— Сомкнись! — крикнули офицеры, и пустые ряды исчезли.
После минутной сумятицы осаждавшие живо оправились и стали наступать еще энергичнее. Гром пушек и ружей вдруг перекрыл страшный взрыв, от которого задрожала земля. Громадный столб огня и дыма взвился к небу и осветил город. Каменные глыбы, изувеченные трупы людей взлетели на воздух, как ракеты во время фейерверка. Но эта фантастическая картина длилась недолго: город и его редуты вновь погрузились во мрак и тишину, орудия смолкли.
Что же случилось? Вещь очень простая и одновременно страшная: ядра неприятеля пробили пороховой погреб Чарльстона. Орудия, смолкнувшие на минуту, снова стали стрелять, но и это длилось недолго. Пороховой погреб охватил страшный пожар. Полные отваги и энергии, федеральные войска бросились вперед. Колонна полка, которым командовал Шарль Леконт, была уже в пятидесяти шагах от бреши, когда новый взрыв смутил ряды его солдат. Леконт понял, что струсившие солдаты могут начать отступать. Схватив знамя, он закричал:
— Друзья! Неужели вы отстанете от своего командира?
— Нет! Нет! — ответило несколько голосов.
— Четыре часа тому назад преступная рука сняла с Чарльстона федеральное знамя. Товарищи, мы должны снова его водрузить!
Сотни голосов ответили на этот призыв. Полковник бросился к стенам города, верный Уилки последовал за ним. Солдаты, вдохновленные примером начальника, снова выстроились и двинулись, уже не обращая внимания на гранаты и ядра, летавшие над их головами. Шарль Леконт между тем пробирался вперед и, достигнув парапета, воткнул в землю федеральное знамя. Северяне приветствовали смелый поступок громким криком.
В эту минуту раздался ружейный залп, и подоспевший вовремя баронет подхватил раненого друга. Закинув его на плечо, он, очутившись посреди врагов, смело пошел вперед, не встречая сопротивления. «Умер ли мой бедный Шарль или только ранен?» — спрашивал себя Уилки, искавший убежища для своей дорогой ноши. Но все дома были закрыты — город казался необитаемым. Временами навстречу Уилки попадались группы вооруженных людей. Но никто даже и не думал останавливать баронета благодаря его штатскому платью.
Пройдя через весь город, сэр Уилки дошел до порта, тоже совершенно пустынного. Ни единого человека не было на берегу, ни одного судна на рейде, лишь несколько барок и лодочек, покинутых хозяевами, сиротливо жались к берегу. Выбрав одну из них, баронет положил в нее Шарля.
— Ну, слава богу! — воскликнул он. — Не умер! Сердце еще бьется. Шарль, Шарль, слышишь ли ты меня? Отвечай же! — говорил он, нагнувшись к другу.
Слабый вздох раненого был ответом на его слова.
— Мы спасем тебя, будь уверен, — продолжал баронет.
И, взглянув на рейд, тут только заметил стоявшее судно. Уилки не сразу решился искать на нем спасения, однако с рассветом принял решение плыть к судну. Солдат, стоявший в карауле на палубе, спросил, что ему нужно.
— У меня больной офицер федерального войска, для которого я ищу убежища. Согласитесь вы принять его на ваше судно?
Караульный колебался.
— Неужели вы мне откажете? — спросил баронет.
— Извините меня, я не могу сам принять такое решение.
— Где же ваши офицеры?
— Их никого нет, они отправились в большой шлюпке на остров Жан за пассажирами, которые плывут в Нью-Йорк. Им бы уж давно пора вернуться. Бомбардирование города, вероятно, остановило их, а вы понимаете, в их отсутствие я не могу…
— Исполнить долг человеколюбия! — вскрикнул баронет.
— Подождите командира…
— Нет, — сказал Уилки, — мне нельзя ждать, и я не уйду отсюда…
— Моя ответственность…
— Мой друг, которого вы видите здесь, — настаивал Уилки, — полковник Шарль Леконт, командир первого полка бригады Сентли. Я, баронет Уилки Робертсон, беру всю ответственность на себя! Не бойтесь, вы ни за что не будете отвечать. Помогите мне перенести раненого.
Баронет так смело распоряжался, что бедный караульный наконец повиновался ему.
— Эй, вы! — крикнул он двум спавшим матросам. — Помогите нам!
Уилки приподнял друга и с помощью матросов внес по спущенному трапу на судно.
— Положите его в каюту, вот эту, на палубе.
— Извините, любезный, — снова вмешался караульный, — эти каюты приготовлены для пассажиров, и я не могу распоряжаться ими. Если хотите, перенесем вашего друга в офицерские каюты.
— Не сказал ли я вам, что все беру на себя?
Караульный вздохнул и отошел. Сэр Уилки осторожно перенес друга и, заперев за собой дверь, взял нож, чтобы распороть мундир на раненом. Обнажив грудь, Уилки увидел рану немного ниже сердца, и, знакомый с человеческой анатомией, понял, что она, скорее всего, смертельна.
— Все кончено, — прошептал баронет, — он погиб. Есть ли на судне доктор? — крикнул он, выходя из каюты.
В эту минуту чья-то рука опустилась ему на плечо. Баронет обернулся и увидел перед собой мисс Нэнси.
— Где ваш друг? — спросила она, крепко сжимая руку баронета. — Где… Шарль?
— Шарль?! — вскрикнул Уилки, возвращаясь к двери. — Вы хотите знать, что с ним стало? Вот, смотрите, что вы с ним сделали! — прибавил он, отворив каюту.
— Он умер? — вскрикнула Нэнси.
— Да, умер, и если вы спросите свою совесть, то она ответит, что вы одна в этом виноваты.
— Я?!
— Да, вы убили его своей холодностью…
— Я?!
— Да, вы, потому что вы заставили его искать смерть.
— Мы поговорим об этом позже, — сказала Нэнси, заметив движение в лице Шарля. — Теперь у нас есть более важное дело. Помогите мне оказать помощь вашему другу, он еще не умер.
— Ах, если бы вы были правы! — вскрикнул баронет. — Я нашел бы в себе достаточно мужества простить вас!
В эту минуту к ним пришел доктор экипажа с мистером Макдауэлом и Гарри Палмером. Хирург внимательно осмотрел раненого, а Нэнси с лихорадочным нетерпением ждала на палубе результата осмотра. Наконец доктор объявил, что хоть рана очень опасна, но выздоровление возможно.
— Но вы знаете, доктор, — спросил Макдауэл, — что судно выходит сегодня? Что вы будете делать с больным?
— Я должен сказать вам, милостивый государь, что малейшее движение для него теперь очень опасно.
Я вас предупреждаю, что его нельзя переносить в Чарльстон.
— Его нельзя переносить, он останется здесь, — заявила Нэнси.
— Нэнси!.. Дитя мое! — вскрикнул Макдауэл.
— Я позволю себе только заметить, что поступить иначе было бы бесчеловечно, — ответила девушка.
— А ты уже готова стать его сиделкой? — с горечью сказал старик.
— Да, отец, я думаю, что это действительно будет лучше всего, и если ты позволишь, я не прочь ухаживать за больным.
— Но это уж слишком…
— Отчего же, отец? Для меня ведь это не в новинку, ты знаешь. Я успела подготовиться к этой роли во время осады Чарльстона и буду лишь продолжать то, что уже исполняла.
Макдауэл решил больше не противоречить. С того самого дня, когда бедный старик узнал, что потерял любимую жену, он совсем пал духом. Глубоко вздохнув, они с Гарри вышли из каюты.
Нэнси осталась и во время длительного переезда от Чарльстона до Нового Орлеана ни на минуту не покидала раненого. Она была отличным помощником доктору во время перевязок, при которых баронету не хватало духа присутствовать. У мистера Макдауэла в Новом Орлеане был прекрасный дом, в котором он проводил с семейством несколько зимних месяцев. Возвращаться сейчас на плантацию, где все так живо напоминало его дорогую Сару, казалось ему слишком тяжелым испытанием, и он решил остаться тут, вследствие чего Шарля Леконта по распоряжению Нэнси перенесли в дом мистера Макдауэла.
Шарль все время был в беспамятстве. Доктора, посетившие его в Новом Орлеане, не могли ничего определить. Один из них, наиболее прославленный, следивший за больным целую неделю, сказал, что отказывается что-нибудь сделать для Шарля.
— Если он выживет, — прибавил доктор, — то лишь благодаря своей молодости и сильному организму. Будем ждать часа, когда природе захочется ему помочь. Жизнь полковника зависит теперь от грамотного ухода и Божьей воли.
— Я этого не забуду, доктор, — сказал Уилки, провожая его. — У моего приятеля не будет другой сиделки, кроме меня.
— А я? — воскликнула Нэнси. — Отчего же вы не даете мне возможности помочь вам вырвать его из рук смерти?
Эти слова были сказаны с таким пылом, что Уилки, взглянув на девушку, спросил:
— Значит, вы все еще его любите?
— Люблю ли я?! — ответила она, взглянув на небо и словно призывая его в свидетели.
— Для чего же было доводить до такого отчаяния? — удивился баронет.
Нэнси зарыдала.
— О, сэр Уилки! — вскрикнула она. — Разве вы не знаете, что он прислал мне обратно с одним индейцем опаловое кольцо, залог моей бесконечной любви?
Читатель догадывается, что скоро все объяснилось и дружба между баронетом и Нэнси скрепилась еще больше. Прошло еще двадцать дней, за которые произошло лишь одно событие, на время развеявшее мрачную апатию двух друзей. В одну из таких минут, когда баронет почти не отчаялся в выздоровлении друга, ему подали письмо от генерала Гранта, в котором тот, признавая громадные заслуги Шарля Леконта при осаде Чарльстона, награждал его чином генерала.
— Увы, — сказал Уилки, передавая письмо Нэнси, — может быть, генеральские эполеты украсят гроб нашего бедного Шарля.
Время шло, а больной никак не оправлялся от мучительной лихорадки, которая совершенно его истомила. Баронет уже почти потерял надежду, но Нэнси по-прежнему оставалась спокойна. Однажды ночью, встав опустить штору, она заметила, что Шарль сделал слабое движение. В ту же минуту проснулся Уилки.
— Простите, я, кажется, уснул, — сказал он.
— Тсс! — ответила Нэнси, приложив палец к губам.
— Что случилось? — испуганно спросил баронет. — Не хуже ли нашему дорогому другу?
— Напротив, посмотрите на него, — ответила Нэнси.
И действительно, лихорадка исчезла точно по волшебству. Шарль крепко спал. Ровное, спокойное дыхание явно доказывало, что болезнь отступает.