Бен отступил, уверенный, что остальные делают то же самое, столпившись за Биллом, как напуганная стайка. Это оказалась спальня, в которой не было ничего, кроме запачканного матраса. Из него торчали ржавые воспоминания о былых пружинах. За единственным окном комнаты кланялись и качались подсолнухи.
– Ничего нет... – начал Билл, а затем матрас начал раздуваться и ритмично дышать. Внезапно он треснул прямо посередине. Из него стала сочиться черная липкая жидкость; пачкая матрас, она лилась по полу по направлению к дверному проему. Она извивалась, как веревка.
– Закрой ее, Билл! – закричал Ричи. – Закрой эту чертову дверь!
Билл с силой захлопнул ее, посмотрел на них и кивнул.
– Пошли.
Он едва дотронулся до ручки второй двери – двери на другой стороне узкого прохода, – как за ее деревянной панелью послышалось мощное жужжание.
9
Даже Билл отпрянул от этого все усиливающегося нечеловеческого звука. Бен почувствовал, что звук может свети его с ума; он вообразил гигантского сверчка за дверью – как из фильма, где радиация создала насекомых огромных размеров, – «Начало конца», что ли, или «Черный скорпион», или фильм с насекомыми в канализационных стоках Лос-Анджелеса. Он не смог бы убежать, даже если бы этот жужжащий жуткий ужас расщепил панели двери и начал ощупывать его своими огромными волосатыми лапами. Он смутно слышал, как рядом с ним хрипит и задыхается в кашле Эдди.
Звук нарастал толчками, хоть и оставался жужжащим. Билл сделал еще один шаг назад, теперь уже у него в лице не было ни кровинки, глаза вытаращились, губы казались пурпурным шрамом под носом.
– Стреляй в него, Беверли! – услышал Бен свой крик. – Стреляй в него через дверь, стреляй до того, как он схватит нас!
К грязному окну в конце коридора тяжелой давящей массой прилипло солнце.
Беверли поднимала рогатку, словно во сне, по мере того, как вопль-жужжание становился громче, громче...
Но перед тем, как она смогла оттянуть резинку рогатки назад, Майк закричал:
– Нет! Нет! Не надо, Бев! О, Боже! Подожди! – и он, нервно рассмеявшись, рванулся вперед, схватился за ручку, повернул ее и распахнул дверь. Она свободно раскрылась с коротким скрежещущим звуком. – Это трещотка! Простая трещотка, вот и все, – то, чем пугают ворон!
Комната была пуста. На полу лежала коробка «Стерно» с пробитыми концами. В середине была плотно привязана навощенная веревка, завязанная узлом поверх отверстий, пробитых на концах коробки. Хотя в комнате не было никакого жужжания – одно окно было закрыто и наглухо забито досками, впуская только узкие полосы света, – не могло быть никакого сомнения, что жужжание исходило из коробки.
Майк подошел к ней и сильно пнул ее ногой. Жужжание прекратилось, когда коробка отлетела в дальний угол.
– Просто трещотка, – сказал он остальным, как бы извиняясь. – Мы такой пугали ворон. Ничего. Просто дешевая хитрость. Но я не ворона, – он посмотрел на Билла, больше не смеясь, но спокойно улыбаясь. – Я все еще боюсь Оно, думаю, мы все боимся, но Оно боится нас тоже. По правде говоря, Оно, я думаю, очень здорово боится.
Билл кивнул:
– Я ттоже ттак ддумаю, – сказал он.
Они подошли к двери в конце прихожей, и, когда Бен увидел, как Билл засовывает свой палец в дырку, где была когда-то ручка двери, он понял, что сейчас наступит конец; за дверью не будет уже никакой хитрости, никаких шуток. Запах был теперь пугающим, и грозное ощущение противоборства двух сил, витающее вокруг них, стало намного сильнее. Он посмотрел на Эдди, одна рука у того была на перевязи, здоровой рукой он держал аспиратор. Он посмотрел на Бев, она стояла с другой стороны, лицо у нее было белое, она держала рогатку, похожую на грудную косточку птицы, и подумал: Если нам придется бежать, я постараюсь защитить тебя, Беверли. Клянусь, я постараюсь.
Она, может быть, почувствовала его мысли, потому что повернулась к нему и наградила его напряженной улыбкой. Бен улыбнулся в ответ.
Билл распахнул дверь. Ее петли издали тупой скрип и затем затихли. Это была ванная комната.., но что-то в ней было не то. Кто-то что-то здесь разбил, -было все, что Бен мог уяснить вначале. – Не бутылку.., а что?
Повсюду валялись, зловеще мерцая, белые черепки. Потом он понял. Это было как безумие, ударяющее в голову. Он засмеялся. Ричи присоединился к нему.
– Да, здорово дедуля напердел, – сказал Эдди, и Майк начал хихикать и кивать головой. Стэн слегка улыбался. Только Билл и Беверли оставались мрачными.
Белые куски, разбросанные по полу, были черепками фаянса. Унитаз взорвался. Бачок, как пьяный, накренился в луже воды, и его спасло от падения только то, что унитаз стоял в углу комнаты и бачок был у самой стенки.
Они сгрудились за Биллом и Беверли, их ноги скрипели на кусках фаянса. Что бы это ни было, -подумал Бен, – оно к черту разнесло этот несчастный туалет. Он сразу увидел Генри Бауэрса, бросающего в него гранатой, а потом удирающего.
Его только занимало, сколько же понадобилось динамита для такого дела. Крупных кусков уцелело чертовски мало, в основном остались только малюсенькие острые осколки, похожие на дротики. Обои (гирлянды роз и резвящиеся эльфы, как в прихожей) повсюду были усеяны дырками. Это было похоже на взрыв, но Бен знал, что взрыв вогнал бы в стены гораздо больше осколков.
Рядом на когтистых ножках стояла ванна. Бен посмотрел внутрь и увидел на дне накипь, осадки и песок. Сверху смотрела ржавая головка душа. Здесь был таз и аптечка с неплотно закрытой дверцей, показывающей пустые полочки. На полках, там, где раньше были лекарства, стояли ржавые кружки.
– Я бы не подходил слишком близко к этому, Большой Билл! – сказал резко Ричи, и Бен оглянулся.
Билл приближался к устью канализационной трубы в полу, над которой когда-то был унитаз. Он наклонился вперед.., и затем повернулся к остальным.
– Я сслышу, как работает ннассос.., такой же, как в Барренсе! Бев подошла к Биллу. За ней подошел Бен, и да, он тоже мог это слышать: непрерывный гудящий шум. За исключением эха в трубах, это вовсе не звучало механически. Это звучало, как нечто живое.
– Ввот оттткуда Оно ппприходило, – сказал Билл. Его лицо было мертвенно бледным, глаза горели от возбуждения. – Ввот откккуда Оно пришло ввв тттот день, и ввот оттткуда Оно приходит всегда!Канализация!
Ричи кивнул.
– Мы были в подвале, но Оно было не там. Оно приходило снизу, потому что только отсюда Оно могло выйти.
– И это сделало Оно? – спросила Беверли.
– Я ддумаю, Оно сспешило, – серьезно ответил Билл. Бен посмотрел в трубу. Она была трех футов в диаметре и темная, как шахта. Внутренняя керамическая поверхность была покрыта чем-то, о чем он не хотел думать. Гудящий шум гипнотически уплывал.., и вдруг он увидел что-то. Он увидел это не физическими глазами, а глазом, глубоко заключенным в его мозгу.
Оно мчалось к ним, развивая скорость экспресса, заполняя горловину этой темной трубы; Оно было сейчас в своей собственной форме, какой бы она ни была; Обычно Оно принимало какую-либоформу, знакомую им; Оно приближалось, приближалось из своих отвратительных пещер и черных катакомб под землей. Его глаза мерцали могильным желтовато-зеленым огнем, Оно приближалось.
И затем он увидел Его глаза внизу, в той темноте, горящие искры, злобные и беспощадные. За гудением механизмов Бен теперь мог слышать новый звук: «Хсссс...» Из пасти канализационной трубы доносилось зловоние, и он отступил назад, кашляя и задыхаясь.
– Оно идет! – закричал он. – Билл, я увидел Его, Оно идет! Беверли подняла рогатку.
– Хорошо, – сказала она.
Что-то взорвалось в канализационной трубе. Бен, пытаясь потом припомнить, что случилось, мог вспомнить только серебристо-оранжевую льющуюся субстанцию. Она не была призрачной, она была твердой, и он ощущал другую форму, какую-то истинную сущность формы, за ним.., но глаза Бена не могли охватить то, что он видел, это было слишком ужасно.
Ричи, спотыкаясь, отступил назад, лицо его исказилось от ужаса, он кричал и кричал: Оборотень! Билл! Это оборотень! Оборотень!
И вдруг форма переросла в реальность – для Бена, для них всех.
Оборотень встал, балансируя над канализационной трубой; одна его волосатая нога находилась там, где раньше когда-то стоял унитаз. Его зеленые глаза смотрели на них с мертвенного лица. Пасть сморщилась и желтовато-белая пена сочилась сквозь зубы. Он издавал скрежещущее рычание. Его руки протянулись к Беверли, вылезая из рукавов куртки. Ударил волной сырой горячий запах убийства.
Беверли закричала. Бен схватил ее за блузку и так рванул, что треснули швы под мышками. Одна когтистая лапа чиркнула воздух там, где Беверли находилась лишь мгновение назад. Беверли отшатнулась к стене. Серебряный шарик выпал из кожи рогатки. Секунду он мерцал в воздухе. Майк, быстрее чем обычно, подхватил его и отдал ей.
– Стреляй в Него, сестра, – сказал он. Голос его был совершенно спокойным, почти суровым. – Выстрели в Него прямо сейчас.
Оборотень издал оглушительный рев, от которого мороз прошел по коже.
Рев превратился в смех. Оно устремилось к Биллу, когда он повернулся посмотреть на Беверли. Бен оттолкнул его в сторону, и Билл чуть не упал.
– Стреляй в Него, Бев! -кричал Ричи. – Ради Бога, стреляй в Него!
Оборотень прыгнул вперед, и Бен не сомневался ни тогда, ни потом, что Оно знало, кто был здесь главным. Беверли натянула резинку и выстрелила. Шарик вылетел и снова не попал, но теперь его не притянуло к цели. Она промахнулась больше чем на фут, пробив дырку в обоях над ванной. Билл, у которого руки были изрезаны кусками фаянса и кровоточили во многих местах, виртуозно выругался.
Голова оборотня быстро повернулась; его мерцающие зеленые глаза вперились в Беверли. Не раздумывая, Бен загородил ее, когда она полезла в карман за другим шариком. Ее джинсы были слишком тесными, как и шорты, которые она надела в тот день, когда увидела Патрика Хоксгеттера и его холодильник, она еще донашивала прошлогодние вещи. Ее пальцы сжали шарик, он выскользнул, но она снова его нащупала и вытащила, вывернув карман наизнанку и выронив на пол четырнадцать центов, корешки двух билетов из «Аладдина» и разные обрывки.