– Может быть, это и к лучшему.
– Может быть, – он выглянул из окна, все еще вертя в руке стакан с содовой, почти наверняка думая о своей жене, такой большеглазой, молчаливой, красивой и восковой. Кататония. Похоже на звук захлопывающейся двери. Он вздохнул:
– Может быть, так и есть.
– Что с Беном и Беверли?
Он посмотрел на меня и улыбнулся:
– Бен пригласил ее с собой в Небраску, и она согласилась, по крайней мере, на время. А ты знаешь о ее плане насчет Чикаго?
Я кивнул. Беверли рассказала Бену, а Бен рассказал мне вчера. Насколько я понимаю (абсурдность положения), последнее описание Беверли ее мужа, замечательного, фантастического Тома, было гораздо более правдивым, чем первое. Замечательный, фантастический Том держал Бев в эмоциональных, душевных, а иногда и физических тисках последние четыре года, а то и больше. Замечательный, фантастический Том приехал сюда, выбив информацию о Бев из ее единственной близкой подруги.
– Она сказала, что собирается поехать к подруге в Чикаго через неделю и подать заявление о пропаже Тома.
– Очень сомнительно, – сказал я. – Никто никогда не будет искать его там.
Эдди тоже, -подумал я, но ничего не сказал.
– Нет, думаю, нет, – сказал Билл. – Когда она приедет, бьюсь об заклад, Бен тоже с ней приедет. А ты знаешь кое-что еще? Что-то по-настоящему странное?
– Что?
– Я думаю, что она действительно помнит, что случилось с Томом.
Я уставился на него.
– Она забыла или забывает, – сказал Билл. – А я не могу вспомнить, как выглядела дверь в то место, где было Оно. Я стараюсь думать об этом, вспоминать, и случается странная вещь: я начинаю представлять кккозлов, гуляющих по мосту, из этого рассказа «Три козленка Билли». Ничего себе?
– След приведет в конце концов в Дерри, след Тома Рогана, – сказал я. – Он оставил после себя кучу бумаг. Арендовал машину, авиабилеты.
– Не уверен, – сказал Билл, зажигая сигарету. – Я думаю, что он оплатил билеты наличными и назвал вымышленное имя. Может быть, купил здесь дешевый автомобиль или украл какой-нибудь.
– Почему?
– Давай посмотрим, – сказал Билл. – Неужели он проделал такой путь только ради того, чтобы отшлепать ее?
Наши взгляды встретились, и мы немного помолчали, глядя друг на друга, потом он встал.
– Слушай, Майк...
– Все будет хорошо, сплюнь три раза, – сказал я. – Я в этом разбираюсь.
Он рассмеялся. Смеялся он долго, а когда всхлипнул в последнем приступе смеха, он сказал:
– Спасибо, что выручил с квартирой, Майк.
– Я не могу поклясться, что это приведет к какому-нибудь результату. Там нет каких-либо лечебных свойств, насколько я могу судить.
– Хорошо... Увидимся. – И тут он сделал странную вещь, странную, но довольно приятную: он поцеловал меня в щеку. – Благослови тебя Господи, Майк. Я буду поблизости.
– Все еще будет в порядке, Билл, – сказал я. – Не оставляй надежду. Все может быть в порядке.
Он улыбнулся и кивнул головой, но думаю, что одно и то же слово было у нас на уме: Кататония.
5 июня 1985 года
Сегодня приходили попрощаться Бен и Беверли. Они не летят. Бен арендовал автомобиль – огромный «кадиллак» у Герца, и они собираются ехать в автомобиле, не спеша. В их глазах было что-то такое, что позволяло им медлить сейчас, и, ставлю свою пенсию, они будут делать это до самой Небраски.
Беверли обняла меня, пожелала мне поправляться побыстрее, а потом заплакала.
Бен тоже обнял и в третий или четвертый раз попросил меня писать. Я сказал ему, что буду писать, и так я и сделаю.., некоторое время, по крайней мере... Потому что в этот раз со мной происходит то же самое.
Я забываю.
Как только что сказал Билл, пока это только мелочи, детали. Но мне кажется, что это будет усиливаться. Произойдет ли это через месяц или год, но только эта книга будет напоминать о том, что произошло здесь, в Дерри. Я даже думаю, что сами слова могут начать исчезать, оставляя пустые страницы, как тогда, когда я купил эту записную книжку в канцелярском отделе универмага Фриза. Это ужасная мысль, и при дневном свете она мне кажется совершенно параноидальной.., но знаете ли вы, что в ночные часы она кажется совершенно логичной?
Это забывание.., его перспектива повергла меня в панику, но и дала мне некоторое облегчение. Это означает, что на этот раз они действительно убили Его, так как уже нет нужды в дежурном, который должен стоять на часах в ожидании, когда начнется новый цикл. Печальная тревога и неизъяснимое облегчение. И все-таки я склоняюсь в сторону облегчения, необъяснимого или объяснимого, не имеет значения.
Билл пришел сказать, что они с Одрой въехали ко мне. В ней никаких изменений.
– Я всегда буду помнить тебя, – это сказала мне Беверли, когда они с Беном уезжали.
И я прочел в ее глазах, что она действительно не забудет.
6 июня 1985 года
Интересное место в сегодняшней «Дерри Ньюз» на первой странице. Под заголовком: «Ураган заставил Хэнли отказаться от планов дальнейшей застройки». Хэнли – это предположительно Тим Хэнли, мультимиллионер, который ворвался в Дерри как вихрь в конце 60-х. Именно Хэнли и Зитнер организовали консорциум, ответственный за строительство Городского Центра (который в соответствии с другой статьей на странице один, возможно, будет объявлен полным банкротом). Тим Хэнли мечтал увидеть, как растет и процветает Дерри. Были, конечно, здесь и мотивы прибыли, но было и что-то большее. Хэнли искренне хотел увидеть, как это случится. То, что он неожиданно оставил намерения о дальнейшей застройке, дало мне некоторую пищу для размышления. Совершенно очевидно, конечно, что Хэнли больше не питает добрых чувств к Дерри. Я считаю, что также возможно, что он скоро потеряет свою последнюю рубашку из-за разрушения Центра.
Но статья также утверждает, что Хэнли не одинок – другие вкладчики и предполагаемые вкладчики денег в Дерри могут передумать. Конечно, не будем тревожить Эла Зитнера – Бог прибрал его, когда все рушилось на окраине Дерри. Что касается других, то они думают, как и Хэнли, и стоят перед трудной проблемой – как восстановить городскую зону, если вы знаете, что больше 50 процентов ее лежит под водой?
Я думаю, что после долгого призрачно-живого существования Дерри умирает.., как ночная фиалка, чье время цветения пришло и ушло.
Сегодня днем звонил Биллу Денбро. У Одры никаких изменений.
Час тому назад звонил Ричи в Калифорнию. Его автоответчик сопровождал вопросы музыкой из третьего альбома «Криденс», которая звучала на заднем плане. Эти чертовы машины всегда выбивали меня из колеи. Я оставил свое имя и номер телефона, потом, поколебавшись, добавил, надеюсь, что он снова будет носить свои контактные линзы. Я хотел было уже повесить трубку, как Ричи сам поднял трубку и сказал:
– Майки! Как ты там?
Голос его был дружелюбным и теплым.., но в нем слышалось явное замешательство, как будто его схватили за руку.
– Хэлло, Ричи! – сказал я. – У меня все нормально.
– Хорошо. Больше не болит?
– Немного. Но скоро все пройдет. Только чешется сильно. Буду чертовски рад, когда снимут гипс с ребер. Кстати, я люблю «Криденс». Ричи засмеялся:
– Фи, это не «Криденс», это «Рок-н-ролльные девчонки» из последнего альбома Фогерти «Сентерфильд». Слышал что-нибудь из этого альбома?
– Нет.
– Купи, это великолепно. Это как... – он подыскивал слова некоторое время, а потом сказал:
– Это как раньше.
– Обязательно куплю, – сказал я и, возможно, сделаю это. Мне всегда нравился Джон Фогерти. А «Грин Ривер» – это моя самая любимая песня из «Криденс». Там поется: «Возвращайся домой перед самым закатом», да, именно так.
– А как там Билл?
– Они с Одрой присматривают за моим домом, пока я здесь.
– Хорошо. Это хорошо, – он немного помолчал. – Хочешь услышать что-нибудь странное, старина Майки?
– Конечно, – сказал я. Я прекрасно знал, что он собирается сказать.
– Ну ладно... Я сижу здесь в моей студии, слушаю последние новинки, делаю кое-какие копии, читаю какие-то мемуары.., у меня тут горы всякого барахла, и я просматриваю их уже целый месяц по двадцать пять часов в сутки. Поэтому я включил автоответчик, но звук убавил почти до предела, чтобы отвечать на звонки, на которые я хочу отвечать. А всяких кретинов я могу прослушать и в записи. А тебя я заставил так долго говорить по автоответчику только потому, что...
– ..потому что сначала ты не сообразил, кто я такой.
– Господи, правильно. Как ты узнал?
– Потому что мы все опять начали забывать. На этот раз все.
– Майки, ты уверен! – Как была фамилия Стэна? – спросил я его.
На другом конце провода замолчали. И надолго замолчали. Во время этой паузы я слышал какую-то женщину, разговаривавшую в Омахе.., или, может быть, она была в Рутвене или в Аризоне, или во Флинте, Мичиган. Я слышал ее так же ясно, как если бы это был голос космонавта, покидающего солнечную систему в капсуле сгоревшей ракеты и благодарящего кого-то за печенье.
Потом Ричи сказал нерешительно:
– Я думаю, Андервуд, но это не еврейская фамилия, правда?
– Его фамилия была Урис.
– Урис! – закричал Ричи, в голосе слышалось одновременно облегчение и потрясение.
– Господи, я ненавижу, когда что-то вертится у меня на кончике языка, а я не могу вспомнить. Когда кто-нибудь приносит игру «Тривиал Персьют», я говорю: «Извините, но я думаю, у меня опять начинается понос, поэтому я сейчас собираюсь домой, о'кей?» Но ты-то помнишь. Майки, как и прежде?
– Нет. Я посмотрел в моей записной книжке. Снова долгое молчание. Затем:
– И ты не помнишь?
– Не-а.
– Ни черта?
– Ни черта.
– Тогда на этот раз действительно все кончено, – сказал он, и облегчение в его голосе казалось неподдельным.
– Думаю, да.
На всем этом длинном расстоянии – от штата Мэн до Калифорнии – не было слышно ни звука