ак взаимодействуют с другими. Только тогда я приступаю к вопросам о преступлении. Вот тогда все становится подробным и конкретным. Однажды я взял с собой старшую стажерку, чтобы опросить мужчину, обвиняемого в изнасиловании и убийстве. Его вина не вызывала сомнений, но мотивы стали понятны только во время разговора.
Итак, когда у вас впервые появились сексуальные фантазии?
Какие они?
Когда они стали жестокими?
Когда вы решили претворить их в жизнь?
Почему вы выбрали ту женщину в парке?
Вам нравятся все рыжеволосые?
Почему вы воспользовались презервативом?
Все ли женщины грязные?
Расскажите мне о вашей матери. У нее рыжие волосы?
По дороге в Кэмпсмур моя стажерка была довольно разговорчива и в хорошем настроении, но на обратном пути она стала тихой и была не в духе.
– Я и не подозревала, что все так глубоко, – сказала она.
– На что, по-твоему, это было бы похоже? – спросил я.
Она не ответила на мой вопрос, а вместо этого сказала:
– Он продолжал смотреть на меня.
Я посмотрел на ее бледную кожу и короткие рыжие волосы. Мы решили, что ей не следует ходить на вторую встречу, после того как на чердаке насильника полиция нашла медальоны с рыжими волосами.
Мистер Рейнольдс, «Фиолетовый человек», и на следующий день, когда я пришел его навестить, все еще был одет в ту же одежду кричащего цвета.
Я просмотрел его дело и знал, что полиция соотносит его с импортом дорогостоящих наркотиков, поэтому предположил, что обвинение в покушении на убийство связано с бандой.
Едва я представился, как увидел, что «Фиолетовый человек» отвлекся на мое кольцо. Я ношу кольцо-печатку с выгравированной лошадиной головой; мы с братом сделали его много лет назад, и рисунок не имеет никакого глубокого смысла. На самом деле странно, почему именно лошадь, ведь мы оба не очень-то любим лошадей, но мистера Рейнольдса мое кольцо просто очаровало.
– Могу я взглянуть? – спросил он, наклоняясь вперед.
Я положил руку на стол, гадая, к чему все идет.
Он серьезно кивнул.
– Ты здесь, чтобы испытать меня.
– Я здесь, чтобы опросить вас, – парировал я, пытаясь вернуться к какому-то подобию нормальности.
– Я расскажу тебе все.
– Хорошо. С чего вы хотите начать? – спросил я.
– Думаю, что в двадцать шесть я впервые понял, кто я такой. Моя мать не была моей матерью. Она была самозванкой.
Я взглянул на дату его рождения – пациенту было чуть за тридцать, но из-за рябой кожи он выглядел старше.
– Я видел, как люди смотрят на меня, как будто они что-то знают обо мне.
– Вы бросали им вызов?
– Конечно. Мне не нравится, когда люди смотрят на меня. Не лезьте в мои дела и все такое. Некоторые из них начали говорить что-то обо мне. Они проверяли меня. Мою веру и все такое.
Затем мистер Рейнольдс отдалился от своей семьи. Именно в этот период он начал употреблять все больше запрещенных веществ. Любое обсуждение его матери или, по крайней мере, человека, которого он теперь считал ее двойником, встречало непримиримое сопротивление, поэтому я вернул его внимание к моему кольцу с печаткой.
– Это масонский символ, – объяснил он.
Я мог бы понять его слова, если бы на гравюре были изображены квадрат и циркуль или всевидящее око, но голова лошади? Это скорее символ мафии, чем масонов.
– Я могу доказать, что я Бог, – сказал мистер Рейнольдс.
– Как вы можете это сделать? – спросил я.
– Я поражу своих врагов. Ты мне не веришь, не так ли?
В течение нескольких лет у мистера Рейнольдса, который был, без сомнения, вовлечен в импорт наркотиков, незаметно развивались различные бредовые идеи.
Во-первых, он считал, что его мать не была его матерью. Люди следовали за ним по улице и негативно отзывались о нем. Он иногда агрессивно отвечал этим людям и даже вступал с ними в драки. Он сказал мне, что его ушедший отец был масоном и что люди с перстнями-печатками, такими как мое кольцо, либо вовлечены в заговор против него, либо испытывали его веру, чтобы затем, если он станет достаточно «праведным», его допустили в «Царство масонского Бога».
– Почему вы думаете, что вы Бог? – спросил я.
Он снял свою фиолетовую рубашку и указал на шрамы от угревой сыпи на груди.
– Вот куда попали пули. Нельзя выжить, если ты не Бог.
Мистер Рейнольдс начал свою жизнь как богобоязненный юноша, оставшийся без отца и получивший церковное образование. Его дразнили и издевались над ним из-за его ужасных прыщей, которые оставили на его коже шрамы и лишили мальчика друзей. Он употреблял наркотики, чтобы укрепить уверенность в себе, и в результате отрекся от своей матери. Наркотики, которые он употреблял, стали его ремеслом, и он защищал свой растущий бизнес, проявляя все больше агрессии и применяя насилие.
Постепенно бредовые идеи взяли над ним верх. Он всегда был жестоким человеком, но с течением времени, по мере того как его психоз развивался, насилие становилось все менее ориентированным на бизнес и все больше использовалось как доказательство или опровержение его бреда.
Наша четвертая встреча прошла не очень хорошо. Я начал говорить, что у него, возможно, мания величия, и предложил ему начать принимать лекарства.
Именно тогда его мнение обо мне изменилось: я перестал быть «масонским доктором, испытывающим его веру» и стал «неверующим доктором, которого нужно наказать». Его религиозность начала становиться все более очевидной, и он расхаживал по камере с распростертыми руками, декламируя библейские стихи, которые выучил в школе. Он отказывался мыться, и причина тоже была связана с каким-то религиозным бредом.
– Как тебя зовут, доктор? – спросил он меня во время нашей последней встречи.
К этому моменту я уже нашел для него койку в Брэмворте, и вскоре его собирались перевести из Кэмпсмура.
– Бен Кейв, – сказал я ему.
– Доктор Бен Кейв, – медленно повторил он. – Знаешь что, доктор Бен Кейв, я не всепрощающий Бог.
В последний раз я видел его через люк в двери камеры. Он мочился и испражнялся прямо на своей кровати.
Именно мистер Рейнольдс, «Фиолетовый человек», был тем, кто написал мое имя на стене камеры, на которую меня позвал посмотреть Чоп. Он был тем человеком, который наставил меня на мой профессиональный путь.
Я поступил правильно, отправив его в Брэмворт, но меня сильно выбила из колеи скрытая угроза.
«Доктор Бен Кейв, доктор Бен Кейв, доктор Бен Кейв».
Его психиатр позвонил мне несколько лет спустя, когда его собирались перевести из Брэмворта в психиатрическое отделение средней безопасности.
– Мы поняли, что вы можете быть в опасности, – сказал доктор.
– Он что-то сказал обо мне? – спросил я.
– Не очень много, – сказал доктор. – Я бы сказал, что в принципе любой масон подвергается примерно такому же риску, как и вы. Ему колют лекарства, и ему больше не нужна строгая охрана. Я думаю, его даже могут освободить на следующем заседании суда.
– Я не масон.
– Это неважно, – сказал он.
Эта новость встревожила меня.
ОДНО ДЕЛО, КОГДА ОН СТОИТ ПЕРЕД ТОБОЙ В НАРУЧНИКАХ – ТОГДА ПУСТЬ ГОВОРИТ КАКИЕ УГОДНО УГРОЖАЮЩИЕ ВЕЩИ, – И СОВСЕМ ДРУГОЕ, ЕСЛИ ОН БРОДИТ НА СВОБОДЕ, А ТЫ ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЕШЬ, ГДЕ ИМЕННО ОН НАХОДИТСЯ, ЧТО ДЕЛАЕТ И ЧТО ДУМАЕТ.
Я задал доктору из Брэмворта последний вопрос. Я спросил его, почему мистер Рейнольдс носит только фиолетовое.
Он рассмеялся.
– Понятия не имею.
Я повесил трубку и тут же зашел на сайт под названием «Системы домашней сигнализации».
Пришло время обзавестись одной из них.
В качестве постскриптума я должен добавить, что мистер Рейнольдс действительно вышел из Брэмворта, был освобожден из-под стражи и совершил еще одно очень серьезное преступление в ходе своих деловых операций. На этот раз его отправили обратно в тюрьму уже на пожизненный срок, и мне, слава богу, не пришлось проверять, насколько эффективна моя домашняя сигнализация.
Работа врача-консультанта: завтрак с Глорией
В самом начале моей карьеры врача-консультанта я пришел на вечеринку к другу-бухгалтеру Джасу, который жил в квартире с видом на Темзу. Я любовался из окна городским пейзажем, тихо размышлял о своем выборе профессии, как вдруг услышал, что на кухне поднялась какая-то суматоха.
Одна из молодых бухгалтеров, Лора, ссорилась с человеком по имени Руперт. Оба они были немного на взводе, поскольку довольно много выпили. На тот момент я не знал ни одного из них, и, честно говоря, не уверен, что познакомился бы с ними, если бы не то, что вот-вот должно было произойти. Было трудно не слушать их, и меня быстро ввели в курс дела. Они встречались три месяца, Руперт, по словам Лоры, был бесполезным ублюдком, лжецом и изменщиком. А Лора, по словам Руперта, была глупой, невротичной сукой, которая всегда думала, что он изменял ей. Я на мгновение задумался, не путает ли Руперт термины «невротик» и «параноик», но, будучи человеком воспитанным, решил держать рот на замке. Спор между ними, похоже, имел какое-то отношение к Дженни из бухгалтерии, которую Лора считала шлюхой, и даже Руперт, похоже, согласился с этой оценкой. Все начало налаживаться, и Руперт снизил градус напряжения, признавшись в любви к Лоре. Но затем на вечеринку пришла та самая Дженни из бухгалтерии и решила, что сейчас самое время объявить, что они с Рупертом спали друг с другом в течение последнего месяца и что Руперт пообещал бросить Лору. Второе действие этой трагедии оказалось гораздо интереснее первого.
К тому времени скандал превратился в гвоздь программы, и тридцать или сорок человек с напряженным вниманием следили за ссорой, слушая спорящих так внимательно, будто смотрели последнюю серию «Санты Барбары».
Руперт отрицал, что собирался уйти от Лоры, и это, в свою очередь, повергло в ярость Дженни, и она применила запрещенный прием – нелестные высказывания о размере мужского достоинства Руперта.