«На этот раз, — довольно подумал плантатор, — поступок Гарри перешел все границы! Отличный повод разорвать помолвку!»
— Нет, ни за что не соглашусь! — вскрикнул он, ударив рукой по стоявшему рядом столику, чтобы придать себе храбрости. — Слышишь? Никогда!
— На что ты не согласишься?
— На брак моей дочери с твоим ослом братцем.
— Отчего это?
— Как! И ты еще спрашиваешь после того, что сейчас было?
— Ты очень строг к шалостям.
— Это — шалость?
— Послушай, тебе очень хочется найти предлог, чтобы взять назад свое слово?
— Что?
— И ты совершенно изменил свое намерение после нашего последнего разговора?
— Почему ты так думаешь?..
— Признайся, у тебя есть другие планы. Ну хватит, признавайся, — прибавила миссис Макдауэл, заметив, что старик колеблется.
— А если и так? — заявил он, решившись настаивать на своем. — Разве я не отец Нэнси? Разве не могу я отдать ее руку кому хочу, с ее согласия, разумеется?
— Конечно-конечно! Ты можешь даже отказаться от данного тобой слова, — сказала Сара, пристально поглядев в глаза мужу.
— Отказаться… я не совсем это имел в виду…
— Успокойся, я сама возвращаю тебе это слово.
— Серьезно?
— Совершенно серьезно, только с одним условием: ты мне расскажешь о своих новых планах на судьбу Нэнси.
— Зачем это тебе? — осторожно спросил Макдауэл.
«Значит, в самом деле есть причина, — подумала Сара, — и уж я-то ее легко узнаю… а может, и устраню». Сара очень спокойно подошла к мужу, с грациозной нежностью положила руку ему на плечо и пошла рядом. Старик посмотрел на нее.
— Так ты думаешь, — сказал он, тревожно улыбаясь, — у меня есть новые планы?
— Я уверена.
— Из чего ты это заключила?
— Из того, что вижу в тебе странную перемену с тех пор… ну, с тех пор, как приехали эти два иностранца. Не на Уилки ли Робертсона ты метишь?
— О! — сказал старик. — На этого колосса? Бедная Нэнси!..
— А, так не на него.
— Конечно, нет.
— Ну а другой, тот француз? — продолжала миссис Макдауэл, вдруг остановившись и поглядев в глаза мужу.
Старик собрал всю свою смелость и выдержал этот взгляд.
— Ты, — продолжила Сара, — всегда говоривший, что согласишься иметь зятя европейца, только если он будет очень богат и знатен, вдруг обратил внимание на этого молодого инженера со скромным именем и небольшими доходами? Право, я тебя не понимаю!
Макдауэл продолжал молча улыбаться.
— Или Шарль Леконт скрывает свое настоящее имя, — продолжала жена, — а на самом деле он какое-нибудь важное лицо?
— Ты угадала! Как быстро ты все угадала! — вскрикнул старик вне себя от радости.
— Я?! Что я угадала?
Макдауэл взял ее за руку и, отведя в сторону, тихонько сказал:
— Поверь, Сара, этот молодой человек совсем не тот, кем хочет казаться. Разве ты не заметила, с каким достоинством он держится, какой у него орлиный взгляд, да и… Одним словом, все в нем выдает породу и принадлежность к древнему роду. Он непременно носит одну из первых фамилий Франции.
— Какой-нибудь Роган или Монморанси?
— А отчего бы и нет!
Тут уж миссис Макдауэл не выдержала и громко расхохоталась.
— Отлично! — воскликнула она. — Превосходный сюжет для «Тысячи и одной ночи»! Королевский сын является под чужим именем во дворец любимой принцессы. Она угадывает его сердцем, он падает к ее ногам и просит ее руки. Прекрасная картина! Ах, милый друг, дай мне посмеяться! Вот так план! Оригинальный, по крайней мере.
— Хорошо, смейся-смейся! — сказал Макдауэл, нисколько не обескураженный этим. — Счастливо смеется тот, кто смеется последним. Дай мне неделю срока.
— И если через неделю переодетый принц все-таки окажется просто Шарлем Леконтом, горным инженером из Парижа… — серьезно проговорила Сара.
— То мы вернемся к нашим прежним планам.
— Хорошо, — сказала Сара, — мне больше ничего не нужно.
Колокол в третий раз позвонил к обеду. В конце галереи показались сэр Уилки и Шарль. Макдауэл поспешил к ним навстречу.
Какими бы странными ни выглядели фантазии Макдауэла относительно Шарля Леконта, но почва для них, несомненно, была. Шарль имел очень выразительную, благородную наружность, сэр Уилки, полный английских предрассудков, держался с ним удивительно любезно, а временами даже искоса бросал на него восторженные взгляды. Разумеется, старику и в голову не приходила истинная причина благоговения сэра Уилки. Напротив, он видел в этой симпатии элементы служения царственной особе и сочинил уже целый роман. Героем его, конечно, был Шарль. Но Шарль в нем был не просто горный инженер — он был претендентом на руку мисс Нэнси, а значит, сыном какого-нибудь французского гранда. Шарль влюбился в прекрасную американку и достал рекомендательное письмо от Рошара, чтобы иметь предлог войти в дом плантатора. В настоящее время горный инженер только и ждал удобного случая, чтобы объясниться и сложить к ногам мисс Нэнси свое имя и богатство. Вот что вообразил себе Макдауэл.
Перед тем как сесть за стол, плантатор с радостью заметил, что сэр Уилки обошел два раза вокруг своего приятеля и выказал тому знаки глубокого почтения. Затем Уилки взял молодого человека за руку и, пока внимание всех было занято чем-то другим, отошел на два шага и быстро составил из своих кулаков какую-то диковинную мельницу. Добряк Уилки повторил один из моментов поединка между молодыми людьми, однако Макдауэл, даже не подозревающий об этом бое, решил, что стал свидетелем некоего тайного знака, условного сигнала между молодыми людьми. «Отлично! — мысленно сказал он себе, садясь за стол и, по обыкновению, потирая руки. — Очень ловко! Этот молодой человек по меньшей мере герцог и пэр. Он будет моим зятем!»
Обед прошел без особых инцидентов. Макдауэл, занятый своими мыслями, принимал слабое участие в общей беседе. Заговорили о Новом Орлеане, который молодые люди осматривали, прежде чем приехать на плантацию.
— Ну что, как вам нравится наша Луизиана? — спросил старик, обращаясь к Шарлю.
Решив идти прямо к цели, плантатор взял Шарля под руку.
— Потолкуем-ка, — сказал он. — Сэр Уилки утверждает, будто вы что-то хотите мне передать…
Шарлю немного не понравилась поспешность друга, однако он не показал виду и подтвердил свое желание побеседовать с миллионером по важному вопросу.
— Так говорите, пожалуйста, я вас слушаю.
— Мистер Макдауэл, — сказал Шарль, — вы хорошо знаете сэра Уилки. Он принадлежит к одной из первых фамилий древнего саксонского рода, он очень богат и со временем станет пэром Англии. Мистер Макдауэл, честь имею просить у вас руки вашей дочери, мисс Нэнси Макдауэл, для моего друга — сэра Уилки Робертсона.
Макдауэл сначала опешил, но, подумав с минуту, пришел в восхищение от этой, как он решил, новой остроумной хитрости молодого французского аристократа.
— Прекрасно, — сказал он, — отлично, право. Вам хочется заставить меня высказаться первым. Ну что ж, посоревнуемся!
Шарль между тем ждал его решения.
— Какой же вы мне дадите ответ? — спросил он.
— Нет, мой милый, — сказал Макдауэл, — моя дочь не выйдет за баронета. Ага, — прибавил он, видя, что Шарля изумил его резкий отказ, — придумайте-ка что-нибудь другое!
И плантатор ушел. Шарль замер посреди веранды, точно жена Лота, превращенная в соляной столб. К нему подошел сэр Уилки.
— Ну что, друг мой? — тревожно спросил он.
— Сейчас расскажу, — ответил Шарль, — но сначала ответьте, уверены ли вы в психическом здоровье Макдауэл а?
Глава IVФантазия мистера Макдауэла, сердце Нэнси и рука сэра Уилки
Сэр Уилки отнесся к своей неудаче спокойнее, чем можно было ожидать. Когда приятель в мягкой форме передал ему отказ плантатора, он только вздохнул и сказал:
— Ну, значит, бедному Уилки на роду написано остаться холостяком!
А потом прибавил с улыбкой:
— Счастливо оставаться, дружище! Мне остается только паковать чемоданы.
— Вы уезжаете? — удивился Шарль.
— Конечно. Здесь мне больше нечего делать.
— Подождите несколько дней, и мы, скорее всего, отправимся вместе, — сказал Шарль и поведал баронету о странных намеках, которые ему сделал Макдауэл, а также о своих сомнениях, что надеждам плантатора найти золото суждено сбыться.
— Мне кажется, что здесь какая-то мистификация, — прибавил он, — и мы — ее жертвы. Однако я вовсе не расположен служить предметом эксцентричных выходок Макдауэла. Я хочу уже завтра объясниться с ним и высказать все, что думаю о происходящем.
— В таком случае подождем до завтра, — сказал добрый Уилки, — я отложу свой отъезд.
На другой день утром Уилки вошел к приятелю без стука. Шарль сидел, облокотившись на подоконник, и так на что-то засмотрелся за окном, что даже не услышал тяжелых шагов колосса. Подойдя ближе, баронет тоже увидел картину, которая стоила столь пристального внимания. По аллее, под тенью роскошных апельсиновых деревьев, шла прекрасная Нэнси Макдауэл, ведя под руку бедную старую негритянку, которая едва держалась на ногах. Шарля, как француза, эта сцена не удивляла, но она должна была поразить сэра Уилки, знавшего о предубеждении жителей юга Америки против чернокожих.
— Не бойся, бабушка, — говорила мисс Нэнси, — не бойся, обопрись крепче на мою руку, ты так слаба!
— О, госпожа! Пустите! Мой сын Замбо один доведет меня. Я пойду назад, в хижину. Если господин увидит вас, он будет бранить.
— Не беспокойся, бабушка, — улыбалась в ответ Нэнси, — мой отец не умеет бранить свою дочь.
Жара уж становилась невыносимой даже под сенью апельсиновых деревьев, а бедная негритянка дрожала от холода.
— Лихорадка все не унимается, — заметила Нэнси и, сняв с себя шаль, которую брала на утреннюю прогулку, стала с истинно дочерней заботой укутывать в нее пожилую негритянку.
— О, мисс Нэнси, госпожа, — испуганно говорила старуха, — смотрите, вас увидят…
— Да говорю же тебе, что отец…