– Да, ты прав, – спокойно сказала Беверли. – Патрик действительно был ненормальный. В школе ни одна девчонка не соглашалась сидеть впереди него. Сидишь вот так, пишешь сочинение или решаешь задачу и постоянно чувствуешь прикосновение его руки.., горячей и потной. Фу, гадость, – она сглотнула. – И эта рука легонько прикасается к твоему боку или груди. Тогда у девчонок и груди-то еще не было почти, но Хокстеттера это, видно, не смущало.
Почувствуешь это, отодвинешься, повернешься, а он только ухмыляется своим большим ртом. Ухмылка у него была, как резиновая. А еще этот пенал...
– С дохлыми мухами, – вставил Ричи. – Ага. Он бил их на уроке своей зеленой линейкой, а потом складывал в пенал. Я даже помню, как этот пенал выглядел – ярко-красный с белой рифленой крышкой.
Эдди кивнул.
– Отодвинешься, – продолжила Беверли, – а он откроет пенал и поставит его так, чтобы тебе были видны эти дохлые мухи. Самое ужасное было то, что он ухмылялся вот так, но никогда ни слова не говорил. Миссис Дуглас знала это. Грета Бови жаловалась ей на него, и Салли Мюллер, я думаю, тоже, но... Миссис Дуглас сама его боялась.
Бен качнулся на стуле, закинув руки за голову. Беверли до сих пор не может понять, как можно быть таким тощим.
– Уверен, так оно и было, – сказал Бен.
– Ттак ччто же случилось с нним, Беверли? – спросил Билл.
– Ричи, помнишь рогатку? Рогатку вспомнили все.
– Билл дал ее мне, я сначала не хотела, но он... – она вымученно улыбнулась Биллу, – одним словом, вы же сами знаете, как трудно сказать «нет» Большому Биллу. В общем, у меня была эта рогатка, и в тот день я решила попрактиковаться. До сих пор не могу понять, как это у меня хватило духу воспользоваться ею. Правда, выхода у меня не было. Я убила одну из этих тварей. Господи, это было ужасно. Даже сейчас мне страшно вспоминать. Я убила одну, но другая схватила меня. Вот смотрите.
Она подняла руку и развернула ее так, чтобы всем был виден круглый бугристый шрам на предплечье. Словно к коже прижали горящую сигару. От одного его вида Майка Хэнлона передернуло. Он никогда не слышал эту историю, но догадывался о ней.
– Ты был прав насчет рогатки, Ричи, – сказала Беверли. – Это действительно смертельное оружие. Сначала я побаивалась ее, но теперь она мне даже нравится.
Ричи засмеялся и хлопнул ее по плечу.
– Ха, я знал это еще тогда, глупая ты баба!
– Правда?
– Да. Это было видно по твоим глазам, Бевви.
– Я имею в виду, что она была похожа на игрушку, но оказалась настоящей. Она пробивала дырки в чем угодно.
– Ив тот день ты в чем-то пробила дырку? – задумчиво спросил Бен. Она кивнула.
– Не в Патрике, случайно?
– О Господи, конечно же, нет! – говорит Беверли. – Не в нем.., подожди-ка...
Она потушила сигарету, отпила из бокала и снова взяла себя в руки. У нее возникло ощущение, что память вот-вот вернется полностью.
– Знаете, я каталась на роликах, упала и здорово ушибла ногу. Потом решила спуститься в Барренс и пострелять. Сначала заглянула в штаб – думала, вы там. Вас не было, только пахло дымом. Там еще очень долго стоял этот запах, помните?
– Нам ведь так и не удалось его до конца проветрить. – подтвердил Бен.
– Я пошла к свалке. Там было во что пострелять. – Она замолчала. На ее лбу выступил мелкий бисер пота. Наконец, она продолжила:
– Я хотела пострелять во что-то живое. Не в чаек – этого бы я никогда не сделала, а в крыс. Хотела попробовать, смогу ли... Хорошо, что я пошла со стороны Канзас, а не со стороны Олд-Кейп, потому что со стороны Олд-Кейп, возле железнодорожной насыпи, совершенно открытое место. Они сразу бы меня увидели, и тогда я не знаю, что бы случилось.
– Ккто бы ттебя уувидел?
– Они – Генри Бауэре, Виктор Крисе, Белч Хаггинс и Патрик Хокстеттер. Они были на свалке и...
Вдруг она начала безудержно хихикать, ее щеки стали пунцовыми, на глазах выступили слезы.
– Что за черт, Бев? – спросил Ричи. – Мы тоже хотим посмеяться.
– О, это была шутка, – ответила она. – Это была шутка, но они, наверное, убили бы меня, если бы знали, что я подсматриваю.
– Я вспомнил! – воскликнул Бен и тоже начал смеяться. – Я помню, ты рассказывала.
Давясь от смеха, Беверли сказала:
– Они сидели со спущенными штанами, пукали и поджигали свои газы.
На мгновение воцарилось гробовое молчание, потом все разразились хохотом.
Она затянулась, обвела их взглядом и начала рассказ:
– Если идти к свалке со стороны Канзас-стрит, это было немного похоже
2
на то, как будто ты входишь в какой-то пояс астероидов. Пояс свалкоидов. Сначала вокруг нет ничего, кроме кустов и мягкой земли, а потом появляется первый свалкоид – ржавая жестянка из-под соуса «Принц Спагетти» или бутылка, по которой ползали жучки, привлеченные сладкими остатками лимонада или сиропа. Где-то блестит на солнце застрявший в ветвях дерева кусок фольги. Потом видишь или, если зазевался, наступаешь на пружину от матраса или на кость, которую притащила туда какая-нибудь собака.
Сама свалка была не таким уж плохим и даже интересным местом. Что было неприятно, так это то, как она разрасталась. Этот пояс свалкоидов.
Она подходила все ближе. Деревья становились выше, в основном это были ели, кусты редели. Пронзительно кричали чайки, воздух был наполнен запахом гари.
Вдруг поблизости послышался чей-то крик, и она подпрыгнула от неожиданности. Потом кто-то засмеялся. Беверли усмехнулась. Значит, они все-таки здесь. Они ушли из штаба, потому что там воняло, и перебрались сюда. Наверное, бьют камнями бутылки или просто роются на свалке.
Она пошла чуть быстрее, забыв о своей ужасной ссадине, так ей хотелось увидеть их.., увидеть его, с его рыжими волосами, совсем как у нее, увидеть, как он улыбнется ей своей чуть кривой улыбкой, которую она так любила. Беверли была еще слишком юной, чтобы полюбить серьезно, слишком юной, чтобы чувствовать что-то, кроме простой влюбленности, но Билла она любила. Она шла теперь быстрее, роликовые коньки оттягивали ей плечо, висевшая на ремне рогатка при каждом шаге больно била ее пониже спины.
Беверли оказалась уже совсем недалеко от них, прежде чем поняла, что это не ее компания, а парни Бауэрса.
Она уже вышла из-за прикрывающих ее кустов. Ярдах в семидесяти впереди виднелась высоченная стена свалки, солнечные блики играли на осколках бутылок возле кучи гравия. По левую сторону, вдалеке, стоял бульдозер Мэнди Фазио. Впереди, гораздо ближе к Беверли, был целый лабиринт старых автомобилей. В конце каждого месяца их ломали и везли в Портленд под пресс, но сейчас там было их штук десять или больше – некоторые лежали на боку, а некоторые вверх тормашками, как дохлые собаки. Они были свалены в два ряда, и Беверли шла между ними, словно среди декораций для фантастического фильма. Она шла и лениво думала, можно ли разбить ветровое стекло вот этой, например, машины из рогатки. Один карман ее голубых шортов был доверху наполнен шариками от подшипников – ее персональная амуниция.
Голоса и смех слышались из-за разбитых машин, слева от нее, ближе к началу настоящей свалки, Беверли обошла последнюю машину – «студебеккер» без переднего капота. Приветствие замерло у нее на губах. Рука, которой она собиралась помахать им, медленно опустилась вниз.
Краска бросилась ей в лицо: Боже мой, почему они все голые?
Это было первое, что пришло ей в голову. В тот же момент она с ужасом поняла, кто это был. Беверли словно вросла в землю возле своей половины «студебеккера». Если бы в этот момент кто-то из них поднял голову и взглянул вверх, он не мог бы ее не заметить – невысокого роста девчонку, пара роликовых коньков через плечо, ссадина на колене все еще сочится кровью, рот полуоткрыт, щеки пылают.
Еще до того, как метнуться за спасительный «студебеккер», она успела заметить, что они все-таки не совсем голые. Рубашки оставались на них, а брюки и трусы они просто спустили до земли. Как будто они хотят по-большому, -подумала она, даже в уме заменяя это слово эвфемизмом, – только когда же это так бывает, чтобы захотелось всем четверым сразу?
Очутившись вне поля зрения мальчишек, Беверли решила немедленно сматываться. И как можно скорее. Ее сердце учащенно билось, а мускулы словно накачали адреналином. Бев осмотрелась и пожалела, что не приняла никаких мер предосторожности, не сомневаясь в том, что здесь ее друзья. Слева рад автомобилей был не очень плотным, потому что их составляли в один ряд, дверь к двери только перед приездом специальной машины, превращавшей автомобили в груду поблескивающего металла. Пока Беверли шла к свалке, она несколько раз оказывалась в поле зрения парней, и если бы она стала бежать, они могли бы ее увидеть.
К тому же ей не давало покоя постыдное любопытство: что же такое они делают?
Она быстро выглянула из-за «студебеккера».
Генри и Виктор были более или менее развернуты к ней лицом, Патрик сидел слева от Генри, Белч был спиной к ней. Она обратила внимание на то, что у Белча исключительно волосатая задница, и в горле у нее зашевелился полуистерический смешок, похожий на пузыри в имбирном пиве. Ей пришлось зажать рот обеими руками и спрятаться за «студебеккер», чтобы сдержать смех.
Тебе нужно убегать, Беверли. Если они тебя поймают...
Она выглянула в проход между машинами, все еще зажимая рот рукой. Проход был в ширину около десяти футов и весь усыпан жестянками и мелкими кусочками стекла, поросшими сорняками. Стоит ей издать хоть один звук, и они тут же услышат ее.., особенно если их поглощенность своим занятием уменьшится. Подумав о своей неосторожности, Беверли ощутила холод во всем теле. Да и...