Дома здесь довольно мрачные, высокие – очень высокие, построенные из тусклого красного кирпича, с окнами без ставен и маленькими железными балкончиками, присутствующими больше для вида, а не для использования по прямому назначению. Никакая Джульетта из Блумсбери не может склониться над декоративной железной решеткой и нашептывать Ромео нежности – в таком случае она немедленно свалилась бы в подвал, где обитают слуги в обществе домашних кошек, и любовная сцена закончилась бы в прозаических стенах больницы.
В Примроуз-Кресчент можно найти немало пансионов, где живут городские клерки, литераторы и приезжающие актеры. Налет богемности пронизывает всю улицу, и, возможно, в будущем аккуратные таблички, вставленные в стены домов, сообщат потомкам, что здесь жили Горацио Маггинс, знаменитый поэт, и Саймон Мемфисон, знаменитый актер. Но пока слава еще далека от тихой улицы, и обитатели ее все еще с трудом пробираются по лестнице жизни, кто вверх, кто вниз – в зависимости от своих наклонностей.
Миссис Малги была хозяйкой одного из этих пансионов, и благодаря упорной работе и непрестанной бдительности ей удавалось сводить концы с концами, однако, увы, нужда никогда не отступала. Подвал ее особняка был отведен под кухню, где царила бледная, худощавая служанка с голодным взглядом и тихой походкой, отзывавшаяся на имя Рондалина, которое звучало хорошо и ничего ей не стоило. Она поднималась из кухни как призрак и бродила по дому, обслуживая жильцов, а затем снова возвращалась в могилу или, точнее, на кухню. Первый этаж занимал начинающий музыкант, который ложился спать очень рано утром и вставал очень поздно днем. Он писал оперу, которая должна была сделать ему имя, а между делом посвящал свои свободные минуты обучению маленьких детей искусству музыки, что сильно действовало ему на нервы и делало угрюмым. На втором этаже жил мистер Майлз Десмонд, который по роду своей деятельности был журналистом, и, будучи симпатичным, щеголевато одетым и обладая хорошими связями, служил главным козырем миссис Малги для привлечения новых жильцов. Наверху располагалось жилище молодой леди по имени мисс Джостлер, которая называла себя художницей и расписывала ширмы для каминов, рождественские открытки и тому подобные вещи пейзажами и цветами. На чердаке проживали несколько молодых людей, вечно без денег, но при этом весьма одухотворенных, которые образовали небольшую колонию богемы, занимавшуюся главным образом театральной и литературной жизнью.
В целом это было странное место, и жильцы чем‐то напоминали счастливую семью, правда, они мало общались друг с другом, однако все платили по счетам сравнительно регулярно, так что миссис Малги была довольна.
Именно туда мистер Даукер отправился на следующий день после разговора с Эллерсби. Так как он успел встретиться с г-жой Рене, Лидией Фенни, миссис Пови и мистером Эллерсби – и все в течение одного дня – и получил от каждого ценную информацию, сыщик решил отложить на утро визит к мистеру Десмонду и провел ночь, приводя в порядок все улики, полученные им за день. Результат его вполне удовлетворил, и он направился к дому мистера Десмонда в очень счастливом расположении духа.
Было около одиннадцати часов, и Майлз Десмонд сидел в своей гостиной и строчил статью для светского журнала под названием «Асмодей», издававшегося специально для того, чтобы заглядывать в дома людей и открывать миру их частную жизнь. Не то чтобы Десмонда это очень сильно интересовало, но он бы легко нарушил святость частной жизни, и поскольку он писал для всевозможных журналов и газет, а «Асмодей» хорошо платил, время от времени он писал и туда какое‐нибудь остроумное эссе о всевозможных пороках или циничное описание жизненной истории.
Это был высокий молодой человек с рыжеватыми волосами и усами, с умным, интеллигентным лицом, возможно, не очень красивым, но привлекающим внимание, и когда он позволял себе сделать над собой некоторое усилие, то мог превосходно говорить на актуальные темы дня. Его завтрак стоял на столе нетронутым, он только выпил чашку кофе, а потом отодвинул скатерть, чтобы освободить место для бумаг. Одетый в старую домашнюю куртку, он время от времени опирался локтем на стол, проводил пальцами по волосам и быстро писал, иногда прерываясь, чтобы раскурить трубку. Он был занят сочинением эссе о «Пирогах и эле», где высмеивал пороки новой школы романистов, которые в своем стремлении стать чистыми и утонченными впали в другую крайность и совершенно лишили свои произведения здоровой мужественности.
Майлз выглядел измученным и изможденным, как будто не спал всю ночь, и время от времени его быстрое перо останавливалось, когда он обдумывал какую‐нибудь мысль. Внизу раздался звонок, но он не обратил на него внимания. Вскоре в дверь постучали, и в комнату вошла Рондалина, сказав, что его хочет видеть какой‐то джентльмен.
– Проводите его, – сказал Майлз, не поднимая глаз. – Интересно, кто бы это мог быть, – пробормотал он, когда Рондалина вышла. – Черт бы их побрал, не дают покоя даже утром.
Когда дверь открылась, он поднял глаза и увидел, что это не один из его друзей, а высокий незнакомец. Майлз замолчал с пером в руке, вопросительно глядя на посетителя и ожидая, когда тот заговорит.
Мистер Даукер – это, конечно, был он – осторожно закрыл дверь и, подойдя к столу, представился в двух словах:
– Детектив Даукер!
И без того изможденный Майлз еще больше осунулся. Лицо его побледнело, и он бросил оценивающий взгляд на посетителя, который стоял, скорбно глядя на него.
Затем, раздраженно бросив перо, он встал.
– Ну что, мистер Даукер? – произнес он немного нервно. – Вы хотите меня видеть?
– Да, именно так, – ответил Даукер, хладнокровно усаживаясь, – и полагаю, вы догадываетесь, о чем пойдет речь.
Майлз сдвинул брови и покачал головой.
– Нет. Боюсь, что не догадываюсь, – холодно отозвался он.
– Убийство на Джермин-стрит.
Майлз судорожно вздохнул и отвернулся к камину, якобы для того, чтобы набить трубку, но на самом деле – чтобы скрыть свое волнение.
– Ну, – буркнул он дрожащим голосом, – а я‐то тут при чем?
– Вот это я и хочу выяснить, – невозмутимо пояснил Даукер.
Майлз Десмонд бросил на него пристальный взгляд, закурил трубку, снова сел за стол и, опершись на него локтями, холодно посмотрел на детектива.
– Вы говорите загадками, – тихо сказал он.
– Хм! – многозначительно ответил Даукер. – Может быть, вы их разгадаете?
– Не раньше, чем вы объясните подробнее, – парировал Десмонд.
Разговор походил на дуэль между двумя мужчинами, и они оба понимали это. Даукер хотел выяснить что‐то, что было известно Десмонду, а Десмонд, со своей стороны, тоже был полон решимости держать язык за зубами. В конце концов, победит самый умный, поэтому Даукер сразу же начал битву.
– Убитая женщина была любовницей вашего кузена, Леной Саршайн.
– В самом деле? – воскликнул Десмонд, вздрогнув от неожиданности. – Могу я спросить, откуда вы это знаете?
– Дело не в этом, – быстро возразил Даукер. – Я установил личность убитой женщины – а вы были последним, кто видел ее живой.
– Вы в этом уверены?
– Да, в покоях лорда Каллистона, между одиннадцатью и двенадцатью часами вечера в понедельник.
– Кто вам сказал, что я ее видел?
– Миссис Пови.
Губы Майлза Десмонда скривились.
– Вы, кажется, уже все выяснили, – проронил он с усмешкой. – Тогда, может быть, скажете, какую информацию вы хотите получить от меня?
– Вы видели мисс Саршайн в понедельник?
– Да! Я ее видел, но днем, а не ночью.
– Но миссис Пови сказала, что она заходила к вам в понедельник вечером.
– Миссис Пови ошибается, я ее не видел.
– Вы виделись с кем‐то другим в это время?
– Это мое личное дело.
– Прошу прощения, – иронически заметил Даукер, – но сейчас это и мое дело. Вам лучше ответить на мои вопросы, иначе вы можете оказаться в крайне неловком положении.
– О! Значит, вы хотите обвинить меня в убийстве Лены Саршайн?
– Это зависит от обстоятельств, – двусмысленно ответил Даукер. – Расскажите мне, что вы делали в понедельник вечером.
Майлз на мгновение задумался и, видя опасность своего положения, решил ответить.
– Я пошел во Фривольный театр, потом в редакцию газеты «Хэш», а потом…
– Ну?
– Около половины одиннадцатого я отправился в квартиру лорда Каллистона.
– Я так и думал. И зачем вы туда пошли?
– Не для того, чтобы совершить преступление, – холодно отрезал Десмонд, – а только для того, чтобы подготовить кое‐какие бумаги для моего кузена – он уехал в Шорхэм поездом в десять минут десятого.
– Вы его провожали?
– Нет.
– Тогда как вы узнали, что он уехал?
– Потому что он сказал мне, что уезжает.
– С леди Бэлскомб?
– Я ничего об этом не знаю, – холодно ответил Десмонд. – Он уехал, насколько мне известно, один. Я был у него в кабинете, чтобы привести в порядок его бумаги, и, покончив с этим, ушел.
– Кто‐то приходил туда, пока вы были там?
– Да, – неохотно согласился молодой человек.
– Леди?
– Ну, женщина, – уклончиво ответил Десмонд.
– Мисс Саршайн?
– Нет, это была не мисс Саршайн, в этом я могу поклясться.
– Тогда кто же это был?
– Тот, кто не имеет никакого отношения к этому делу – моя знакомая.
– Я должен знать ее имя.
– Я отказываюсь вам говорить.
Оба мужчины пристально посмотрели друг на друга, и Даукер сменил тему.
– Почему вы поссорились со своей знакомой?
– Это мое дело.
– О! А в котором часу ваша знакомая ушла?
– Вскоре после двенадцати.
– А вы?
– Ушел через несколько минут.
– Вы вернулись домой?
– Через некоторое время – да.
– А куда вы пошли перед тем, как вернулись домой?
– Я отказываюсь отвечать.
– Тогда я могу сказать вам – по Сент-Джеймс-стрит.
Майлз Десмонд выругался и резко спросил:
– Кто вам это сказал?
– Мистер Эллерсби встретил вас там в начале третьего.