В Усть-Нарве за последнюю неделю Белкин допросил много народа.
Городулин тоже примчался в Усть-Нарву. Он руководил группой оперативных работников. Как всегда, сначала наметилось много версий, но постепенно они отпадали одна за другой. Из местных преступников как будто никто замешан не был.
Благообразный, седенький, с бледным и немного одутловатым лицом, Алексей Иванович сам допросов не вел, а только сидел рядом со своими работниками, чаще всего с Белкиным, и внимательно слушал. Иногда он затевал далекий разговор, будто не относящийся непосредственно к делу, но из которого становилась ясной и душа человека, и насколько можно ему верить. Долгий опыт приучил Алексея Ивановича при расследовании дела не пренебрегать никакими мелочами, собирать все тоненькие ниточки, которые и приведут к развязке.
На вторые сутки общая картина разбоя в Усть-Нарве стала ясна. Все три буфета «брал» один и тот же человек, вооруженный ножом. У дверей он оставлял напарника. Выпив кружку пива у стойки, грабитель осматривал изрядно захмелевших посетителей, затем, быстро откидывая дверцу стойки, подходил вплотную к буфетчице, и, вынув нож, коротко требовал.
— Гони выручку!
Две девушки отдали деньги беспрекословно. Третья — это была Нюра — закричала. Посетители оглянулись на крик. Держа нож пониже стойки, так, что его не было видно, преступник притянул Нюру одной рукой к себе и крепко поцеловал. На ухо он процедил:
— Не шипи. Зарежу к чертовой матери! — и сильно уколол ножом в бок.
Дневная выручка была отнята, да еще в придачу взяты Нюрины часы. Неподалеку от буфета, в переулке, напарники делили деньги. Дважды их чуть было не задержали. В первый раз за ними погнался буфетный повар, к нему присоединился милиционер. Милиционер кричал: «Стой! Стреляю!» и выстрелил в воздух. Преступники не остановились, а палить по ним на улице милиционер не мог.
У самой станции их остановил постовой. Он попросил предъявить документы. Один из грабителей тотчас рванулся в темноту, а второго постовой успел схватить за рубашку у глотки. Оба были рослые, здоровенные. Вырываясь, преступник полоснул постового по шее. Они упали. Лежа, постовой изловчился выхватить из кобуры пистолет, приставил дуло к ребрам грабителя и нажал спусковой крючок. Пистолет, как на зло, дал осечку, не выстрелил. И тогда бандит ударил второй раз ножом. Вырвавшись из слабеющих рук милиционера, он впопыхах даже не стал вынимать нож из раны…
Городулин трижды заходил в больницу, где лежал без сознания постовой. Побывал у его жены. От горя у нее все валилось из рук. Плакали некормленные дети. Алексей Иванович купил колбасы, масла, сыру, конфет. Вспомнив, что он в детстве любил ситро, прихватил пару бутылок лимонада. Придя снова в дом милиционера, Городулин спросил, где можно помыть руки и есть ли в доме чистые тарелки. Никаких слов утешения он не произносил. Растопил плиту, вскипятил чаю, поел с детьми, — хозяйка есть не стала.
Главврач сказал, что у постового Клюева пробито легкое и вряд ли он выживет; раненый в таком состоянии не транспортабелен, а в местной больнице сложных операций на легких не производят.
Сев в оперативный газик, Городулин велел шоферу держать скорость восемьдесят километров, а под городом включил сирену и не выключал ее до самой Мойки.
В санчасть он поспел к началу рабочего дня. Выпросить профессора в отъезд было не так просто. Начальник санчасти уперся, а когда Городулин продолжал настаивать, тут же связался по телефону с главврачом Усть-Нарвы. Поговорив с ним по русски и по-латыни, начальник сделал скорбное лицо и сказал Городулину, что случай безнадежный.
— Сколько процентов за то, что он выживет? — спросил Городулин.
Начальник санчасти пожал плечами:
— Медицина, к сожалению, не математика. Мы на проценты не считаем.
— Но есть хоть какая-нибудь вероятность?
— За глаза сказать трудно.
— Так я и прошу послать профессора.
— Вы меня извините, товарищ Городулин, — подавляя раздражение, сказал начальник санчасти, — но у обывателей считается, что лечить могут только профессора. В Усть-Нарве достаточно квалифицированный врач. Я не могу по всем острым случаям в области разбрасываться консультантами…
— Вас много, а я один… — пробормотал Городулин.
— Что? — спросил начальник санчасти.
— Да нет, я вспомнил, в магазинах так говорят… Ну, а если профессор сам согласится, вы не будете возражать?
— Пожалуйста. В свободное от консультаций время.
Профессора уговаривать не пришлось: он согласился тотчас. Посадив его в газик на переднее место рядом с шофером, Городулин трясся на заднем сиденьи.
В Усть-Нарве Алексей Иванович завез профессора в Дом приезжих. Белкин заранее приготовил койку в той комнате, где ночевал Городулин. А через час постовой Клюев уже лежал на операционном столе.
Задержавшись в этот вечер допоздна в Иван-Городе — казалось, опергруппе удалось набрести на след напарника грабителя, — Городулин, промокший и уставший, вернулся в Дом приезжих только ночью. Чтобы не разбудить профессора, Алексей Иванович покурил в жаркой дежурке, затем разулся, подержал в духовке окоченевшие ноги в носках и, пошел в свою комнату. Дверь он открыл потихоньку. На него сразу пахнуло дымом: за столом профессор резался в «козла» с каким-то командировочным.
На Городулина никто не обратил внимания. Он знал уже, что состояние Клюева после операции удовлетворительное, и поэтому сейчас ни о чем расспрашивать не стал. Еще найдя в себе силы, чтобы раздеться, Алексей Иванович завалился спать. Сквозь туман и тупую боль в голове он слышал далекие голоса играющих. Кто-то лениво спросил:
— Это что за старичок?
— Из милиции, — с теплотой в голосе ответил профессор.
— Мильтон! — присвистнул игрок.
«Это — я», — подумал Городулин и заснул.
Вернувшись в город раньше Белкина, Алексей Иванович вынужден был заняться новыми делами.
…В тот день, когда вернулся из Усть-Нарвы Белкин, к Городулину должен был зайти старик Колесников, бывший знаменитый вор, специалист по ограблению церквей. Он позвонил накануне, сказал, что вышел недавно из больницы и хотел повидаться.
— Как жизнь-то? — спросил его по телефону Городулин.
— Плохо, Алексей Иванович.
— Что так?
— Жена умерла, сам вот болею…
— Ну, заходи завтра… К концу дня.
День выдался на редкость хлопотливый. С утра докладывал Белкин, он, по-видимому, напал на правильный след. Перебрав в Усть-Нарве всех людей, вернувшихся из мест заключения, и тщательно допросив их, Белкин установил, что у плотника ремстройконторы Орлова две недели проживал без прописки, явно скрываясь, здоровенный детина, по описаниям свидетелей, похожий на того грабителя, что был с ножом.
Что касается самого Орлова, дважды судимого, то он не смог объяснить, где был в субботний вечер разбоя. Был будто в бане, пил там пиво, потом добавил на вокзале водки, больше ничего не помнит. Белкин проверил: в субботу в бане был женский день. Когда Белкин сказал об этом Орлову, тот согласился: правильно, он поднаврал.
— Зачем? — спросил Белкин.
— Женки своей боялся.
— Почему?
— У бабы был.
— У какой?
— Не имею душевного права говорить.
— Сядешь, — сказал Белкин.
— Это вполне. — ответил плотник.
Через три дня Орлов сказал, что был у Варьки Хомутовой. Вызвали Варвару Хомутову. Ей оказалось шестьдесят восемь лет. Белкин устроил им очную ставку. Старуха плюнула Орлову в лицо.
— Идите, бабуся, — отпустил ее Белкин. Потом обернулся к Орлову, спросил: — Ну, как? Будешь вертеть вола дальше?
— Надоело. Спрашивайте.
Он сообщил фамилию дружка — Гусько. Зовут Володькой. Отчества не знает. С какого года, тоже не знает. Познакомился с ним в тюрьме. Орлов освободился раньше, оставил Володьке свой усть-нарвинский адрес. Недавно Гусько явился, попросился ночевать.
— Удрал? — поинтересовался Белкин.
Орлов пожал плечами.
— Мне ни к чему. Я не допрашивал. Прожил Гусько две недели, а затем уехал в Челябинск, к сестренке, что ли.
— Все?
— Все.
Белкин вынул из портфеля нож, положил перед Орловым.
— Вещь знакомая?
— Нож, — подтвердил Орлов.
— Чей?
— Надо думать, ваш…
Когда Городулин дочитал протоколы допросов до этого места, в кабинет вошел Федя Лытков. Сильно пожав руку Белкину и Городулину, он сел на клеенчатый диван.
— Чего окно не откроете? Надымили.
— А верно, — сказал морщась, Городулин, — то-то у меня затылок трещит…
— Как вообще-то здоровье, Алексей Иванович? — заботливо спросил Лытков. — Видик у вас того…
— Устаю чертовски… Но ты тут особенно не рассиживайся, мы работаем.
— Белкин, значит, теперь у вас? Ну, как он, справляется? — полюбопытствовал Лытков, словно не слышал просьбы Городулина.
— Не хуже тебя справляется, — торопливо ответил Городулин. — Можешь спокойно ехать в отпуск…
— Да вот не пускают. Путевка в Ялту горит… Отдаю за полцены, — пошутил он.
— А ты теперь в каком отделе будешь? — спросил его Белкин.
Лытков помедлил с ответом, а Городулин подмигнул.
— Его нынче голыми руками не возьмешь. Извини-подвинься: у него диплом!..
— Да не в этом дело, — скромно сказал Лытков.
Когда Лытков ушел, Белкин сказал:
— Вы собирались связаться с Челябинском, проверить насчет Гусько…
К концу дня из Челябинска сообщили по телефону, что Гусько Владимир Карпович, осужденный на двадцать пять лет за убийство, бежал из тюрьмы полтора месяца назад. Одновременно челябинская милиция подтвердила проживание Гусько Елены Карповны, очевидно сестры его, по Пушкинской улице дом № 4. Значит, Орлов говорил на допросах неправду вперемежку с правдой.
— Завтра вылетишь в Челябинск, — сказал Белкину Городулин. — Если Гусько там, — возьмешь его, только поосторожней… У тебя имеется такая привычка — лезть на рожон. Предупреди тамошних ребят из розыска, что это — сволочь отпетая. Деньги есть?