Онтологические мотивы — страница 7 из 18

я просил ее что ли об этом

чтоб она тут все время росла

что ни роды вокруг то и гроб там

не застелена в спальне кровать

гложет мысль что я вскорости оптом

энтропией смогу торговать

тлеет больцман в австрийской могиле

с теоремой напрасной внутри

эти мысли его погубили

и меня доведут до петли

все угрюмей в грядущем все тише

долго звездам гореть не дано

потому что навоза по крыши

а котлеты сгорели давно

Птица

он разделся и спрятался в душе

потому что за стенку стекла

доносились события глуше

и вода деликатно текла

растопырив со скрипом суставы

доставая обмылок с лотка

он стоял некрасивый и старый

но живой потихоньку пока

он теперь бы не смог защититься

прикрывать все такое и грудь

если б хищная в воздухе птица

очутилась откуда-нибудь

как в младенчестве мыл без мочала

чай родители не укорят

лишь бы ночь за стеклом помолчала

и журчал водяной звукоряд

языком перечислил коронки

трудно сутки прожить без вреда

и ворочала в сточной воронке

свое жидкое время вода

не вникая в подробности тела

нацепил без разбора тряпье

все же подлая не прилетела

а уж как опасался ее

обостренье фантомного слуха

торжество миражей и химер

надо снова наружу где сухо

но конечно страшней невпример

Imagine

вот красное время в аорте бежит

джон леннон убитый в могиле лежит

на пражском орлое вертящийся жид

все той же мамоне привержен

измерена лет пролетевших длина

где юность медведем на льдине видна

а в юности рубль на покупку вина

и леннон поющий imagine

все это не то чтобы музыка сфер

отдельной беды кругосветный пример

но нынче к тебе обращаются сэр

бутылку пакуя у кассы

по-прежнему жидкости алчут тела

чья жизнь до черты горизонта бела

выходит что это она и была

пусть в лучшие выбилась классы

нам дела все меньше какая она

печальней что в каждые руки одна

на мир поредевший взгляни из окна

там пьют постепенно другие

и хочется к ним со стаканом но ведь

на оба ослепшему не окриветь

ты сам себе сущий на льдине медведь

и леннон поющий в могиле

Друзья

на обратном пути изогнемся два над плетнем

то ли песню выплеснет всю то ли харч метнем

это жили мы уж не вспомню кто и когда

только жуть в той местности крепкие холода

и один из них кто-то был я а другой мой друг

ну и хватишь лишку а кто не хватал вокруг

я наверное тот у кого гармонь на ремне

ну а друг который с другой стороны на мне

то висит как сельдь то с разбега жабрами в снег

и наверное звали нас именами как всех

только как теперь отыскать свои имена

за плетнем на этих камнях его и меня

и покуда один сквозь пургу совершает шаг

у другого сбоку изморозь на ушах

там еще в хибаре у клуба жила одна

вроде слабость питала к кому-то из двух она

кто-то был из обоих нас ей мил и хорош

но наутро не вспомнишь а к вечеру хрен поймешь

пожила разок а потом как и мы умерла

лейся песня или там что еще из горла

Подмена

смеркаешься но в предпоследний миг

канун тотального исчезновенья

вдруг прозреваешь что произошла

подмена и зароют не тебя

а постороннего который верил

что ты скорее он чем ты и вот

живешь как жил хоть и в недоуменье

что так могло случиться продолжаешь

таскаться в офис кашлять есть борщи

но не в своем телесном естестве

а от лица того который думал

когда был жив что он мол ты и есть

со временем модель войдет в привычку

или постой однажды на пороге

повторной смерти в ужасе поймешь

иллюзия таит двойное дно

не тот который умер до тебя

ошибся и не ты а некто третий

обоим неизвестный кем из вас

он полагал себя навеки тайна

и некого спросить поскольку автор

оплошности неведом ни тебе

ни мертвому вне очереди телу

на фестивале слизней он поди

жив или женщина вообще но вам

двоим от этого не легче

впрочем

скорей не человек как факт но мир

в котором ты распутываешь пыльный

клубок несоответствий и подмен

есть результат мошенничества туз

из рукава ты был рожден в другом

и звезды чьи арабские названья

ты в детстве затвердил или не ты

а эти двое предположим муж

или избранница его постели

или у них совсем не так а есть

допустим третий пол раз третье дно

что эти звезды раз уж речь о них

не те что в колыбель твою глазели

и потому что этот мир не твой

не ты умрешь а он исчезнет сам

ты остаешься тайной без ключа

чтоб вечность получив на размышленья

гадать который час и кто спросил

Caput regni

все равно никуда не уехал

жил как будто причина была

поселиться с изнанки успеха

на дальнейшие плюнув дела

выйдешь с тощим на улицы ранцем

всюду зимние окна в огне

то ли падалицы у вьетнамцев

то ли роглики в tesco вполне

эти роглики с виду бананы

но без шкуры и тверже внутри

забываешь какие болваны

все начальники были твои

через житную к влтаве трамваи

до парижской где льдом по губам

дорогие в витринах товары

было время себе покупал

здесь в королле вставал на заправку

и карманники в праздник толпой

но не помнишь зачем спозаранку

целый город придуман тобой

лучше в сторону от вацлавака

от имперской людской нелюбви

там назначена в арке собака

вот и роглика ей отломи

дальше черным в снегу и барачным

город выглядит глазу немил

и становится космос прозрачным

на просвет как неправдой и был

силуэт углубляется в нусли

ледяными пролетами вниз

в нем ни радости больше ни грусти

погоди оставайся вернись

Берега

ты видишь их лица на том берегу

глаза в пелену окуни там

пока мы на этом растим белену

в логу пополам с аконитом

на этом вода холодна холодна

сезон ли виной непогода ль

на том как сомнамбула ходит одна

так медленно ходит поодаль

кто с этого сослепу ступит с шестом

в речную студеную жижу

тот станет одним из живущих на том

ты видишь их лица не вижу

проснешься на этой с утра стороне

на той ситуация та же

но к вечеру кажется кажется мне

уже и не кажется даже

вот огненный глаз божества с высоты

к полудню безжалостно выйдет

он синие наши согреет цветы

и желтые желтые видит

здесь каждый в жару персонаж с полотна

живущий в логу не вникая

зачем так река холодна холодна

и кто это ходит такая

серпу неповадно и стебли тверды

сплеча наудачу по корню

гляди подошла и стоит у воды

ты помнишь такую не помню

Крылья

когда избу на заре запирала

всех заплакать о себе собирала

придорожных из кювета кикимор

буйных леших из заречного бора

а русалок приглашала на выбор

но пришли толпой для полного сбора

приплелось еще печальное что-то

из-за черного как полночь болота

нагляделась на любимые лица

больше здесь я говорит не жилица

обрекли меня стыду и бесчестью

злое горе мне судьба причинила

словно вынули из воздуха песню

словно солнце окунули в чернила

ни ногой теперь назад ни версты я

невозвратные мои золотые

и заплакали тогда и завыли

в соснах совы загудели забили

а печальное из чащ где трясина

не имеющее формы и вида

провожало до калитки спасибо

ковыляло до плетня деловито

остальные обнялись поревели

и остались жить одни как умели

долго шла через покосы и пашни

в край где грохот и стеклянные башни

в небесах стальные птицы летали

в стороне обосновалась неблизкой

и приматывала крылья бинтами

и работала потом программисткой

прежней жизни от нее ни привета

далеко должно быть за морем где-то

отчего мы с ней не за морем вместе

слишком много там для нечисти чести

ни слезинки у реки ни укора

чахнет чаща в непричесанном виде