Билл настоял на том, чтобы Бен делал пули, и продолжал настаивать на том, что именно Беверли должна ими стрелять. Вроде бы они обсуждали все это, но двадцать семь лет спустя рассказывая историю, Бен понял, что никто не предполагал, что серебряная пуля может не остановить монстра — все фильмы ужасов, которые они пересмотрели, протестовали против этого.
— О'кей, — сказал Бен. Он хрустнул костяшками пальцев и затем посмотрел на Билла. — А где формы?
— А! — подпрыгнул Билл. — Вввот, — он полез в карман и извлек оттуда носовой платок, из которого вытряхнул два стальных шарика с дырочками. Это и были формы.
Когда они решили отлить шарики вместо пуль, Билл с Ричи снова отправились в библиотеку.
— Все вам неймется, — сказала миссис Старретт — То пули, теперь подшипники. И это называется каникулы!
— Нам нравится все время быть в форме, — сказал Ричи. — Верно, Билл?
— Ддда.
Оказалось, делать отливки очень просто, если есть формы. Весь вопрос состоял в том, где их достать. Парочка осторожных вопросов Заку Денбро прояснила это… и никто из Неудачников не был удивлен, обнаружив, что единственное место в Дерри, где можно получить такие формы, — это «Прессы и механизмы» Кичнера. Этот Кичнер, который владел и управлял этим предприятием, был внучатым племянником братьев, владевших Кичнеровским чугунолитейным заводом.
Билл и Ричи пошли туда со всей наличностью, которую Неудачники смогли наскрести, — десять долларов пятьдесят девять центов. Когда Билл спросил, сколько может стоить пара двухдюймовых подшипников. Карл Кичнер, с виду старый алкаш, вонявший, как лежалая конская попона, спросил, для чего им это нужно. Ричи позволил говорить Биллу, зная, что так, может быть, лучше — дети смеялись над заиканием Билла; взрослых оно смущало. Иногда это было очень полезно.
Билл уже начал было объяснять, что он и Ричи разработали проект чего-то вроде модели ветряной мельницы для школы на будущий год, когда Кичнер махнув рукой, велел им заткнуться и назвал невероятную цену в пятьдесят центов за подшипник.
Не веря в свою удачу, Билл раскошелился на единственный долларовый банкнот.
— Не надейтесь, что я дам вам сумку, — сказал Карл Кичнер, глядя на них с презрением человека, считающего, что он видел все, чем богат мир, — во всяком случае большую часть. — Вы не получите сумку меньше чем за пять баксов.
— Ллладно, сэр, — сказал Билл.
— И не торчите здесь, перед входом, — сказал Кичнер. — Вам обоим не мешало бы постричься. Когда они вышли, Билл сказал:
— Ттты замечаешь, Ррричи, что ввзрослые никогда не продают ничего, кккроме кконфет, или кккомиксов, или, может, бббилетов в кино, не сспросив сначала, зззачем вам это нужно, а?
— Ага, — сказал Ричи.
— Пппочему? Пппочему это?
— Потому что они думают, что мы опасны.
— Дда? Ты тттак дддумаешь?
— Да, — хихикнул Ричи. — Давай торчать перед входом, хочешь? Мы поднимем воротники и будем шокировать людей своими прическами.
— Пошел на хер, — сказал Билл.
— Хорошо, — заметил Бен, внимательно оглядев инструменты. И затем положил их вниз. — Отлично. Сейчас…
Они освободили место для Бена, глядя на него с надеждой, как начинающий автолюбитель безуспешно чинивший свой автомобиль, смотрит на механика. Бен не слушал их. Он весь сконцентрировался на своей работе.
— Дайте мне гильзу, — сказал он, — и паяльную лампу. Билл передал ему обрезанную минометную гильзу. Это был военный сувенир. Зак подобрал его пять дней спустя после того, как он и оставшиеся в живых солдаты армии генерала Поттина переправились через реку в Германию. Было время (Билл тогда был очень мал, а Джордж вообще еще в пеленках), когда отец использовал ее как пепельницу. Потом он бросил курить, и гильза от миномета исчезла. Билл нашел ее в глубине гаража как раз неделю назад.
Бен вставил гильзу в тиски, зажал ее, потом взял у Беверли паяльную лампу. Он залез в карман, вытащил серебряный доллар и проверил его на прочность. Раздался глухой звук.
— Отец правда дал его тебе? — спросила Беверли.
— Да, — ответил Бен, — хотя я не очень хорошо это помню.
— Ты уверен, что сможешь сделать это? Он посмотрел на нее и улыбнулся.
— Да, — сказал он.
Она улыбнулась в ответ. Для Бена этого было достаточно. Если бы она улыбнулась ему еще раз, он бы с удовольствием сделал достаточно серебряных пуль, чтобы перестрелять целый взвод оборотней. Он поспешно отвернулся.
— О'кей, все идет по плану. Без проблем. Проще, чем два пальца обоссать, верно?
Они неуверенно кивнули.
Спустя годы, вспоминая все это, Бен подумает: В наши дни мальчишка мог просто побежать и купить паяльную лампу… Или взять у отца в мастерской. Но в 1958 году все было не так.
— Не волнуйся, — сказал он Стэну, который стоял за Беверли.
— А, — вскинулся тот, заморгав.
— Не беспокойся.
— Я и не беспокоюсь.
— А-а… я думал, беспокоишься. Я только хотел, чтобы вы все знали, что все это совершенно безопасно. Если бы вы беспокоились. Я имею в виду…
— Все нормально, Бен?
— Все отлично, — пробормотал Бен. — Дай мне спички, Ричи. Ричи дал ему коробок спичек. Бен повернул рукоятку, приоткрыл отверстие клапана, зажег спичку и поднес к кончику паяльной лампы. Послышался глухой шум, вспыхнуло пламя. Бен отрегулировал огонь и начал нагревать основание гильзы.
— Ппподождите, — сказал Билл и ринулся в дом. Он вернулся через минуту, держа к руках пару дешевых темных очков типа «Черепаха» для хозяйственных целей, которые лежали уже больше года на кухне.
— Лучше надень их, Соломенная Голова! Бен ухмыльнулся и напялил их.
— Черт, да это же Фабиан! — воскликнул Ричи. — Или Фрэнки Авалон, или кто-то еще из этих импортных эстрадников.
— Заткнись, болтливый дебил, — приказал Бен и начал хихикать против своей воли. Сама мысль, что он Фабиан или кто-то еще, смешила его. Пламя чуть метнулось, и он перестал смеяться: он снова сконцентрировался. Через две минуты он отдал лампу Эдди, который благоговейно принял ее.
— Готово, — сказал он Биллу. — Давай перчатку! Только быстро, быстро!
Билл передал ему перчатку, Бен надел ее и, держа в этой руке гильзу от минометного снаряда, другой рукой заворачивал рукоятку тисков.
— Держи это прямо, Бев.
— Я готова, можешь начинать, — прокричала она. Бен опрокинул гильзу в воронку. Все остальные наблюдали, как ручеек расплавленного серебра лился между двумя сосудами. Бен вылил все аккуратно, не пролив ни капли серебра. В какую-то секунду он почувствовал себя окрыленным. Действительность чудесным образом преобразилась. В этот момент он перестал чувствовать себя добродушным толстяком Беном Хэнскомом, который носил рубашки навыпуск, чтобы прикрыть свой живот, он почувствовал себя Тором, кующим гром и молнию в кузнице богов. Потом это чувство прошло.
— О'кей, — сказал он. — Мне нужно еще раз подогреть серебро. Кто-нибудь, протолкните гвоздь или еще что в горлышко воронки, пока оно там не застыло.
Это проделал Стэн.
Бен снова вставил гильзу в тиски и взял паяльную лампу у Эдди.
— Ну вот, — сказал он. — Номер два. И вернулся к работе.
Через десять минут все было готово.
— Что сейчас? — спросил Майк.
— А сейчас поиграем разок в «Монополию», — сказал Бен, — пока они застывают. Потом я их разобью по линии разъема стамеской, и все будет готово.
Ричи беспокойно посмотрел на треснутый циферблат своего «Таймекса», которому здорово досталось, но он все равно продолжал идти по-прежнему.
— Когда придут твои родители, Билл?
— Ккк десяти или десяти тттридцати, — сказал Билл. — Та же самая история, что и cc «Ааааа…
— «Аладдином», — докончил Стэн.
— Да. И они потом еще наверняка остановятся съесть кусочек пппиццы. Они почти всегда оостанавливаются.
— То есть у нас еще полно времени, — подытожил Бен. Билл кивнул.
— Давайте зайдем внутрь, — сказала Бев. — Я хочу позвонить домой. Я обещала, что сделаю это. Но только молчите. Он думает, что я сейчас в Доме культуры и приеду оттуда на велосипеде домой.
— А что, если он захочет раньше заехать за тобой и отвезти домой? — спросил Майк.
— Тогда, — сказала Беверли, — у меня будет масса неприятностей.
Бен подумал: Я бы защитил тебя, Беверли. Где-то в дальнем уголке его сознания начали всплывать грезы, такие сладкие, что он забыл обо всем. Отец Бев начал здорово придираться к ней: орал на нее и все такое (даже в своих грезах Бен не мог себе представить, как плохо иметь дело с Элом Маршем). Бен представил себя стоящим перед ним и как он просит его отстать от нее.
Если хочешь неприятностей, толстяк, то валяй, продолжай защищать мою дочь.
Хэнском, обычно спокойный книжный мальчик, мог быть разъяренным тигром, если его довести до бешенства. Он говорит Элу Маршу чрезвычайно искренне: «Если вы хотите добраться до нее, вам придется сначала иметь дело со мной».
Марш начинает двигаться вперед… и вдруг его останавливает стальной блеск в глазах Бена.
«Ты еще пожалеешь», — бормочет он, но уже ясно: вся спесь сошла с него. После всего этого он просто бумажный тигр.
«Я как-то в этом сомневаюсь», — говорит Хэнском с непроницаемой улыбкой Гарри Купера, и отец Беверли поспешно уходит.
«Что на тебя нашло, Бен? — всхлипывает Бев, но ее глаза сияют и полны счастья. — Ты выглядел так, как будто был готов убить его». «Убить его? — говорит Хэнском, и непроницаемая улыбка Гарри Купера все не сходит с его уст. — Нет, детка. Он, может быть, и скотина, но он как-никак твой отец. Я, может, отшлепал бы его маленько, но это только потому, что, когда кто-то разговаривает с тобой не так, я немного выхожу из себя. Знаешь?» Она простирает руки вокруг него и целует его (в губы! в губы!) «Я люблю тебя, Бен!» — рыдает она. Он может чувствовать ее маленькие груди, прижавшиеся крепко к его грудной клетке и…