«Может, спросишь, не хочет ли она поохотиться с остальными?» – предложила я Тэйрну.
«Не стесняйся спрашивать. А я полюбуюсь. Только постарайся оказаться рядом с водой, чтобы ты смогла сбить огонь, когда Сгаэль тебя подожжет», – ответил он.
– Это все из-за минерала, который называется виладрит, – пояснила я Ксейдену, пока он отряхивал сахар с пальцев. – Папа писал, что он очень распространен на острове, присутствует буквально во всем, что они едят и пьют. Это он окрашивает их бледные глаза в фиолетовый.
– Мне нравится, что ты это знаешь. – Он положил руку мне на колено. – А глаза твоего отца сменили цвет?
– Нет, насколько я знаю. Они всегда были карими, как у меня. – Воспоминания вызвали у меня улыбку. – Полагаю, он прожил здесь не очень долго.
Я до сих пор не могла понять, когда он нашел время изучить острова. Возможно, меня могла бы просветить бабушка, если я когда-нибудь наберусь смелости поговорить с ней, как это сделала Мира.
– Мы пробудем здесь ровно столько, сколько потребуется для поиска сородичей Андарны и разговора с Триумвиратом. – Ксейден стиснул зубы, синяк на его челюсти налился кровью. – И моя мать замужем за одним из членов Триумвирата. В этой иронии есть поэзия.
Я повернулась к нему, и мои ребра запротестовали.
– Она хочет сегодня поужинать вместе.
– На хер ее.
Его лицо вновь превратилось в так памятную мне непроницаемую маску.
– Ксейден… – Я коснулась его щеки и провела пальцем по его шраму на брови. – Не закрывайся от меня.
Он посмотрел мне в глаза:
– Никогда.
Заведя руку мне за спину, он обеими руками подхватил меня за бедра, осторожно приподнял и усадил к себе на колени.
– Я могу придумать гораздо лучшие способы провести вечер, чем ужин. – Он провел зубами по краю моего уха, и у меня по спине побежали мурашки. – А ты – нет?
Я задохнулась от внезапного прилива тепла к низу моего живота. Ксейден поцеловал мне шею, провел языком по тому самому месту, которое, как он прекрасно знал, заставляло меня растекаться лужицей.
– Никакой магии, – напомнил он мне, гладя мой живот и спускаясь ниже. – Никакой опасности потерять контроль.
Его пальцы нырнули мне под пояс. С моих губ сорвался стон. Отчасти потому, что его предложение звучало охеренно фантастически, отчасти потому, что я хотела его всего. Мне не хватало усиленного прилива от наших печатей, расползающихся теней, той интимности, которая возникала, когда мы опускали все барьеры и его голос наполнял мой разум. Мне нужно было чувствовать, как он раскрепощается от моих прикосновений. Потеря контроля была частью того, что делало нас… нами.
– Никаких комковатых спальных мешков, – продолжал Ксейден, просовывая руку мне в штаны. – Никаких товарищей по отряду в десяти шагах от нас. Никаких неловких ужинов. Только ты, я и эта кровать.
Я застонала, мгновенно вспомнив, о чем нам предполагалось поговорить.
– Как бы восхитительно это ни звучало… – Пока его губы ласкали мочку моего уха, мои пальцы впились ему в бедро. – Секс не решит настоящую проблему.
Ксейден вздохнул, потом поднял голову:
– Я знаю.
Я поднялась с его колен прежде, чем успела передумать и затащить его в кровать. Быстрое движение заставило меня зашипеть от острой боли. Я схватилась за перила обеими руками, повернувшись лицом к воде.
– Проклятье! – Ксейден вскочил и нежно приобнял меня. – Прости меня, я совсем забыл о твоих ребрах. Тебе и летать-то не следует, что уж говорить о сексе.
– Не летать – это не вариант. – Боль постепенно отпускала меня, я вдыхала носом и делала глубокие выдохи через рот. – И никогда не извиняйся за то, что прикасался ко мне.
Ксейден опустил подбородок мне на макушку:
– Как же меня бесит, что мы не можем тебя восстановить.
– В жизни без магии лучшее лекарство – это время, – заметила я.
Тут я увидела, как Кэт и Трегер идут по пляжу, взявшись за руки, и расплылась в улыбке.
– Ты только погляди на них.
– Рад за них обоих. Он годами по ней сох.
Ладони Ксейдена легли поверх моих. Тепло его тела защищало меня от холодного океанского бриза.
– Тебе очень больно? Я не могу просить тебя высидеть ужин, если тебе больно.
Я не собиралась чинить препятствия, если он вдруг захочет поговорить с матерью. Тем более я знала, что я готова была отдать, лишь бы заполучить такую же возможность поговорить со своей.
– Это не так уж плохо, пока я не поворачиваюсь из стороны в сторону. Или дышу слишком глубоко. Или поднимаю Андарну.
Шутка не удалась.
– Так что ты сможешь высидеть до конца ужина.
Почувствовав в его голосе сомнение, я развернулась к нему лицом.
– Только если ты меня попросишь. – Я взглянула ему в глаза.
– А ты хочешь, чтобы я попросил? – Он сглотнул.
– Я не могу сделать этот выбор за тебя.
Я положила ладони на его грудь, пытаясь вспомнить, когда последний раз Ксейден Риорсон колебался и не мог чего-то решить.
Он прищурился и отступил назад.
– Ты считаешь, что я должен принять ее приглашение, не так ли?
– Неважно, что считаю я. – Я покачала головой. – И я вообще, пожалуй, не лучший вариант, чтобы давать тебе советы по этому вопросу.
– Потому что она очаровала тебя за те три минуты, когда пыталась протолкнуть этот поднос в нашу дверь?
Ксейден все отступал, и расстояние между нами увеличивалось.
– Потому что моя мать умерла совсем недавно.
Он замер, и на его лице отразилось искреннее сожаление.
– Прости, Вайолет.
– Не извиняйся. Я просто говорю, что я не тот человек, которого следует спрашивать, стоит ли тебе провести вечер в разговорах с твоей матерью, ведь я бы все отдала за десять минут разговора со своей. – Я прижала руку к груди, словно молилась о том, чтобы горе осталось внутри, где ему самое место. – У меня так много вопросов, и я бы убила за один простой ответ. Может, поговоришь с Гарриком? Потому что любой совет, который дам тебе я, будет отравлен моим собственным горем. Ты должен выбрать то, что будет лучше для тебя. То, с чем ты сможешь жить, когда мы улетим отсюда. С моей точки зрения, любой выбор, который ты сделаешь, будет правильным. Я всецело тебя поддерживаю.
– Не знаю, есть ли здесь правильный выбор. Она – не твоя мать. – Он сцепил руки на затылке. Мимо в обратном направлении прошагала Сгаэль. – Я прекрасно понимаю, почему тебе нужны эти десять минут. Я хотел бы, чтобы они у тебя были. Правильно она поступала или нет, но все, что делала твоя мать, она делала ради тебя, твоего брата и твоей сестры. Она умерла, защищая тебя.
– Я знаю. – Я сглотнула подступивший к горлу ком.
– Моя мать меня бросила. – Он бессильно опустил руки.
– Я знаю, – шепотом повторила я. Мое сердце разрывалось от жалости к нему. – Мне так жаль.
– Как может она, – Ксейден указал на дверь, – рассчитывать на мои десять минут, когда она подарила мне шоколадный торт на мое десятилетие, а затем испарилась в ту же ночь? Я для нее – лишь пунктик в контракте, и больше ничего. Мне насрать, как она на меня смотрит или какую чушь она, без сомнений, тебе скормила. Единственная причина, по которой мы находимся в ее доме, кроется в том, что она замужем за одним из членов Триумвирата, и я без проблем воспользуюсь этим обстоятельством в наших целях.
С каждым его словом мое сердце разрывалось все больше, а потом и вовсе рассыпалось на куски. Я знала, что его мать ушла, но не знала как.
– И не думай, что это как-то связано с этим. – Ксейден указал на свой глаз. – Я прекрасно понимаю, что порой мне не хватает эмоций. Вам с Гарриком вовсе не нужно настороженно переглядываться друг с другом. Я уже чувствую это. Это как скользить по замерзшему озеру, а все уменьшающаяся часть меня кричит: здесь ты должен плыть, а не катиться! Чувства прямо здесь, под поверхностью, но, проклятье, кататься – гораздо быстрее и куда менее напряжно. Это дерьмо? – Он ткнул пальцем в сторону дома. – Это грязно, это болезненно, это раздражает, и, если бы я только мог отдать эту часть себя, помоги мне Малек, я бы это сделал. Теперь я понимаю. Не только сила вызывает привыкание. Но и свобода не чувствовать этого.
– Ксейден, – прошептала я.
К концу его речи мое сердце едва ли не истекало кровью.
Над верандой заклубился пар, и мы повернули головы в сторону пляжа. Сгаэль стояла недалеко от нас, скривив верхнюю губу, и сверлила Ксейдена взглядом.
– Перестань ходить туда-сюда и съешь уже что-нибудь, – взмолился он. – Я знаю, ты голодна, и мне разрывает сердце, что ты находишься так далеко от источника магии. Облегчи немного свою боль и сходи на охоту. Я в порядке.
Сгаэль разинула пасть и зарычала так громко, что у меня в ушах зазвенело. Стеклянные двери распахнулись, а стоящий на веранде столик затрясся. Наконец она щелкнула зубами и замолчала. С дерева слева вспорхнули три эррис-птички. Два темноволосых мальчика выбежали из дома, чтобы взглянуть, что за переполох.
– Сгаэль, – тихо прошептал Ксейден, подходя к перилам.
Драконица тяжело отступила на три шага назад, и мое сердце замерло, когда ее задний коготь едва не опустился на одного из мальчишек. Затем она распахнула крылья и взмыла в небо над домом. Ее хвост пронесся так близко, что срезал листья с верхушек деревьев. Вскоре она исчезла.
Хорошо, что эррис-птички улетели.
«Ну, по крайней мере, она тебя не спалила».
Тэйрн быстро взлетел следом за Сгаэль, и Андарна последовала за ним, стараясь полностью расправить крылья.
Всем им трудно приходилось без магии.
– Твою ж мать… – Ксейден закрыл глаза.
– Симеон! Гай! – Одна из служанок выскочила из дома и побежала по песку, высоко подняв юбки. – С вами все в порядке? – спросила она на гедотском.
– Это было потрясающе! – прокричал старший из мальчиков, подняв кулак к небесам.
– Мы можем улететь, – предложила я Ксейдену, подойдя к нему и обняв его за талию. – Прямо сейчас.
– Моя мать отдала нашу форму в стирку. – Он заправил выбившуюся прядку волос мне за ухо.