«Почему?»
«Почти с 1885 года за ними следит дюжина различных городских организаций. Во время Депрессии водопроектная организация предложила целую систему канализационных стоков и третичных систем; на общественные работы тогда отпускались большие деньги. Но парней, которые возглавляли этот проект, убили во второй мировой войне, и приблизительно пять лет спустя Водный департамент обнаружил, что большинство проектов системы пропало. Почти девять фунтов документов просто испарилось с 1937 по 1950 год. Мое мнение такое: кто-то не хочет, чтобы узнали, куда ведут эти проклятые трубы и почему.
Когда они работают, всем на них наплевать. Когда они ломаются, приходят три или четыре лопуха из «Дерри Уотер» и пытаются выяснить, какой насос протекает или где образовалась пробка. А когда они спускаются туда, то хорошенько упаковывают свои завтраки, потому что там полная темнота, жуткая вонь и крысы. Поэтому лучше держаться отсюда подальше. Но самое главное, конечно, то, что вы можете потеряться. Такое уже раньше случалось».
Потеряться под Дерри. Потеряться в канализации. Потеряться в темноте. Сама мысль об этом была настолько мрачной и леденящей, что Билл некоторое время не мог произнести ни слова. Затем он сказал:
«Но разве туда нникогда не ппосылали людей, чтобы составить карту…»
«Мне надо закончить эти шпонки, — резко сказал Зак, отворачиваясь от Билла. — Иди в дом и посмотри, что показывают по телевизору».
«Нно, пппапа…»
«Иди, Билл», — сказал Зак, и Билл почувствовал себя чужим. Из-за этого чувства ужин превратился для него в пытку. Отец листал журналы по электричеству (он надеялся еще когда-нибудь сделать карьеру), а мать читала один из бесконечных английских романов:
Марш, Сайерс, Иннес, Аллингем. Из-за этого чувства еда показалась безвкусной, словно замороженные обеды, которые и в глаза не видели духовки. Спустя некоторое время он поднялся в свою комнату, лег на кровать, держась за живот, и подумал: Лавировали корабли, лавировали, да не вылавировали. С тех пор, как умер Джордж, он все чаще повторял эту скороговорку, хотя мать научила его этой фразе еще за два года до смерти брата. Она звучала в его голове как заклинание. В тот день, когда он сможет подойти к матери и запросто произнести эту фразу без ошибок и без заикания, глядя ей прямо в глаза, он больше не будет для них чужим, лед между ними растает, ее глаза потеплеют, она обнимет его и скажет: «Замечательно, Билли! Какой хороший мальчик! Какой хороший!»
Конечно, он никому не мог поведать свою тайную фантазию, ни под какими пытками он не выдал бы своей потаенной мысли. Если бы он смог произнести эту скороговорку, которой она случайно научила его одним субботним утром, когда они с Джорджем сидели и смотрели Гая Медисона и Энди Дивайн в «Приключениях дикого Била Хикока», то это было бы как поцелуй, который разбудил Спящую Красавицу от холодного сна и вернул ее в теплый мир сказочной любви красавца-принца.
Лавировали корабли, лавировали, да не вылавировали.
— Почему ты так уверен, что Оно в канализации? — спросил Ричи, переводя взгляд с Билла на Стэна Уриса и снова на Билла.
— Вввсе ввведет тттуда, — сказал Билл. — Голоса, кккоторые слышала Ббеверли, ррраздавались из вводостока. И кровь. Кккогда нас ппппреследовал кккклоун, у ккканализации были оранжевые пппуговицы. И Ддджорджи…
— Это был не клоун, Большой Билл, — сказал Ричи. — Я же говорил тебе. Я знаю, это сумасшествие, но это был оборотень. Он с вызовом посмотрел на остальных ребят.
— Ей-Богу. Я видел это сам. Билл сказал:
— Это для тебя Оно было оборотнем.
— А?
Билл пояснил:
— Разве тты нне пппонимаешь? Это дддля ттебя Оно ббыло оборотнем, ппотому что ттты ппппосмотрел это ннемое кккино в «Аааалладине».
— Не понимаю.
— По-моему, я понял, — спокойно сказал Бен.
— Я ссссходил в ббблиотеку и ппосмотрел книги, — продолжал Билл. — Я думаю, Оно — ннна… — он замолчал, напрягая гортань и потом выпалил, — наваждение.
— Наваждение? — с сомнением переспросил Эдди.
— Нннаваждение, — подтвердил Билл. Он рассказал им о том, что он нашел по этому поводу в энциклопедии и о главе, которую он прочел в книге под названием «Правда о ночи». Глэмор, сказал он, это гэльское имя существа, которое терроризировало Дерри; другие народы и другие культуры в разные времена называли его по-разному, но все они имели в виду одно и то же. Индейцы с равнины называли это «Маниту». Оно иногда принимало обличье горного льва, или лося, или орла. Эти индейцы верили, что дух Маниту иногда может входить в них, и, когда это происходило, они сами получали возможность превращаться в то животное, которое покровительствовало их дому. Гималайцы называли его «таллус» или «таелус», что означало злое магическое существо, которое может читать ваши мысли и превращаться в ту вещь, которой вы больше всего боитесь. В Центральной Европе Оно называлось «эялик», подобие вурдалака или вампира. Во Франции его называли «ле лу-гару», или «сбрасывающий кожу», термин, который варварски переводят, как «оборотень», но Билл сказал им, что «ле лу-гару» (которое он произносит «ле луп-гароу») может быть чем угодно, абсолютно чем угодно: волком, ястребом, овцой, даже насекомым.
— А в какой-нибудь из тех статей сказано, как справиться с ним? — спросила Беверли.
Билл кивнул, но вид его при этом выражал сомнение.
— У ггималайцев сосуществует ррритуал, чтобы ссправиться с ннним, нно он сслишком ооотвратителен.
Они посмотрели на него. Им уже расхотелось слушать то, что он собирался им сказать, но это было необходимо для них всех.
— Это нназывается ррритуал Ччуди, — сказал Билл и приступил к объяснению. — Если бы вы были гималайским святым, вы бы выследили таелуса. Таелус высовывает язык. Вы высовываете свой. Вы и Оно касаетесь языками и прикусываете их друг у друга, как будто сцепляете скобой, и смотрите в глаза друг другу.
— Ой, меня сейчас стошнит, — сказала Беверли, согнувшись пополам. Бен легонько похлопал ее по спине и оглянулся вокруг: не видел ли кто. Никто не видел; все смотрели на Билла, как зачарованные.
— Что дальше? — спросил Эдди.
— Тттак, — сказал Билл, — Зззвучит ддико, ннно в кккниге сссказано, что ппотом вы нначинаете рассказывать шшшутки и загадывать зззагадки.
— Что? — спросил Стэн.
Билл кивнул. Его лицо напоминало лицо журналиста, который хочет, чтобы вы знали, что не он придумывает новости, он только сообщает их вам.
— Ввот тттак. Ссначала рассказывает ччудовище-таелус, пппотом ддолжны рассказывать вввы, рассказываете и ппповорачиваетесь…
Беверли села, подтянув колени к подбородку и обхватила их руками.
— Не понимаю, как люди могут разговаривать, когда у них языки пригвождены друг к другу.
Ричи тут же высунул язык, обхватил его пальцами и заговорил нараспев:
— А мой папа — мусорщик!
Никто не рассмеялся, хотя это была старая детская шутка.
— Ммможет ббыть, имеется в ввиду телепатия, — сказал Билл. — Во вввсяком сслучае, если ччеловек зззасмеется первым, ннесмотря на бббо…
— Боль? — спросил Стэн. Билл кивнул.
–..то таелус уубивает его и сссьедает. Я ддумаю, его дддушу. Ннно если чччеловек ззаставит ттаелуса ззасмеяться пппервым, то ему пппридется исчезнуть на сссотни лет.
— В книге не сказано, откуда он появляется? — спросил Бен. Билл покачал головой.
— Ты сам хоть немного веришь в это? — спросил Стэн, пытаясь придать голосу насмешливые нотки, но не смог найти в себе для этого достаточно моральных и умственных сил.
Билл пожал плечами и сказал:
— Ппочти верю. — Казалось, он собирается еще что-то добавить, но он не произнес больше ни слова.
— Это объясняет многое, — медленно произнес Эдди. — Клоун, прокаженный, оборотень… — он посмотрел на Стэна. — Мертвые мальчики, мне кажется, тоже.
— Похоже, это работенка как раз для Ричарда Тозиера, — сказал Ричи голосом диктора за кадром в кинохронике, — человека, у которого всегда в запасе тысяча шуток и шесть тысяч загадок.
— Если мы тебе поручим эту работенку, мы все помрем, — сказал Бен. — Медленно. В страшных мучениях. Тут все снова рассмеялись.
— Ладно, что будем делать? — требовательно сказал Стэн, но Билл лишь снова покачал головой… и тут он почувствовал, что знает ответ. Стэн поднялся.
— Давайте пойдем куда-нибудь? — сказал он. — Мне тут надоело.
— Мне здесь нравится, — сказала Беверли. — Здесь в тени очень неплохо.
Она взглянула на Стэна.
— Тебе, наверное, захотелось подурачиться? Пойти на свалку или побросать в бутылки камнями?
— И мне нравится бросать в бутылки камнями, — сказал Ричи и встал рядом со Стэном. Он отряхнул воротник и принялся гордо вышагивать по кругу, как Джеймс Дин в «Бунтаре без причины». — Они обидели меня, — сказал он с унылым выражением лица, почесывая грудь. — Мои родители. Школа. Об-ще-ство. Все они, все давят на меня, малыш. Они…
— Дерьмо, — сказала Беверли и вздохнула.
— У меня есть петарды, — сказал Стэн, и все забыли и о Глэморах, и о Маниту, и об ужасной пародии Ричи на Джеймса Дина, когда Стэн достал из бокового кармана упаковку «Блэк Кэтс». Даже Билл был поражен.
— Гггосподи пппомилуй, Стэн, гггде ты их вввзял?
— У того толстого мальчишки, с которым время от времени хожу в синагогу, — сказал Стэн. — Я их обменял на целую кучу комиксов про Супермена и Маленькую Лулу.
— Давайте постреляем! — закричал Ричи, от радости с ним чуть не случился апоплексический удар. — Давай постреляем, Стэнни, я никому не скажу, христопродавец ты этакий, обещаю. Я всем буду говорить, что у тебя самый маленький нос, Стэнни! Я всем буду говорить, что ты — не обрезанный!
Услышав это, Беверли зарыдала от смеха. С ней и в самом деле мог случиться апоплексический удар, если бы она не закрыла лицо руками. Билл засмеялся, Эдди засмеялся, и через минуту Стэн засмеялся вместе с ними. В тот день, накануне Четвертого Июля, их смех разносился над залитой солнечным светом водой Кендускеага, и никто из них не заметил уставившиеся на них из зарослей ежевики и бесплодных кустов черной смородины оранжевые глаза. Берег реки на тридцать футов кругом полностью зарос ежевикой, а в центре зарослей находилась как раз одна из тех «чертовых дыр»