своих венах.
– Серебристая, – предупреждающе рычит Тэйрн под аккомпанемент звука рвущейся веревки.
– Если я сгорю, так тому и быть, но тебя она не тронет, – говорю я вслух, чтобы Теофания поняла, что я не собираюсь шутить.
– Ну что, ты сделала свой выбор? – спрашивает Теофания, подходя ближе.
– Да, – я вскидываю правую руку вверх и пропускаю через себя энергию, опуская ее вниз кончиком пальца.
Теофания мчится на десять ярдов вправо, двигаясь быстрее, чем я когда-либо видела.
– Тебе придется быть…
Я снова взмахиваю рукой, прежде чем она успевает закончить, и наношу удар по тому самому месту, где она стоит, вызывая немедленный раскат грома.
Но она уже в двадцати футах слева от меня.
– Быстрее, – заканчивает она, и я снова наношу удар, но все повторяется сначала.
Снова, снова и снова .
Мои легкие кричат, когда я дышу тем, во что превратилась, – жаром, силой и яростью, но она все еще слишком быстра, чтобы я могла ее поймать, и с каждым неудачным ударом приближается к Тэйрну.
– Почти закончил, – уверяет он, когда за спиной у меня трещат веревки.
Мне нужно вывести её из игры сейчас.
Я держу свой следующий удар, когда она появляется в двадцати футах впереди.
– Скажи мне, ты скучаешь по Уннбриэлю?
Ее глаза вспыхивают, и она вздрагивает.
Победа . Я набираю все больше и больше силы, наматывая ее на катушку, как расплавленную нить.
– Разве ты не тоскуешь по храму? – я использую слова, которые говорила мне верховная жрица.
Ее лицо искажается от эмоций, почти похожих на тоску, но их быстро скрывает гнев.
– А ты ? – возражает она. – Или у тебя иммунитет, потому что к тебе лишь прикоснулись, но не посвятили? – она бросается вперед. – Знаешь ли ты боль от того, что тебе никогда не позволят вернуться, от того, что это разрушит то самое, что удерживало меня неприкасаемой все эти годы?
Я выпускаю часть своей силы, ударяя по земле перед ней, и она замирает. Прикоснулись . Черт, жрица в Уннбриэле тоже так говорила. Как и записка, завернутая в подарок Аарика.
– Как верховная жрица, ты должна была обладать неизмеримой властью на острове. Как же этого оказалось недостаточно?
– Зачем служить богу, если можно стать им? – фыркает Теофания.
Ужасный страх поглощает узы, за ним следует еще один рев, от которого у меня едва не подкосились колени.
Сгаэль . Тэйрн рычит, его когти впиваются в лесную подстилку, и я поднимаю голову вверх, сердце колотится о ребра.
– Не надо! – ужас сковывает мое горло, я кричу Ксейдену, но он меня не слышит.
Дрейтус окутывает тьма, и вскоре вслед за ней раздаются пронзительные крики виверн, несущихся по полю и эхом отражающихся от скал наверху.
– Что… – Теофания поворачивается в сторону шума.
Тень распространяется по полю, как рябь по озеру, и с яростью ониксового шторма несется к нам со скоростью, которая выжимает надежду из моей груди, а затем и вовсе разбивает мое сердце. Боль бьет как физический удар в центр груди.
Он ужасающе силен со Сгаэль, но не настолько.
Это та сила, которая покончит с мирами.
И она уже почти здесь.
– Я люблю тебя, – шепчу я по связи, и лед трескается, но этого недостаточно, чтобы остановить приближающуюся волну тьмы.
Тень бросает Теофанию на землю за секунду до того, как она набрасывается на меня, мягким шепотом прижимаясь к моим щекам, и швыряет нас в кромешную тьму.
– Ударь! – рычит Тэйрн, и я слышу, как сеть поддается.
Изнеможение овладевает мной и отказывается быть проигнорированным. Я слишком устала. Слишком близка к тому, чтобы сгореть заживо. Какой в этом смысл, если я не могу ее поймать?
– Используй тьму! – приказывает Тэйрн.
Мое сердце замирает. Использовать то, что отнимает у меня Ксейдена? Я и представить не могла, что все возможные способы его исцеления приведут к такому выбору. Огонь, пожирающий меня изнутри, грозит поглотить все мои кости, и на секунду я спохватываюсь, что позволяю ему это сделать. Я не смогла остановить свою мать, и я не могу остановить Ксейдена. Я не могу его спасти.
Подождите. Ударь в темноте. Так сказано в записке Аарика…
Как будто он знал, что это случится.
Я задыхаюсь, когда все части щелкают в едином порыве. Подкрепление. Приказ мне охранять храм Данн. Увел Линкса с дороги еще до того, как открылись двери в большой зал. Он знал. Он проявлял себя все это время.
– Он чертов предсказатель , – шепчу я в благоговении. Настоящий – не такой, как Мельгрен, который может только предвидеть исход битвы. Если Аарик владеет истинным предвидением, он видел это и дал мне оружие, сделанное из расколотого храма – храма, в который Теофания не может войти. Я не верю в оракулов, но верю в печати.
Я выхватываю мраморный кинжал правой рукой, затем смешиваю свою боль с обжигающей силой, которая сжигает то, что осталось от моего бьющегося сердца, поднимаю раненную руку и выпускаю мучительный ожог энергии в небо.
И удерживаю его.
Непрерывная молния освещает окрестности и пробивается сквозь тень, открывая спину Феофании. Она, спотыкаясь, встает на ноги, поворачивается ко мне, ее глаза широко вспыхивают, и она ныряет влево, врезаясь в невидимую стену и падая назад.
В стену, которая рычит .
Чешуя переливается серебристо-голубым, как и моя молния, и маленький дракончик стоит на пути Теофании, низко опустив голову и оскалив зубы.
И тут же мое быстрое сердцебиение стабилизируется.
Андарна .
Теофания протягивает руку, в ее красных глазах горит удивление.
Мне все равно, каковы ее намерения – она не получит Андарну в свои руки. Боль сжимает меня в тисках, огонь разрывает легкие, но я держу молнию и бегу . То, что Андарна ушла – это одно, а потерять ее от прикосновения темной колдуньи – непостижимо.
– Ирид, – с благоговением шепчет Теофания, напряженно глядя на Андарну. Я делаю выпад, вгоняя кинжал прямо в ее сердце. Огонь дышит во мне, пока я не превращаюсь в уголь, золу и агонию.
Она пошатывается и начинает смеяться.
Потом она видит кровь и замирает.
– Как? – ее глаза вспыхивают, и она падает на колени. – Камень не убивает вэйнителей.
– Ты никогда не была просто вэйнительницей, – отвечаю я. – Данн – гневная богиня для верховных жриц, которые отвернулись от нее.
Она открывает рот, чтобы закричать, а затем мгновенно высыхает.
Я отпускаю молнию, погружая нас во тьму и отдаваясь огню, сжигающему меня заживо.
– Вайолет , – шепчет Андарна.
А потом я ничего не слышу.
Единственное, что может быть более непредсказуемым, чем изменчивая провинция Тиррендор, – это ее герцог. Не зря царствующая аристократия никогда не носит черное.
– Дневник генерала Августина Мельгрена
Глава 65
КСЕЙДЕН
Одно дело – манить меня, звать, вызывать в этот скрытый, залитый солнцем каньон к югу от Дрейтуса против моей воли, отрывать меня от стен нашей обороны и заставлять уходить прочь от друзей и города, полного мирных жителей. Совсем другое дело – ранить и заманить в ловушку Сгаэль.
Кровь капает с ее чешуи, стекает по плечу, и вид того, как она пропитывает связывающие ее веревки толщиной в предплечье, доводит меня до исступления и наполняет силой так, как ничто другое не могло бы. Я забираю ее всю, затем тяну еще, но она уже истощена, сдержав столько виверн у стен Дрейтуса.
Гнев, как ток, течет по льду, по которому я охотно катаюсь, освобождая свои эмоции, как бремя, чтобы я мог стать тем оружием, которое ей нужно. Она первая выбрала меня, возвысила меня над всеми остальными, первая увидела все мои уродливые стороны и приняла их, и каждый человек в этом чертовом каньоне умрет, прежде чем снимут хоть одну ее чешую.
Вайолет освободит Тэйрна. Это единственный исход, который я допускаю.
Два вэйнителя, стоящие на страже у устья каньона в своих нелепых одеяниях, – не проблема. Я испепелю их в считанные мгновения, как только Сгаэль наберет достаточно сил. Но тот, кто идет навстречу съежившейся, предательской заднице Панчека, вставая между мной и Сгаэль,… Он – проблема.
Не потому, что он более смертоносен.
И даже не потому, что он должен быть мертв .
А потому что я. Не могу. Убить. Его. Я не могу поднести клинок к его горлу так же, как и к Вайолет. Связь между мной и Вайоленс – это такая магия, которой нет объяснения.
Связь между мной и Бервином – из тех, что никогда не должны существовать, и теперь, когда у моего Мудреца появился еще один брат, которого он может использовать против меня… мне конец.
– Смотри внимательно, мой посвященный, – говорит мне Бервин через плечо, обнажая шрам посередине лица, оставшийся после того, как я сбросил его в овраг в Басгиате.
Я смотрю мимо Бервина, мимо Сгаэль и вэйнителя, на своего нового брата и бессознательного дракона, лежащего в долине за каньоном под охраной семи виверн. Как он мог так поступить? Как он мог решиться на такое, наблюдая за тем, как я спотыкаюсь и падаю на протяжении последних пяти месяцев? Как он мог добровольно пойти по пути, против которого я боролся до последнего? Он – последний, от кого я ожидал такого поворота событий, и все же мы здесь.
Я не могу позволить Сгаэль умереть. Не могу оставить его на том же пути, что и себя. Не могу допустить, чтобы погибли мои друзья, потому что эгоистично хочу, чтобы Вайолет была рядом со мной. Нахлынувшие, всепоглощающие эмоции колотят лед, но я не могу их впустить. У нее свой путь.
Что бы я ни выбрал, это неправильно.
Но только один путь оставит Сгаэль в живых.
– Это не то, о чем мы договаривались! – кричит Панчек, пятясь назад, к своему собственному дракону под сеткой.