– велел Тэйрн.
Мое сердце замерло. Воспользоваться тем, что отняло у меня Ксейдена? Я никогда не думала, что поиски всех возможных путей его исцеления в итоге сведутся к его собственному выбору. Огонь, пожирающий меня изнутри, буквально грозил спалить меня дотла, и на какое-то мгновение я задумалась, а стоит ли так поступать. Я не смогла остановить свою мать, и я не могла остановить Ксейдена. Не могла спасти его.
Секунду. «Бей во тьме» – так говорилось в записке Аарика…
Он словно знал, что случится.
Я задохнулась, когда в один ошеломительный удар сердца все кусочки пазла сложились в единую картинку. Подкрепление. Просьба защитить храм Данн. То, как он убрал Линкса с дороги до того, как открылись двери в большой зал. Он все это знал заранее. Все это время он манифестировал.
– Аарик, мать его, гребаный провидец, – в благоговении прошептала я.
Причем не такой, как Мельгрен, который умел предвидеть только исход битв, а самый настоящий. Если Аарик обладал истинным даром прорицания, он все это предвидел и дал мне оружие, сделанное из обломка разрушенного храма – храма, в который Теофания никогда не сможет войти. Я не верила в оракулов, но верила в печати.
Я достала правой рукой кинжал, смешала мою боль с раскаленной силой, которая спалила все, что осталось от моего бьющегося сердца, затем вскинула сломанную руку вверх и выпустила в небеса обжигающий заряд энергии.
И продолжила выпускать.
Разветвленная молния ударила в землю, осветив окружающее меня пространство. Теофания поднялась на ноги и повернулась ко мне. Ее глаза были широко распахнуты от удивления. Темная заклинательница метнулась было влево, но натолкнулась на невидимую стену и отлетела обратно.
Невидимую рычащую стену.
Затем стена сверкнула чешуей такого же серебристо-голубого цвета, как и моя молния. Опустив к земле голову и оскалившись, Теофании бесстрашно преграждал дорогу маленький дракон.
И вот так мое сердцебиение пришло в норму.
Андарна.
Теофания медленно подняла руку, ее красные глаза сияли от изумления.
Мне было все равно, каковы ее намерения, – я не собиралась позволять заклинательнице дотянуться до Андарны. Боль раскаленными тисками сжала меня, а огонь иссушил легкие, но я сорвалась с места, на бегу продолжая подпитывать молнию. Позволить Андарне уйти – это одно, но потерять ее из-за прикосновения вэйнительницы – совершенно немыслимо.
– Ирид, – с благоговением прошептала Теофания и потянулась к Андарне.
Я преодолела последние разделяющие нас шаги и вонзила кинжал ей прямо в сердце. Огонь пылал во мне, я вот-вот грозила превратиться в уголь, пепел и агонию.
Теофания отшатнулась назад и рассмеялась.
Затем увидела кровь и остолбенела.
– Как?.. – Ее глаза вспыхнули, и в следующий миг темная заклинательница уже рухнула на колени. – Камень не может убить вэйнителя.
– Ты никогда не была просто вэйнителем, – ответила я. – Данн – мстительная богиня, она карает тех верховных жриц, которые отворачиваются от нее.
Теофания открыла было рот, чтобы закричать, но в следующий же миг иссохла.
Я погасила молнию, погрузив нас во тьму, и поддалась огню, сжигающему меня заживо.
«Вайолет», – прошептала Андарна.
И это было последнее, что я услышала.
Глава 65
Тиррендор – нестабильная провинция, но еще более непредсказуемая переменная – ее герцог. Правящие аристократы не просто так не должны носить черное.
Одно дело – позвать, зазвать, призвать меня. Призвать в этот малозаметный, залитый солнцем каньон к югу от Дрейтуса, заставить меня против воли покинуть свой пост, бросить друзей и город, полный мирных жителей. И совсем другое – ранить и заманить в ловушку Сгаэль.
Кровь сочилась между ее чешуйками и стекала по плечу. И вид того, как кровь насквозь пропитывала связывающие ее веревки толщиной с человеческое предплечье, ударил по мне с такой мощью и наполнил силой так, как не смогло бы ничего другое. Я поглотил всю эту силу, затем попробовал зачерпнуть еще, но Сгаэль была истощена. Еще бы, столько сдерживать виверн у стен Дрейтуса.
Гнев, словно подводный поток, несся прямо подо льдом, на который я выкатился совершенно добровольно. Он высвобождал мои эмоции, освобождал их от того бремени, которым они были, чтобы я смог стать оружием, в котором нуждалась Сгаэль. Она первой выбрала меня, возвысила меня над всеми остальными, первой увидела все мои отвратительные черты и приняла их.
Все враги в этом проклятом каньоне умрут прежде, чем смогут снять с нее хоть одну чешуйку.
Вайолет освободит Тэйрна. Это был единственный исход, которому я был готов позволить существовать.
Два вэйнителя, стоящие в своих нелепых одежках на страже у входа в каньон, не представляли проблемы. Я мог иссушить их за считаные удары сердца, если бы у Сгаэль оставалось достаточно сил. Но вот тот, кто стоял возле Бервина и съежившегося от страха Панчека, тот, кто находился между Сгаэль и мною… Вот он представлял собой проблему.
И не потому, что он был куда опаснее.
И даже не потому, что он уже должен был быть мертв.
А просто потому, что я. Никак. Не. Мог. Убить. Его. Я не смог бы приставить клинок к его горлу точно так же, как не смог бы причинить вред Вайолет.
Связь между Вайоленс и мной – магия, не имеющая объяснений. Связь между Бервином и мной – это магия, которая в принципе не должна была существовать.
И теперь, когда у моего мудреца появился еще один собрат, которого он мог использовать против меня… я был в заднице.
– Смотри внимательно, мой адепт.
Бервин обернулся ко мне, обнажив шрам, который остался у него после того, как я скинул его в овраг возле Басгиата.
Я взглянул мимо Бервина, мимо Сгаэль и собравшихся вэйнителей на своего нового собрата и охраняемого семью вивернами дракона, лежавшего без сознания в долине за каньоном. Как он мог так поступить? Выбрать такую судьбу, видя, как я спотыкаюсь и падаю последние пять месяцев. Как он мог добровольно пойти по пути, с которого я отчаянно, прилагая все силы, пытался сойти? Он был последним человеком, предательства которого я мог бы ожидать… но он был здесь.
Я не мог позволить Сгаэль умереть. Не мог оставить его спотыкаться на том же самом пути, что и я. Не мог дать погибнуть всем своим друзьям, потому что я эгоистично хотел, чтобы Вайолет и дальше оставалась рядом со мной. Яркая, всепоглощающая эмоция билась об лед, но я не мог ее впустить. У нее был свой путь.
Все пути, какие я мог выбрать, были ошибочными. Но только при одном варианте Сгаэль оставалась в живых.
– Мы не об этом договаривались! – крикнул Панчек.
Спотыкаясь, он отступал к своему визжащему, угодившему в сети дракону.
За него я вообще не переживал. За свое предательство ублюдок заслуживал всех мыслимых страданий. Что бы с ним ни сделал мудрец – что бы с ним ни сделал Бервин, – мне было все равно. Сколько информации Панчек передал врагу? Определенно достаточно, чтобы заманить нас всех в Дрейтус. Сколько раз он выдавал им местонахождение Вайолет?
Панчек умрет.
Это не обсуждалось.
«Не теряй себя! – предостерегающе крикнула Сгаэль, отчаянно дернувшись в сети, прижимавшей ее к каменистой почве в десятке шагов от меня. – Он не смог заставить тебя обернуться днем. Не поддавайся и сейчас!»
Но тогда Сгаэль не была в его руках.
«Другого пути нет», – ответил я, медленно доставая два кинжала с навершиями из сплава из ножен на бедрах.
В ответ я заслужил пристальный взгляд темного заклинателя, стоявшего на кончике хвоста Сгаэль. Его пальцы были растопырены в очевидно угрожающем жесте.
– Разве не ты просил у меня силы? – прорычал Бервин, приближаясь к Панчеку. В руках он сжимал два кинжала с навершиями из сплава. – Разве я не дал тебе силу?
– Убери кинжалы. – Панчек потянулся к сетям, опутывающим его дракона. – Я – единственный, кто может дать тебе доступ к твоему сыну.
– У меня есть еще один.
С этими словами Бервин вонзил клинок глубоко между чешуйками дракона. Зеленая чешуя мгновенно утратила цвет, дракон съежился, осел и с шелестом рассыпался в прах.
Ужас пробился сквозь стену моего льда.
Бервин только что убил дракона кинжалом.
Как такое вообще было возможно?
– Ты наблюдал? Это хорошо. Потому что сейчас то же самое произойдет с твоим драконом. – Бервин развернулся в мою сторону и неторопливо направился к Сгаэль, которая бессильно билась под опутывающими ее сетями. – Чтобы восполнить потерю ее силы, тебе придется как следует зачерпнуть магии.
Бервин вскинул клинок, и я более не катался по льду.
Я стал льдом.
«Остановись! – взмолилась Сгаэль, и от ее рева одежды Бервина всколыхнулись, словно на ветру. – Не делай этого, чтобы спасти меня!»
Не делать этого? Все уже было сделано.
Как эти ублюдки посмели сбить моего дракона с неба, загнать в ловушку, как они посмели ранить ту, кто поддерживает само мое существование?
Я подбросил клинки в воздух, опустился на одно колено, приложил ладонь к земле и сломался.
В этом моем неподчинении я превратился в того, кого всегда презирал. Может, оно и к лучшему, что я ни хрена более не чувствовал.
Я, словно живое и дышащее существо, вдохнул силу, которая пульсировала под моей рукой, и выдохнул тьму. Тени заструились по каньону, густые, как смола, и черные, как чернила, они затмили полуденное солнце, погрузив окружающее пространство в кромешную тьму. Тени вонзили кинжалы в грудь двух стоящих на страже вэйнителей. Тени оттащили Бервина от Сгаэль, сбили его и моего нового собрата с ног и лишили сознания. Тени принесли тишину.
Моя душа исчезла, растворилась, словно частица пепла в огне, отслоилась и унеслась прочь, пока сила поглощала пространство, в котором она некогда обитала. Я больше не катался по льду – я сам превратился в лед.