– Эй, лошади кусаются , – говорит Ридок через плечо, и женщина при виде нас отпрыгивает в сторону, прикрывая ладонью вырез своей вышитой белой туники.
– А драконы что делают? – переспрашивает Дрейк.
– Ты никогда не узнаешь, потому что тебе никогда не позволят на нем прокатиться, – скучающим тоном огрызается Мира, возвращаясь к своему обычному осмотру периметра из стороны в сторону. Она была начеку с тех пор, как мы покинули поместье, хотя я уверяла ее, что Тэйрн в пределах досягаемости и может поджечь все это место в течение нескольких минут, если я позову его.
Что нам действительно нужно, так это чертова руна связи для остальных – если такая существует.
Дрейк переводит взгляд на Миру, затем на Ксейдена, чей рот кривится в ухмылке.
– Странно, что ты не поборолся со мной за место лидера, Риорсон.
Ксейден усмехается, и ухмылка превращается в улыбку, когда мы проходим под пятном солнечного света. Я смотрю на него так, словно это снова первый курс. Как и все мы, он одет в униформу с короткими рукавами, обнажающую великолепные подтянутые руки, но именно расслабленная поза и легкость его улыбки приковывают мое внимание и, признаться… немного сбивают с толку. Ксейден Риорсон умеет многое, но счастье обычно не входит в это число.
– Совершенно не страшно, если ты умрешь первым, Корделла. Я именно там, где хочу быть, – затем мужчина, подмигивает мне, черт возьми, и я чуть не падаю с нашей проклятой лошади.
Инстинктивно сжимаю бедра, чтобы не выскользнуть из седла, и соболиная кобыла дергается подо мной, прежде чем я вспоминаю, что нужно расслабиться. В жару головокружение всегда было сильнее, и сегодня оно мне явно не на руку.
– Видишь? Вайолет тоже предпочитает драконов, – говорит Ридок.
– Я в порядке, – я передергиваю плечами, чтобы сохранить свой рюкзак и его очень ценный груз на месте.
– Она всегда была хорошей наездницей, – говорит Даин от моего имени.
– Вы вдвоём часто ездили верхом, когда были младше? – спрашивает Ксейден, когда мы проезжаем мимо таверны, и не одна кружка эля проливается на белые туники за столиками на открытом воздухе при виде нас.
У меня отпадает челюсть, и я поворачиваю голову в его сторону.
Кожа скрипит, и, когда я оглядываюсь, вижу, что Мира наклонилась вперед в седле.
– Что? – Ксейден смотрит на меня, затем поднимает брови и оглядывается на остальных. Кэт смотрит на него так, словно у него выросла еще одна голова. У Даина появились ещё две линии между бровями, словно не может понять, не вопрос ли это с подвохом, а Ридок ухмыляется так, будто у него билеты в первый ряд на спектакль. Взгляд Ксейдена на секунду перескакивает ко мне, а затем возвращается к дороге, когда мы сворачиваем на развилку направо, ведущую к рынку и порту, если верить довольно примечательному указателю, зажатому между брусчаткой и большим деревом. – Мне нельзя спрашивать о вашем детстве?
– Нет, – лепечу я. – Конечно, можно.
– Просто ты обычно ведешь себя так, будто я не рос с ней, – непринужденно отвечает Даин. – Как будто мы не были лучшими друзьями.
– Я чертовски рад, что сел на эту лошадь, – говорит Ридок, крепче сжимая поводья.
Я бросаю в его сторону взгляд, который, надеюсь, говорит ему о том, что я пересматриваю свое решение взять его в этот отряд.
– Но, отвечая на твой вопрос, – продолжает Даин, так же непринужденно сидящий на лошади, как и Ксейден, – да, мы ездили верхом всегда, когда это позволяли места службы наших родителей. Не в те годы, когда они были в Люцерасе, конечно.
– Там чертовски холодно, – говорит Мира.
– Да, – соглашаюсь я, сокрушаясь при воспоминании. – Мне было тяжело ездить верхом, когда я не тренировалась, и падать всегда было неприятно, но это дало мне чувство осознания своего тела. А ты? – спрашиваю я Ксейдена, когда мы сворачиваем на оживленную улицу.
– Думаю, я научился ездить раньше, чем ходить, – он быстро улыбается мне. – Наверное, это одна из тех вещей, по которым я больше всего скучаю с тех пор, как переступил парапет. Лошади по большей части идут туда, куда ты их направляешь. Сгаэль… – он смотрит на деревья, словно видит ее в небе над нами, и на его лице появляется выражение тоски. – Ей абсолютно наплевать, куда я хочу попасть. Мне просто разрешено лететь с ней.
– Мужик, как я тебя понимаю, – бормочет Даин, и я смеюсь.
– Становится оживлённее, – отзывается Дрейк, и настроение отряда мгновенно меняется: улица заполняется лошадьми, повозками и пешеходами, несущими корзины в руках и пристегнутыми к спине. Единственные клинки, которые я вижу, – это те, что у нас.
По обеим сторонам переполненной улицы с двойной шириной выстроились каменные лавки. Их двери открыты настежь, товары и продукты выставлены на тележках под яркими матерчатыми навесами на протяжении, кажется, целой мили. Из прочитанного я знаю, что этот район разветвляется на юг, к рынку золота и специй, и еще дальше на холм, где, словно владыка, расположился финансовый сектор.
Мы находимся в полумиле от пляжа, но в воздухе витают запахи соли и рыбы, и я понимаю, почему бизнес ведется под пологом деревьев. Я не могу представить себе ни запах, ни то, как быстро все испортится на солнце в таком климате.
Куда бы я ни посмотрела, везде торгуются о покупке, о фруктах, которых я никогда не пробовала, о цветах, которых я никогда не нюхала, о птицах, которых я никогда не слышала. Это пиршество чувств, и я поглощаю его, как изголодавшаяся женщина.
– Кому-нибудь ещё кажется, что наш дом – совершенно унылая дыра? – спрашивает Ридок, когда мы останавливаемся у торговца тканями, и я обнаруживаю, что смотрю на кусок переливающегося черного шелка, такого прозрачного, что он почти серебристый.
Он и дня не продержится против доспехов из драконьей чешуи, которые сейчас покрывают мой торс.
– Говори за себя, – говорит Ксейден, переставляя ногу и опускаясь рядом со мной. – Аретия – вторая вещь по красоте из всего, что я когда-либо видел, – он передает мне поводья, превращая свои великолепные ониксовые глаза с золотым отливом в оружие, способное растопить белье прямо на моем теле, и смотрит на меня сверху. – А мой дом – первая.
Ух . Да, я просто превращаюсь в жидкость.
– Ты слишком много говоришь, Риорсон, – но я все равно улыбаюсь, когда беру бразды правления в свои руки.
– Я собираюсь спросить о нашем торговце. Не уходи без меня, – он оглядывается на Даина. – Идем, кровланец, – одарив меня еще одной драгоценной ухмылкой, он исчезает в магазине, за ним быстро следует Даин.
– Это тот же самый парень? – спрашивает Дрейк у Кэт, поворачиваясь в седле. – Не может быть, чтобы это был тот же самый гребаный парень.
Я стараюсь не смотреть, но у меня не получается, и, оглянувшись через плечо, я вижу, как она пожимает плечами и быстро отводит взгляд.
– Может, он и мог бы стать таким, если бы его отец не возглавил целое восстание и не испортил ему жизнь, подвергнувшись казни, бросив его в квадрант и сделав ответственным за всех меченых в возрасте скольки лет? Семнадцати? – размышляет Ридок.
– Да, – соглашаюсь я, не сводя глаз с двери. – В этом, – и все же… если бы всего этого не случилось, были бы мы по-прежнему нами? Или чудо наших отношений – это результат точного сочетания трагедий, которые настолько сломили нас обоих, что, столкнувшись, мы стали чем-то совершенно новым?
– А может быть, он просто любит Вайолет, поэтому не ведет себя с ней как козел, – говорит Мира, глядя на нахмуренного мужчину Деверелли, который при первом же взгляде на нас убегает обратно в лавку портнихи, увлекая за собой женщину. – Похоже, мы заметнее, чем думали.
– Мы единственные в черном, – бормочу я.
– Несущие огонь! – обвиняет мужчина на общем языке, а затем захлопывает дверь, дребезжа стеклом.
– Грубо, – Ридок садится ровнее в седле.
– И неправильно, – бормочет Кэт. – Некоторые из нас просто хотят поиздеваться над вашими чувствами, а не сжечь ваш дом дотла.
Я смеюсь, а Ридок фыркает.
Ксейден выходит через дверь торговца тканями вместе с Даином, засовывая черный бархатный мешочек в передний левый карман своей униформы, когда спускается по трем каменным ступеням.
– Она торгует редкими книгами, две улицы вверх по холму.
Ошеломленная, я отдаю ему поводья, и он быстро садится на лошадь.
– Это не может быть так просто.
– Может, – говорит он, похлопывая себя по карману. – У нас нет общей валюты, но драгоценные камни, похоже, говорят на всех языках, – он оглядывается через плечо. – Хорошая работа, Аэтос.
– Это был комплимент? Что, черт возьми, происходит? – спрашивает Даин, переводя взгляд на меня. – Ты ему что-то дала?
Я качаю головой, и Дрейк ведет нас вперед.
«Несущие огонь» – это оскорбление в наш адрес прозвучало не раз, пока мы пробирались вдоль торговых рядов и по двум улицам, куда направляли Ксейден и Даин. К тому моменту, как мы достигаем второй улицы, шквал активности сходит на нет: от насущной необходимости ежедневной торговли продуктами и товарами до более разнообразных и нишевых магазинов. Когда мы останавливаемся перед витриной с названием «Тома и сказки», рядом со стволом огромного дерева оказывается достаточно места, чтобы лошади могли подождать.
Сам магазин двухэтажный, построен из серого камня разных оттенков, и, в отличие от улиц внизу, ни одна из его сторон не соприкасается с окружающими зданиями. Снаружи он выглядит так же, как книжный магазин, который я посещала в Коллдире с отцом, чуть больше библиотеки в квадранте всадников, но никак не сравнится даже с восьмой частью Архива.
– Ты на месте, – говорит Ксейден с земли, протягивая мне руку.
Я перекидываю ногу через спину лошади и спускаюсь в его объятия, отмечая, как он не спеша касается меня всем своим телом.
Он не сводит с меня глаз, и от жара, который я в них нахожу, и от потребности, которая вспыхивает, когда мои руки скользят по его груди, у меня перехватывает дыхание. Я рефлекторно тянусь к нашей связи, чтобы сказать ему, как сильно я хочу, чтобы он вернулся в мою постель, и мои руки сжимают ткань его униформы, когда я вспоминаю, что она здесь недоступна.