Вечером, когда Валерия поднялась к себе наверх, друзья долго разговаривали, обсуждая события в Харькове.
– Ты знаешь, как погиб Корнилин?
– В том-то и дело, что нет. Вроде на него стеллаж упал в мастерской… Темная история. Железный стеллаж вдруг падает и убивает человека. Надо бы съездить, самому все проверить. Не нравится мне эта история. Надеюсь, ты не примешь меня за сумасшедшего?
– Да нет же, в отношении меня будь спокоен. Я все пойму.
– Артур Корнилин не идет у меня из головы… – признался Вадим. – Кстати, Валерию уже пытались убить!
– Думаешь, это связано с картиной?
– Но почему он пишет ее лицо на своем мрачном натюрморте? Не просто так, уж поверь мне…
После отъезда Вадима Никита позвонил в Москву Владу, сотруднику службы безопасности фирмы «Зодиак». Начальник этой службы Сиур и Влад были не просто коллеги[24]. Их объединяли общие интересы и дружба, не раз проверенная на прочность в самых непредвиденных и опасных ситуациях.
Серия жестоких убийств в Москве собрала вместе ранее незнакомых людей. Валерия, в панике после гибели ювелира Ковалевского, обратилась за помощью к Владу. Так Никита невольно стал участником смертельно опасных событий.
– Рад тебя слышать! – жизнерадостно отозвался Влад. – Как там Валерия? Мы собирались навестить вас всей компанией… но пока не удается вырваться.
– Думаю, придется ускорить встречу.
– Что-то случилось?
– Надо все-таки ехать в Харьков, – Никита не собирался без нужды рассказывать новым знакомым о Вадиме. У них давным-давно существовал незыблемый уговор: никто ничего о Вадиме знать не должен. – Мне тут мысль пришла по поводу Корнилина…
Сиур и Влад тоже интересовались Артуром Корнилиным и всем, что с ним связано. Они знали, что художник погиб в Харькове и ниточку к разгадке тайны его картин нужно искать там. Однако поездка раз за разом откладывалась по различным обстоятельствам.
– Я тебя понял, Никита. Что-нибудь придумаем.
– У вас там как?
– Затишье… хоть бы не перед бурей. С Валерии глаз не спускай! – посоветовал Влад на прощанье.
Никита вспомнил, что Вадим перед отъездом сказал ему то же самое. Глядя на Валерию, он становился все мрачнее и, уже садясь в машину, не выдержал и высказал то, что занимало его весь вечер.
– Ты любишь ее. Я вижу. Знаешь, я давно понял, что настоящие чувства скрыть невозможно… Даже человеческое притворство не способно сделать их невидимыми. Отраженный свет любви… его не спрячешь! – Вадим вздохнул. – Я бы позавидовал, глядя на тебя и Валерию, но… если ты не сможешь уберечь свою женщину, то никакой ад не сравнится с тем, во что превратится твоя жизнь…
Глава 11
Сиур, начальник охраны «Зодиака», видный, элегантный мужчина с приятными чертами лица, сошел с поезда и отправился по адресу, где до недавнего времени проживал Артур Корнилин с женой. Он не надеялся застать там кого-нибудь, просто хотелось посмотреть на дом, почувствовать его настроение, атмосферу, если угодно. Он всегда так делал. Место происшествия может много рассказать о людях и событиях, которые там произошли.
Дом и мастерская Корнилина произвели на него удручающее впечатление. Всюду царила унылая безысходность…
– Эй, вы кто?
Мужчина в куртке нараспашку и выглядывающей из-под нее клетчатой рубашке подошел к забору и настороженно уставился на Сиура.
– Я покупатель. Дом ведь продается?
– А-а… – разочарованно протянул бдительный страж. – Я сосед Корнилиных, – представился он. – Вот, присматриваю, чтобы не влез кто. Сейчас народ ушлый! Охочий до чужого добра – глаз да глаз нужен.
Сиур с ним согласился, спросил, где хозяева.
– Артур умер, – сосед явно не желал распространяться. – А жена его, Нина, уехала.
– Куда?
Мужчина задумчиво почесал лысеющий лоб.
– Не знаю…
– Как же так? Она что, никому не сказала, куда переезжает? Кто же тогда занимается продажей дома?
– Маклер, – неохотно пояснил сосед. – С ним связаться надо.
– Спасибо, тогда я обращусь к нему.
Сиур понял, что здесь больше делать нечего. В Москве, наводя справки о художнике, он выяснил, что продажей картин погибшего занимался некий господин Горский, искусствовед и журналист, близкий друг семьи Корнилиных. Горский большей частью проживал во Франции, в Харьков приезжал исключительно по делу и останавливался либо в гостинице, либо в своей квартире. Узнать адрес искусствоведа не составило труда.
В подъезде, где жил Горский, было пыльно и сумрачно. Сиур долго звонил, пока не открылась соседняя дверь и не выглянула любопытная хозяйка в махровом халате и бигуди.
«Воистину, соседи – кладезь информации. Без них, как без рук», – подумал Сиур и спросил:
– А где Сергей?
– Так он женился недавно! Они оба укатили, и Аленка, и он.
– Куда? Я издалека приехал, всего на один день, Сергея повидать. Мы учились вместе.
– Они в село отправились, к Аленкиной родне, свадьбу праздновать.
Словоохотливая тетка с удовольствием растолковала Сиуру, как добраться до села. Мужчины были ее слабостью, тем более такие импозантные.
«Если это свадьба, то я – китайский мандарин», – подумал Сиур, увидев у добротного деревянного забора бабок в черных платках.
Старики в старомодных пиджаках чинно сидели на лавочках, возле них крутились дети. Из открытых настежь дверей и окон дома раздавался душераздирающий плач и причитания.
«Вот угораздило! – чертыхнулся Сиур. – Надеюсь, что хоронят не Горского».
На него никто не обращал внимания. Судя по приготовлениям, покойника собирались выносить во двор. Свершался заученный, раз и навсегда заведенный ритуал: пухлая подвижная женщина раздавала платочки и рушники, которые люди повязывали на руку; все шло чин чином, степенно и без суеты. Все деловито выполняли распределенные между собой роли…
Сиур вошел в комнату и сразу узнал Сергея Горского – по особой, присущей преуспевающим людям манере держаться, стильной одежде и некоторой отстраненности от происходящего. Искусствовед стоял у гроба с безучастным и слегка растерянным выражением лица рядом с молодой заплаканной женщиной, по-видимому его женой. В непомерно большом гробу лежала сухонькая пергаментная старушка. Желтое личико размером с кулачок пряталось в завязанном на голове темном платке. У изголовья покойной голосила высокая, дородная баба, властная и величественная даже в момент горя.
– Надежда-то как убивается, – шептались старухи. – При жизни с матерью почти не разговаривала, а теперь вот… кается.
– Марфу-то не узнать…
– Съежилась, будто сушеное яблоко…
– И не болела совсем… даром, что с «нечистым» якшалась…
– Тс-ссс…
– Легкую смерть Бог дал…
«Кажется, на этот раз я не опоздал, – подумал Сиур, прислушиваясь к разговорам. – Смерть, похоже, естественная».
На него косились, но никто не спросил, кто он такой и зачем явился.
Люди, пришедшие проститься с покойницей, жались по углам, опасливо перешептывались, переглядывались. К гробу, усыпанному лиловой, остро пахнущей травой, никто не подходил.
Из услышанного Сиур понял, что умершая – мать бабы Нади, той самой дородной плакальщицы, которая одна только и рыдала у гроба. Звали усопшую Марфой, было ей лет под сто, и выглядит она очень странно, потому как при жизни ее помнили моложавой, здоровой и цветущей, а тут… словно не она вовсе. Высохла, видно, от грехов своих несчитанных. Занималась всю жизнь колдовством. Все ее боялись, когда была жива, а теперь боятся мертвой…
День стоял прохладный и на диво прозрачный. На фоне ярко-синего неба золотом горела листва, рдели рябиновые ягоды. Пахло сушеным базиликом, который рассыпали на всем пути следования к маленькому деревенскому кладбищу.
Сиур решил, что пора действовать, и ускорил шаг. Горский плелся в хвосте процессии, сильно отстав от своей жены. Его тяготило все происходящее: растянувшаяся по дороге вереница людей, ясный осенний день, так не вязавшийся с мертвым телом в гробу, сама тоскливая процедура похорон. Сергей думал о своем. Он не сразу обратил внимание на шагающего рядом незнакомца. Мужчина в третий раз спрашивал, кем Сергею приходится умершая…
– Родственница, – неохотно процедил сквозь зубы Горский. Он не был расположен к разговору.
– А кто та девушка, которая плачет?
– Ну, получается, моя жена, – еще неохотнее ответил тот.
Незнакомец представился любителем искусства и почитателем творчества Артура Корнилина. Горскому не понравились ни его расспросы, неуместные и неприятно настойчивые, ни само его присутствие.
– Похороны – не место для досужей болтовни, – огрызнулся он. – Мы посторонних не приглашали.
– Простите, я не знал о вашем горе… Я приехал по другому поводу.
Он не спешил объяснять, по какому. А Горский не спрашивал. Мужчина совсем не напоминал коллекционера картин или завсегдатая богемных тусовок. Его вкрадчивые манеры и твердый жесткий взгляд настораживали Сергея. Он испытывал плохо скрываемое желание поскорее избавиться от напористого собеседника. Не хватало, чтобы тот оказался… сыщиком.
Эта мысль испугала Горского.
– Кто вон та девушка? – незнакомец внезапно заинтересовался одиноко стоящей поодаль Лесей. В его взгляде мелькнуло удивление. Он рассматривал Лесю со все возрастающим интересом.
– Да практически никто… – с облегчением вздохнул Сергей, радуясь, что разговор свернул в сторону. – Мой тесть нашел ее у порогов. Она немая и немного не в себе… Не помнит, кто она, откуда. Лесей ее назвали уже в селе. Надо же как-то называть.
Сиур согласился: называть как-то надо.
– Что за пороги?
– Да река между камней течет, – говорят, остатки ледника или еще чего. Я сам только сегодня узнал об этой Лесе. Пороги далеко, за лесом, долго идти надо. Дед Илья с Иваном… тестем моим… как ушли туда недавно, так и пропали. Про похороны ничего не знают. Как им сообщить? Где искать? Теперь только ждать надо, пока вернутся.