Он вдруг вспомнил конец – конец Белча и Вика. Как что-то вылезло из темноты, когда они стояли в шахте с решеткой от канализации вверху, думая, куда идти дальше. Что-то... Генри не мог сказать что. Пока Виктор не вскрикнул: «Франкенштейн! Это Франкенштейн!» И это было оно, чудовище Франкенштейн, с болтами, свисающими с шеи, с глубоким шрамом от шва, идущим через лоб, крадущийся в туфлях, наподобие детских сандалий.
"Франкенштейн! -закричал Вик, – Фр...!" И затем голова Виктора отделилась, голова Виктора полетела по шахтному проходу, ударившись о каменную преграду на дальнем конце с влажным отвратительным звуком. Водянистые желтые глаза чудовища уставились на Генри, и Генри окаменел. Его мочевой пузырь раскрылся, и он почувствовал теплый ручеек на своих ногах.
Тварь нетвердой походкой приближалась к нему, и Белч... Белч...
– Послушай, я знаю, я убежал, – сказал Генри. – Я не должен был делать этого. Но.., но...
Белч только пристально посмотрел.
– Я растерялся, – прошептал Генри, как будто оправдываясь перед Белчем, что он тоже поплатился. Это звучало слабо, вроде как сказать: Да, я знаю, ты убит, Белч, но у меня тоже кое-что припасено... Но это было ужасно.., поистине ужасно. Он часами блуждал в этой вонючей тьме и, в конце концов, он стал кричать. В какой-то момент он упал – долгий с головокружением припадок, за который у него было время подумать: О, боже, через минуту я буду мертв, через минуту меня не будет, -и затем он оказался в быстротекущей воде. Под Каналом, как он предполагал. Он вышел в угасающий солнечный свет, блуждал в поисках выхода к берегу и, наконец, выбрался из Кендускеага менее чем в пятидесяти ярдах от места, где Адриан Меллон утонул двадцать семь лет назад. Он поскользнулся, упал, ударился головой и запачкался грязью. Когда он пробудился, было уже очень темно. Как-то он нашел дорогу к шоссе №2 и доехал до дома. А там его ждали полицейские.
Но то было тогда, а это сейчас. Белч выступил против чудовища Франкенштейна, и оно содрало левую сторону его лица до скальпа – это видел Генри до своего бегства. Но теперь Белч был здесь, он на что-то показывал.
Генри увидел, что они тормозят перед деррийской гостиницей, и вдруг он все отчетливо понял. Деррийская гостиница была единственной оставшейся. В 1958 г, были «Восточная звезда» в конце Эксчейндж-стрит и «Отдых путника» на Террелт-стрит. Обе исчезли при обновлении города (Генри все знал об этом: в Джанипер-Хилл он с большим интересом читал «Дерри Ньюз»). Остались только городская гостиница и кучка маленьких мотелей на окраине.
Вот где они будут, -подумал он. – Прямо здесь. Все, кто остался. Спят в своих кроватях и видят во сне леденцы и танцы... А может быть, канализационные трубы... И я их заполучу. Одного за другим я заполучу их.
Он взял бутылку «драйвера» и снова отхлебнул. Он чувствовал, как свежая кровь стекает на колени, и сиденье под ним было липким, но от спиртного стало немного легче. Он предпочел бы хороший «бурбон», но «драйвер» был лучше, чем ничего.
– Видишь ли, – сказал он Белчу, – мне жаль, что я убежал. Я не знаю, почему я убежал. Пожалуйста.., не будь сумасшедшим.
Белч заговорил один единственный раз, но этот голос не был его голосом. Голос, который исходил из гниющего рта Белча, был глубокий и сильный, пугающий. При звуке его Генри заскулил. Это был голос с луны, голос клоуна, голос, который он слышал, когда ему снились канализационные и сточные трубы, где постоянно текла вода.
– Ты, заткнись и возьми их, – сказал голос.
– Конечно, – захныкал Генри. – Конечно, о'кей, я хочу, нет проблем... Он сунул бутылку снова в бардачок. Шея у него дрожала, как и зубы. И тут он увидел бумажку там, где была бутылка. Он вытащил ее и развернул, оставив кровавые отпечатки пальцев на уголках. На бумаге четко было выведено ярко-красным цветом:
ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА ОТ ПЕННИВАЙЗА
Ниже аккуратно выведено большими буквами:
Билл Денбро 311
Бен Хэнском 409
Эдди Каспбрак 609
Беверли Марш 518
Ричи Тозиер 217
Их номера в гостинице. Это хорошо. Это экономило время.
– Спасибо, Бе...
Но Белча не было. Место водителя было пустым. Там лежала только бейсбольная шапочка нью-йоркских «Янкиз», смятая на козырьке. И что-то липкое на ручке коробки передач.
Генри с удивлением смотрел, сердце билось у него в горле.., и затем он, казалось, услышал, как что-то шевелится на заднем сиденье. Он быстро выскочил, открыв дверь и почти вывалившись в спешке на мостовую. Он ушел от машины...
Идти было трудно: каждый шаг отдавался и разрывался болью в его животе. Но он добрался до тротуара и стоял там, глядя на восьмиэтажное кирпичное здание, которое, наряду с библиотекой, кинотеатром «Аладдин» и семинарией, было одним из немногих, которые он ясно помнил из тех прежних дней. На верхних этажах света не было, но шары матового стекла, располагавшиеся по бокам главного входа, мягко мерцали в темноте, окруженные ореолом летающей мошкары.
Генри тяжелой поступью прошел вперед и плечом открыл одну из дверей.
Вестибюль был пустынен и тих. На полу лежал выцветший турецкий ковер. Потолок представлял собой панель, разделенную на прямоугольники, изображающие сцены времен заселения Дерри. Было много диванов, шезлонгов и огромный камин, погасший и тихий, возле него на железной полке лежало березовое полено. Из низких горшков выглядывали растения. Двойные стеклянные двери, ведущие в бар и ресторан, были закрыты. Из какого-то номера слышался приглушенный звук телевизора.
Он крадучись прошел по вестибюлю, его штаны и рубашка были испещрены кровавыми полосами. Кровь въелась в складки рук; она сбегала по щекам и запачкала его лоб, как косметика. Глаза его вылезли из глазниц. Любой, кто увидел бы его в вестибюле, с криком в ужасе убежал бы. Но там никого не было.
Двери лифта открылись, как только он нажал кнопку ВВЕРХ. Он посмотрел на бумажку в своей руке, затем на кнопки этажей. После минуты раздумий он нажал "б", и двери закрылись. Слышался легкий шум мотора, когда лифт начал подниматься.
Можно начать сверху и идти вниз.
Он тяжело прислонился к задней стенке кабины, глаза полузакрыты. Шум механизмов лифта успокаивал. Так же как шум механизмов насосов дренажной системы. Тот день – он продолжал возвращаться к нему. Как все казалось заранее подготовленным, как будто все они просто разыгрывали роли. Как Вик и старина Белч казались.., ну почти накачанными наркотиками. Он вспомнил...
Кабина остановилась, тряхнув его и послав еще одну волну острой боли в живот. Двери раскрылись. Генри шагнул в тихий холл (здесь еще больше растений, висячих, паукообразных; он не хотел прикасаться ни к одному из них, ни к одному из этих влажных побегов, они слишком сильно напоминали ему о тех штуках, которые висели там в темноте). Он еще раз посмотрел на бумажку. Каспбрак был в номере 609. Генри направился туда, держась одной рукой для устойчивости за стену, оставляя слабый кровавый след на обоях, когда шел (но он отступал всякий раз, когда подходил близко к одному из висячих паукообразных, он не хотел дотрагиваться до них). Дыхание его было резким и сухим.
Вот он. Генри вытащил лезвие из кармана, облизал языком свои сухие губы и постучал в дверь. Ничего. Он постучал еще раз, теперь сильнее.
– Кто там?
Хорошо. Он, наверное, в пижаме, полусонный. И когда он откроет дверь, Генри всадит лезвие прямо в полость основания горла, уязвимую полость прямо под адамовым яблоком.
– Посыльный, сэр, – ответил Генри. – Сообщение от вашей жены.
Была ли жена у Каспбрака? Может, это было глупо говорить? Он ждал, хладнокровно стоя на страже. Он услышал шаги – шлепанье тапочек.
– От Миры? – Голос казался взволнованным. Хорошо. Через несколько секунд он будет еще больше обеспокоен. Пульс лихорадочно стучал в правом виске Генри.
– Думаю, да, сэр. Имени нет. Тут говорится только, что ваша жена.
Была пауза, затем металлический лязг, когда Каспбрак возился с цепочкой. Ухмыляясь, Генри нажал кнопку на рукоятке лезвия. Щелк. Он держал лезвие на уровне щеки, наготове. Он слышал, как палец поворачивает замок. Всего через мгновение он погрузит лезвие в покрытое тонкой кожей маленькое горло гадины. Он ждал. Дверь открылась, и Эдди
10
Неудачники все вместе, 1.20
увидел, как Стэн и Ричи как раз выходят из магазина на Костелло-Авеню, каждый ест мороженое на палочке.
– Привет! – крикнул он. – Эй, подождите!
Они обернулись, и Стэн помахал рукой. Эдди как можно быстрее побежал к ним, хотя, по правде говоря, на самом деле это было не очень быстро. Одна рука его была в гипсе, а в другой было его доска «Парчези».
– Что ты говоришь, Эдди? Что ты говоришь, парень? – спросил Ричи величественным раскатистым голосом джентльмена с Юга. – Послушай... Послушай.., у мальчика сломана ручка! Посмотри, Стэн, мальчик сломал ручку! Послушай.., будь добреньким и понеси досточку мальчика.
– Я сам понесу, – сказал, немного задыхаясь, Эдди. – Дай лизнуть мороженое!
– Твоя мамочка не одобрит, Эдди, – печально сказал Ричи. Он стал есть быстрее. Он только что добрался до шоколадной части в середине, его любимой части. – Микробы, мальчик! Послушай... Послушай, к тебе попадут микробы, если ты будешь есть после кого-то!
– Я рискну, – сказал Эдди.
Неохотно Ричи поднес свое мороженое ко рту Эдди.., и вырвал его быстро-быстро, как только Эдди пару раз лизнул.
– Если хочешь, можешь взять мое, – сказал Стэн. – Я еще не проголодался после завтрака.
– Евреи мало едят, – пояснил Ричи. – Это часть их религии. Они втроем шли в приятном обществе к Канзас-стрит и к Барренсу. Дерри казался покинутым в глубоком туманном полуденном сне. Шторы многих домов, мимо которых они проходили, были опущены. Игрушки оставались на площадках, как будто их владельцев спешно оторвали от игры и послали спать. На западе собиралась гроза.