— Первый раз вы так тепло заговорили со мной, мадемуазель, — сказал он, грустно улыбаясь и качая головой.
Глава VIОпаловый перстень
В это самое время Шарль Леконт грустил в своей комнате. Неожиданно распахнулась дверь, и в комнату влетел, словно ураган, сэр Уилки Робертсон.
— Что случилось? — спросил, вздрогнув, Шарль. — Вы чуть дверь не выломали.
— До двери ли сейчас! — вскрикнул баронет, кинув мимоходом шляпу на стул.
— Да что такое?
— Эх, друг Шарль, надоело мне все это! Ну их к черту, этих американцев! Уеду!
— А!
— И вас с собой заберу.
— И меня увезете?! Как же это так? Прямо сейчас?..
— Что поделаешь! Тоска по родине! Хочется в отцовское имение.
— Чем же я буду вам там полезен?
— А вот сейчас скажу. Признаюсь, дом у меня там без особых удобств. Отец мой был космополит, путешественник, и дай бог, чтобы от силы раз десять за всю жизнь наведался в свой старый замок. Вечно живя где-нибудь на другом краю света, он, наверно, даже забыл о его существовании. Понятно, что за домом никто не смотрел, и теперь он больше напоминает руины. Возможно, придется совсем его разобрать и строить новый. Ну да что за важность! Примемся вместе, милый Шарль, и отстроим все заново. Я, конечно, рассчитываю, что вы будете моим архитектором.
— Сэр Уилки, да ведь я горный инженер, а не архитектор.
— Эх, черт подери! — хлопнул себя по лбу Уилки. — Я все перепутал. Вот и рухнули все мои планы. А я так хорошо все придумал! Да, дружище… Вот тебе раз!
Бедный баронет говорил это с таким озадаченным видом, что Шарль Леконт не мог сдержать улыбку.
— Вы смеетесь надо мной, милый Шарль, — сказал сэр Уилки, смущаясь. — Напрасно! Право, я люблю вас как брата.
— Да ведь и я тоже! — горячо воскликнул Шарль. — Милый Уилки, ведь я вам говорил, что у меня нет семьи, и могу поклясться, что ваша доброта привязала меня к вам навсегда. Никто на свете мне не дорог так, как вы.
Теперь настала очередь Шарля смутиться и покраснеть.
— Кроме разве… — прибавил он.
— Exceptis excipendis![3] — сказал с добродушным смехом баронет.
— Уилки!..
— Согласны вы считать меня своим братом, милый Шарль? — поспешно сказал Уилки, протягивая ему руку.
— О, от всей души! — ответил Шарль, радостно тряся руку колосса двумя руками.
— Ну вот и славно, брат! Я только что заплатил за тебя десять тысяч франков.
— Как так?
Уилки рассказал ему сцену в гостиной. На Шарля эта история произвела тяжелое впечатление, которое ему не удалось скрыть.
— К счастью, — горько сказал он, — я мало тратил. У меня осталось более восьми тысяч франков, и я могу отдать их вам прямо сейчас в уплату долга, мой милый Уилки.
— Так мы не братья больше, Шарль, раз ты считаешься со мной долгами? — неуверенно спросил Уилки.
Шарлю потребовалось несколько секунд, прежде чем он бросился другу на шею.
— Ты прав, — сказал он, — ты лучше меня.
— Не беспокойся, — прибавил Уилки, опять повеселев, — у меня в бумажнике найдется сумма втрое побольше той, которую я заплатил Макдауэлу. Ну, давай же укладывать чемоданы. Нас ждет Европа!
— В Европу! — повторил с тяжелым вздохом Шарль. — Да, мы уедем.
Намеренно не замечая уныния приятеля, Уилки сел к столу и написал следующую записку: «Месье Шарль Леконт и сэр Уилки Робертсон благодарят мистера Макдауэла за оказанное гостеприимство и сожалеют, что не могут больше пользоваться им. Свидетельствуя мистеру Макдауэлу свое почтение, они просят его передать также их почтительный поклон дамам».
Сэр Уилки прочел записку Шарлю и позвонил. Через секунду явился лакей.
— Отдайте это мистеру Макдауэлу, — сказал баронет.
Пять минут спустя лакей принес следующий ответ: «Мистер Макдауэл крайне сожалеет о сцене в гостиной и надеется, что она останется только в его памяти. Ему очень грустно, что так случилось. Он надеется также, что месье Шарль Леконт и сэр Уилки Робертсон окажут любезность еще раз пообедать с ним перед отъездом».
— Этот американец — добрый старик, когда его не науськивает жена, — заметил Уилки, передавая записку Шарлю.
— Что же нам делать? — спросил Шарль, прочтя и еле сдерживая радость, ведь это его последний шанс увидеть Нэнси.
— По-моему, отказать невозможно, — ответил баронет.
— И я тоже так думаю.
Уилки сел писать ответ: «Месье Шарль Леконт и сэр Уилки Робертсон будут иметь честь обедать сегодня с мистером Макдауэлом. Их отъезд назначен на утро завтрашнего дня».
— А теперь, милый Шарль, — сказал баронет, когда лакей ушел, — разреши мне проститься с тобой на несколько часов.
— Куда же ты?
— В Денвер, черт возьми! Надо распорядиться насчет дороги.
— Смотри не задерживайся.
— Нет, постараюсь быстро все устроить и сразу назад. Ах, как я счастлив, что меньше чем через месяц увижу берег старой Англии! Родная Британия! А ты рад?
— Очень, — сказал Шарль, думая совсем о другом.
Уилки взял шляпу и ушел, насвистывая веселую охотничью песню, в полной уверенности, что оставил приятеля в хорошем настроении. Но он ошибался. Молодому человеку вскоре стало так тяжело на душе, что он пошел пройтись по саду, раскинувшемуся за домом.
Сад поместья «Черная вода» не отличался пышностью и буйством красок. Скорее, он соответствовал мрачному названию этого места. Однако то, что он лежал на передних уступах Скалистых гор, их волнообразная почва придавали саду некоторую поэтичность. Шарль шел, скорее, бежал наугад, то поднимаясь по холмам, то спускаясь, не задумываясь, куда идет. Ему хотелось спрятаться от собственных мыслей. Наконец молодой человек устал, но устал больше нравственно, чем физически, и прилег на траву.
Неожиданно в соседней аллее послышалось шуршание шелкового платья, а вскоре показалась и его хозяйка — хорошенькая Нэнси Макдауэл. Она шла неторопливо, о чем-то глубоко задумавшись. Шарль тут же вскочил на ноги и машинально пошел за ней, не давая себе отчета в том, что делает: он подсматривал за девушкой!
Нэнси плела букет, срывая первые попадавшиеся ей на дороге цветы. В середине букета была великолепная чайная роза, наверно, лучшая во всем саду. Нэнси не заметила, как выронила ее. А пройдя несколько шагов, встала и начала разглядывать получившийся у нее букет. Тут только она заметила потерю, обернулась, чтобы поднять цветок, и лицом к лицу столкнулась с Шарлем Леконтом, который уже успел спрятать розу у себя на груди.
— Месье… — молвила Нэнси.
Шарль вынул цветок и подал девушке, едва слышно прошептав:
— Мадемуазель, завтра я уезжаю.
Нэнси молча опустила свою руку, не взяв розы.
— Я уезжаю завтра, — поспешно прибавил молодой человек, — но всю жизнь буду помнить девушку, которая так мила моему сердцу и которую я оставляю в Америке.
Нэнси с очаровательной неловкостью поклонилась. Не поднимая глаз, она прошептала:
— И я вас не забуду.
Прощальный обед прошел далеко не весело. Только миссис Макдауэл была в приподнятом настроении: молодой француз мешал ее плану женить Гарри на падчерице, и ей удалось устранить это препятствие. Кроме приведенных нами записок, которыми обменялись утром хозяин и гости, не было сказано ни одного слова, не сделано никакой попытки объясниться насчет утренней сцены. Вероятно, друзья так и уехали бы, холодно простившись с хозяевами, как сильно оскорбленные люди, желавшие лишь соблюсти приличия. Но миссис Макдауэл, в интересах которой было не нарушать этого молчания, сама же все испортила неосторожными словами, которые привели к новым, неожиданным затруднениям.
Виной тому была ее индейская кровь. Она требовала бури, страсти, эмоций. Эта женщина не боялась драм, она жила ими, жила сильными эмоциями. Несомненно, ее возмутила молчаливая покорность, с которой Шарль, ее враг, воспринял свое поражение. Победа досталась ей слишком легко и оттого не была так сладка. Но еще больше ее раздражала Нэнси. Вот уже несколько дней девушка отвечала презрительным молчанием на все намеки, двусмысленности и поддразнивания, которыми мачеха сыпала, оставаясь наедине с падчерицей. Такая реакция была не по вкусу жене плантатора. Она принадлежала к тем палачам, которым мало убить жертву, им хочется видеть ее мучения и слышать мольбы о пощаде.
Надменная миссис Макдауэл решилась пойти на скандал, чтобы насладиться местью. Все, кроме Гарри, сидели в гостиной. Разговор, не клеящийся с самого обеда, затух совсем. Несколько секунд все молчали. Чтобы прекратить как-то это неловкое положение, Шарль встал и сказал, кланяясь дамам:
— Как вам известно, мы с сэром Уилки, наверно, уезжаем завтра очень рано, поэтому прошу нас извинить, но мы хотели бы сегодня уйти пораньше.
— А! Так вы уедете рано утром? — сказал Макдауэл.
— «Наверно»? — прибавила с оттенком иронии его жена.
— Вы сомневаетесь в этом? — спросил баронет.
— Я? О, уезжайте или оставайтесь — мне решительно все равно, — дерзко ответила миссис Макдауэл.
Шарлю стоило больших усилий не обращать внимания на ехидный выпад жены плантатора, но он сдержался. Молодой человек подошел к Макдауэлу и Нэнси.
— Позвольте мне надеяться, — сказал он старику, — что мы расстаемся друзьями.
— А разве мы ссорились, месье Леконт? — спросил Макдауэл, пожимая руку Шарля.
— Конечно, нет, — ответил Шарль, несколько смутившись, — но…
— Неужели вы собираетесь напомнить мне слова, о которых я так жалею? — грустно проговорил старик.
— Сохрани Бог! — вскрикнул Шарль.
— Так зачем же вы торопитесь ехать?
— Сэр Робертсон уже обо всем договорился, — сказал Шарль, радуясь, что может снять с себя всю ответственность.
— Но почтовый дилижанс ушел вчера, вам не на чем будет ехать, сэр Уилки.
— Я знаю. Мы поедем верхом.
— Как это можно?! Поезжайте в моем дорожном экипаже до Саднебюра, — поспешил предложить свои услуги Макдауэл, — а оттуда пришлете мне его обратно.