Это полное изложение дела, которое мы назвали «Загадкой Пикадилли», и теперь мы готовы поделиться своими собственными комментариями по этому поводу.
Судя по всему, покойная была дамой, а не уличной бродяжкой. Мы знаем, конечно, что многие уличные бродяги – это некогда дамы, опустившиеся до такого уровня, но эта неизвестная женщина, по нашему мнению, не была одной из них, потому что, насколько нам известно, не имела в своем облике никаких следов распущенности, которые неизбежно вызвала бы такая жизнь. Опять же, если бы она была habitué[5]на улицах, ее могли узнать полицейские, но ни один из них не смог ее опознать. Правда, ее лицо распухло и обезобразилось под действием яда, так что в любом случае было бы трудно узнать черты, но платье и фигура могли бы помочь опознать ее, однако эти данные тоже не принесли никакого результата. Поэтому покойная, судя по всему, была дамой. Джермин-стрит – не слишком оживленная улица в любое время, а после одиннадцати часов практически пустынна. Убийца, должно быть, заманил свою жертву туда, чтобы совершить преступление подальше от чужих глаз. У него могла быть назначена встреча с ней, и, разговаривая с ней в дверях, он мог обнять ее и, таким образом, нанести небольшую рану отравленным оружием. Она почувствовала бы только легкий укол, а он смог бы наблюдать, как яд делает свое дело. Она, вероятно, пришла в замешательство, а потом у нее закружилась голова, но у нее и в мыслях бы не возникло подозрения, что в ее жилах течет смерть. Затем, теряя силы, она, наверное, опускалась на землю в предсмертной агонии. Ее спутник тогда, вероятно, оставил ее, убедившись в том, что она не сможет позвать на помощь. Это преступление, по‐видимому, было совершено с дьявольской изобретательностью, и это подводит нас к размышлению о том, какое место в ее жизни занимал убийца.
Мы считаем, что он джентльмен или, по крайней мере, образованный человек, возможно, медик, студент-медик или врач. Не дилетант в токсикологии. Обычный убийца заманил бы свою жертву в дом и убил бы более жестоким способом, перерезав горло или ударив по голове кочергой, но этот странный злоумышленник, обладающий более смертоносным оружием, вовлекает свою несчастную жертву в конфиденциальный разговор и, обнимая, вызывает ее смерть наиболее верным способом. Это преступление, подобное предательству Иуды, поцелуй дружбы и вероломное сердце, поэтому мы говорим, что преступник, обладающий этими утонченными и дьявольскими наклонностями, должен быть образованным человеком, а также иметь немалые познания в ядах, чтобы использовать столь изысканное и губительное вещество, как это. Природу яда не смогли установить, так как простая царапина разрушила структуру крови, и нет никаких внешних признаков, чтобы определить, какой вид яда был использован. Что касается мотива преступления, то, возможно, это была любовь, возможно, ревность, возможно, грабеж, так как у жертвы не было обнаружено ни денег, ни драгоценностей, а на шее был след, как будто с нее грубо сорвали цепочку. То, что мы изложили, – всего лишь предположение, ибо убийца, возможно, и женщина, но мы сочли это маловероятным. Ни у одной женщины не хватило бы духу совершить такое преступление прямо на улице – правда, убийце благоприятствовал туман, скрывавший его или ее преступление непроницаемой завесой, но все же риск оставался огромным.
Но кем бы ни был убийца, мужчиной или женщиной, нет сомнения, что среди нас скрывается человек-дьявол, который, обладая смертоносным оружием, а именно отравленным кинжалом, может безнаказанно совершать преступления! Легкая царапина на определенном участке тела – и жертва обречена. Кто укажет на убийцу, если только его или ее не видели на самом деле за совершением преступления? Мы далеки от раскрытия Загадки Пикадилли, но потребуется вся проницательность и изобретательность лондонского сыщика, чтобы выследить этого тайного убийцу, и мы боимся только того, что какая‐нибудь другая жертва может пасть от его или ее страшного оружия.
Но хотя убийца этой неизвестной женщины, возможно, сумеет пока избежать наказания за свое преступление, рано или поздно он снова будет жаждать крови, и во второй раз ему может не так повезти. Пусть помнит:
«Мельницы Господни мелют медленно, но неумолимо»[6].
Глава IIIДетектив Даукер
Даукер был высоким, худощавым, ничем не примечательным человеком с редкими бесцветными волосами и водянисто-голубыми глазами, а несколько крупноватый рот, опущенный в уголках, выдавал в нем меланхоличную натуру. Он носил серую одежду, всегда немного помятую, и большие сапоги на толстой подошве, выбранные скорее для пользы, чем для красоты. Его головной убор представлял собой мягкую шляпу неопределенного цвета, надвинутую на глаза, из‐под которой уныло свисали редкие волосы. На самом деле когда‐то он выглядел многообещающе, но так и не достиг той стадии, когда его облик можно было бы назвать привлекательным. Его борода – то есть несколько пучков растрепанных волос, казалось, просто посаженных на его лице – словно вообще не росла. Он никогда не улыбался и часто вздыхал, так что как его внешность, так и манеры отнюдь не настраивали на веселые мысли.
Однако, несмотря на невзрачную наружность, в Лондоне не было более умного человека, и каждый, даже самый ловкий преступник предпочел бы, чтобы за ним охотился любой другой сыщик, только не этот, казалось бы, неуклюжий ловец воров. Внешнее благородство человека не всегда является показателем его ума, и пуританская физиономия мистера Даукера служила очень полезной маскировкой, скрывающей остроту и блеск его интеллекта. В результате, так как «Загадка Пикадилли» выглядела слишком трудной для разрешения, она была передана в руки мистера Дж. Даукера, и все это дело целиком перешло к нему. Даукер был доволен этим признанием его ума и одобрительно вздохнул, быстро просматривая все улики, попавшие в поле зрения полиции.
В первую очередь необходимо было бы выяснить имя покойной, а затем, поняв образ ее жизни, определить мотив преступления, который, в свою очередь, мог бы указать на злоумышленника. На одежде не имелось никаких пометок, но, осмотрев шляпку, Даукер обнаружил, что она была куплена в лавке г-жи де Вульф Рене на Риджент-стрит; поэтому, завернув шляпку в бумагу, он приступил к установлению личности этой дамы как к первому шагу в цепи доказательств, которую он надеялся завершить обнаружением убийцы.
Заведение мадам Рене слыло одним из самых шикарных в Лондоне и было хорошо известно женщинам, привыкшим платить непомерные суммы за товары, которые продавались гораздо дешевле в другом месте, но без ярлычка от мадам Рене. Остаться же без одобрения мадам Рене означало иметь репутацию немодной, отставшей от жизни особы. И поскольку торговая марка Рене была столь незаменима, дамы никогда не отваживались пойти за покупками куда‐нибудь еще, даже если это было возможно, и дело г-жи Рене весьма процветало.
Даукер вошел в лавку и спросил, может ли он видеть г-жу Рене, к которой его тотчас же провели, ибо сыщика там хорошо знали, так как мадам часто нанимала его для деликатных поручений, главным образом касающихся знатных дам и бриллиантов.
Сама мадам была невысокой и полной, с чисто английским лицом, и хотя родилась в Лондоне, взяла себе французское имя для успеха в торговле. Голос у нее отличался резкостью и пронзительностью, а черные глаза смотрели смело и пристально – образец настоящей деловой женщины, знавшей цену деньгам и времени.
– Итак, мистер Даукер, – сказала мадам, когда детектив занял свое место в ее кабинете, закрыв за собой дверь, – что на этот раз случилось? Я как раз собиралась послать за вами.
– Почему? – со вздохом спросил Даукер. – Опять неприятности?
– Да. Леди Бэлскомб сбежала с лордом Каллистоном, заняв у меня большую сумму, так что я хочу знать, есть ли у меня шансы вернуть деньги.
– Залог под них есть? – осведомился детектив.
– О да, я не такая дура, чтобы одалживать дамам деньги без обеспечения, – сказала мадам с пронзительным смехом. – У меня есть бриллиантовое колье, но, по‐моему, оно принадлежит сэру Руперту Бэлскомбу – часть его фамильных драгоценностей.
– Я думаю, это было очень мудро с вашей стороны.
– Гм! – фыркнула дама, нахмурившись. – Не знаю. С одной стороны, он может заплатить мне деньги и выкупить ожерелье, с другой – может устроить скандал, а я не хочу, чтобы мои дела таким образом стали достоянием общественности. На меня обрушилась бы целая армия мужей – ох уж эти мужчины! Сами они ходят к евреям за деньгами, а когда их жены берут взаймы у модисток, так они сразу поднимают шум.
– Почему вам бы не продать ожерелье?
– Это я и собираюсь сделать, как только получу весточку от леди Бэлскомб. Полагаю, она разведется и выйдет замуж за Каллистона – совершенная глупость, потому что он негодяй, – а потом захочет спокойно выкупить ожерелье. Но я не знаю, куда ей написать. Куда они делись?
– Я слышал, что уплыли на яхте к Азорским островам, – ответил Даукер, который знал все слухи. – Они снова появятся, я не сомневаюсь, – тогда вы сможете увидеть ее.
– Какая же она дура, что отказалась от такого прочного положения! – поморщилась мадам, которая смотрела на все это с чисто мирской точки зрения. – Она была никем, когда сэр Руперт взял ее замуж и дал ей все – она же транжирила его деньги направо и налево. Потом они поссорились, и в результате она ушла с Каллистоном – человеком, который слывет самым большим негодяем в городе.
– Да, я знаю, у него есть подружка в Сент-Джонс-Вуде, – сказал Даукер: он всегда говорил откровенно, без обиняков с этой женщиной, которая знала про дно жизни столько же, сколько и он.
– Да, я слышала – сама никогда не видела его любовницы, но слышала, – что она красивая женщина, но когда она узнает подробности его последней выходки, будет скандал, а ведь рано или поздно ему надоест леди Бэлскомб и он вернется в Сент-Джонс-Вуд, как всегда.