– Забери свои слова обратно!
Бредли посмотрел на Бена, открыв рот:
– Фто?
– Забери свои слова обратно! Она не мошенничает!
Бредли посмотрел на Бена, потом на Эдди и на Беверли, которая все еще сидела на корточках. Затем он опять посмотрел на Бена.
– Тыхоцесь, чтобы я расквасил твои зырные губы, ублюдок?
– Конечно, – сказал Бен и усмехнулся.
Что-то в его усмешке заставило Бредли с удивлением отступить. После ссоры с Генри Бауэрсом, которого он, Бен Хэнском, дважды побил, его, Бена, пытается запугать какой-то тощий Бредли Донован, у которого все руки в бородавках и который шепелявит, как кипящий чайник? Вот что прочел Бредли в его усмешке.
– Так, теперь вы всей бандой навалитесь на меня одного, – сказал Бредли, отступая назад. Его голос дрожал, на глазах выступили слезы. – Все, кто выигрывает, все мосенники!
– Забери обратно то, что ты сказал про нее, – сказал Бен.
– Да ладно, Бен, не обращай внимания, – сказала Беверли. Она протянула Бредли пригоршню медных монет.
– На, возьми, они твои. Я играла на интерес.
От унижения Бредли заплакал. Он выбил деньги из руки Беверли и побежал в конец Центральной улицы по Ричард Эллей. Остальные стояли и смотрели ему вслед с раскрытыми ртами. Отбежав на безопасное расстояние, Бредли обернулся и прокричал:
– Ты просто маленькая суцка, вот так! Мосенница! Мосенница! А твоя мать – слюха!
У Беверли перехватило дыхание. Бен бросился вдогонку за Бредли, но бесполезно. Бредли убежал, но Бен поклялся, что поквитается с ним. Он повернулся к Беверли, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Слова Бредли потрясли его не меньше, чем ее.
Она посмотрела на его обеспокоенное лицо, открыла рот, чтобы сказать, что с ней все в порядке и не стоит волноваться, (боль от палок и камней злого прозвища больней...) и снова вспомнила страшный вопрос матери (он когда-нибудь трогал тебя?)Странный вопрос – прост до бессмысленности, полон какой-то угрожающей недоговоренности, темен, как старый кофе. Вместо того, чтобы сказать «злого прозвища больней», она разрыдалась.
Эдди было неловко смотреть на нее, он достал из кармана аспиратор и сделал несколько вдохов. Лотом он наклонился и начал собирать рассыпавшиеся монеты. Его лицо было растерянным и озабоченным.
Бен поначалу инстинктивно шагнул к ней, собираясь обнять ее и утешить, но потом остановился. Она была слишком хорошенькой. Он чувствовал себя совершенно беспомощным.
– Не переживай, – сказал он, понимая, насколько по-идиотски звучат его слова, но не мог придумать ничего другого. Он слегка обнял ее за плечи (она закрыла лицо руками, чтобы он не видел ее мокрые от слез глаза и пятна на щеках), но потом убрала их, как будто их прикосновение обожгло ее. Бен так сильно покраснел от смущения, что казалось, его вот-вот хватит апоплексический удар. – Не переживай, Беверли.
Она опустила руки и в бешенстве завизжала резким пронзительным голосом:
– Моя мать не шлюха! Она.., она официантка'.
Ее слова были встречены полным молчанием. Бен уставился на нее, открыв рот. Эдди поднял глаза от булыжной мостовой и застыл с полной пригоршней мелочи. Неожиданно все трое истерически захохотали.
– Официантка! -гоготал Эдди. Он имел очень слабое представление о том, кто такие шлюхи, но сравнение было слишком нелепым. – Она в самом деле официантка?
– Да!
Да! Официантка! – задыхаясь от смеха, прокричала Беверли.
От смеха Бен с трудом держался на ногах. Он грузно опустился на мусорный бак. Под его тяжестью крышка бака провалилась, и он свалился на землю. Эдди показал на него пальцем и застонал от смеха. Беверли помогла ему подняться.
Над их головами распахнулось окно, и женский голос пронзительно закричал:
– Дети! Убирайтесь отсюда! Люди пришли с ночной смены и хотят отдохнуть! Исчезните!
Взявшись за руки, они побежали по Центральной улице, продолжая смеяться.
6
Они сложили деньги в общий котел, и у них оказалось сорок центов, как раз на два коктейля в аптекарском магазине. Так как старый мистер Кин был брюзга и не разрешал детям моложе двенадцати лет есть продукты из автоматов (он уверял, что автоматы морально разлагают детишек), они купили коктейли в двух вощеных бумажных стаканчиках, пошли в Бассей-парк, уселись на траву и выпили их. У Бена был с собой кофе, а у Эдди – клубника. Беверли сидела между мальчиками, с соломинкой во рту и вертелась, как пчелка на цветке. К ней снова вернулось прекрасное настроение, впервые после вчерашнего вечера. Водосток, извергающий фонтаны крови, довел ее до душевного истощения, но теперь она пришла в себя. На это время, во всяком случае.
– Я так и не понял, какая муха укусила Бредли, – неловко сказал Эдди, как бы извиняясь за него перед Беверли. – Он никогда раньше не позволял себе ничего подобного.
– Ты защитил меня, – сказала Беверли и неожиданно поцеловала Бена в щеку. – Спасибо.
Бен снова вспыхнул.
– Ты же не мошенничала, – пробормотал он и залпом, тремя огромными глотками, выпил остатки кофе.
– Еще немного, старик? – спросил Эдди, и Беверли засмеялась, схватившись за живот.
– Хватит, – сквозь смех выдавила она. – У меня уже болит живот от смеха. Пожалуйста, не надо больше.
Бен улыбался. Вечером перед сном он снова и снова будет проигрывать мгновение, когда она поцеловала его.
– С тобой действительно все в порядке? – спросил он.
Она кивнула.
– Это были не его слова. Даже то, что он сказал о моей матери. Все дело в том, что случилось вчера вечером, – она заколебалась, посмотрела на Бена, потом на Эдди и снова на Бена. – Я.., я должна кому-нибудь рассказать обо всем. Или показать. По-моему, я расплакалась из-за того, что испугалась, что схожу с ума.
– Кто тут сходит с ума? – раздался чей-то голос.
Это был Стэнли Урис. Он был маленьким, худеньким и сверхъестественно опрятным, чересчур опрятным для одиннадцатилетнего мальчика. Он был одет в белоснежную рубашку, аккуратно заправленную в новенькие джинсы, волосы были причесаны, носки высоких кроссовок не по-спортивному чисты, он казался самым маленьким взрослым на свете. Но стоило ему улыбнуться, как это впечатление сразу же рассеивалось.
Теперь она не скажет, что собиралась сказать, подумал Эдди, потому что его не было с нами, когда Бредли обругал ее мать.
Но после минутного колебания Беверли заговорила. Стэнли был совсем не похож на Бредли. Он мог остановить это, а Бредли не мог.
Стэнли – один из нас, подумала Беверли и удивилась, что при воспоминании о вчерашнем вечере ее руки сжались в кулаки. Вряд ли мой рассказ их обрадует, подумала она. Ни их, ни меня, ни кого-либо.
Она приготовилась рассказывать. Стэн уселся рядом с ними, его лицо было спокойным и невозмутимым. Эдди предложил ему последнюю ягоду, но Стэн только покачал головой, не спуская глаз с Беверли. Никто из мальчиков не проронил ни слова.
Она рассказала им о голосах. О том, что она узнала голос Ронни Гроган. Она знала, что Ронни мертва, но все-таки это был ее голос. Она рассказала им про кровь в ванной, что ее отец не видел ее и не чувствовал, и ее мать тоже ничего не заметила сегодня утром.
Закончив рассказ, она взглянула на их лица, боясь увидеть на них насмешку или недоверие, но они выражали один лишь ужас.
Наконец Бен сказал:
– Пошли посмотрим.
7
Они вошли в дом через черный ход, потому что Беверли сказала, что отец убьет ее, если миссис Болтон увидит, как она направляется в дом с тремя мальчиками, в то время как родителей нет дома.
– Почему? – спросил Эдди.
– Тебе не понять, сосунок, – сказал Стэн. – Успокойся.
Эдди собрался ответить ему, но посмотрел на бледное напряженное лицо Стэна и решил промолчать.
Они вошли в кухню, наполненную лучами послеполуденного солнца и летней тишиной. В сушилке сверкали вымытые после завтрака тарелки. Четверо детей, сбившись в кучу, стояли у стола, и, когда наверху хлопнула дверь, они все вздрогнули и нервно засмеялись.
– Где оно? – спросил Бен. Он говорил шепотом.
В висках Беверли глухо пульсировала кровь. Она отвела мальчиков в небольшой холл, разделявший спальню родителей и ванную комнату. Она толкнула дверь в ванную, быстро вошла и вытащила затычку из раковины. Затем она отошла и встала между Беном и Эдди. Темно-красные пятна крови засохли на зеркале, обоях и раковине. Она смотрела на кровь, потому что ей отчего-то легче было смотреть на нее, чем на лица мальчиков.
Тихим голосом, в котором она едва узнала свой собственный голос, она спросила:
– Вы видите это? Вы что-нибудь видите? Оно там.
Бен сделал шаг вперед, и она опять поразилась, с какой легкостью двигается этот толстый мальчик. Он потрогал одно кровавое пятно, потом другое, затем дотронулся до длинной капли на зеркале. «Здесь. Здесь. Здесь.» Его голос был ровный и уверенный.
– Господи! Похоже, что здесь зарезали свинью, – сказал Стэн с суеверным страхом.
– И вся эта кровь из водостока? – спросил Эдди. При виде крови он почувствовал себя неважно. Его дыхание стало прерывистым. Он снова достал аспиратор.
Беверли стоило немалых усилий, чтобы не расплакаться вновь. Она боялась, что если расплачется, то мальчики будут презирать ее, как и других девчонок. Ей пришлось ухватиться за ручку двери, потому что она почувствовала глубокое облегчение, пришедшее на смену страху. До этого момента Беверли не просто подозревала, а была совершенно уверена: она сходит с ума, у нее галлюцинации.
– И твои отец и мать не видят этого? – удивился Бен. Он потрогал грязное кровавое пятно, засохшее на раковине, отдернул руку и вытер ее о край рубашки. – Бр-р-р...
– Не знаю, смогу ли я еще раз войти сюда, – сказала Беверли. – Ни умыться, ни почистить зубы.., ничего.
– Ладно, почему бы нам все тут не вымыть? – неожиданно предложил Стэн.
Беверли посмотрела на него: