– Доктор Кейв, – сказала секретарша по телефону. – К вам пришла миссис Роколл.
Я позвонил Элейн и пошел к регистратуре. Миссис Роколл держала две огромные сумки, наполненные подарками. Я проводил ее в комнату для опросов, где нас теперь ждала Элейн.
– Я думала, мы едем в больницу, чтобы навестить его, – сказала миссис Роколл.
А потом она увидела мое лицо и остановилась как вкопанная. Мне не нужно было ничего говорить, она знала, что произошло.
ЛЮДИ ВСЕГДА ЗНАЮТ: ТЕЛЕГРАММА В ВОЕННОЕ ВРЕМЯ, ПОЛИЦЕЙСКИЙ У ДВЕРИ, МЕДСЕСТРА, ОТВОДЯЩАЯ ВАС В БОКОВУЮ КОМНАТУ, И ЛИЦО ДОКТОРА.
– Мне так… – начал я, но не смог закончить фразу. Мне пришлось заставить себя сдержать эмоции. Она должна была это услышать. – Миссис Роколл, Тимоти умер час назад. Мне очень жаль.
Я сел. Она смотрела на меня дольше, чем обычно, и медленно склонила голову… Я увидел, как слезы тихо текут по ее щекам.
– Он был моим единственным ребенком.
Мы сидели с ней и плакали все вместе.
– Доктор Кейв, сестра Элейн. Пожалуйста, не могли бы вы помолиться со мной.
– Конечно, – сказал я.
О таком меня раньше никогда не просили, но все казалось совершенно естественным. Это было похоже на возвращение домой.
– Отче наш, – начала она, – сущий на небесах…
Мы с Элейн присоединились к ней.
– Да святится имя твое…
Час спустя, когда я отвез ее в больницу общего профиля, чтобы забрать его вещи и оформить документы, мы узнали новости.
При вскрытии у Тимоти в легких нашли множественные абсцессы. Вероятно, причиной смерти стал возникший в результате сепсис. Оказывается, у него не было туберкулеза, по крайней мере, ни один посев не дал положительного результата.
Исследовательские работы и отчеты о случаях, опубликованные за годы, прошедшие после смерти Тимоти, связывают клозапин с пневмонией и нарушением иммунного ответа. Так вот, я бы прекратил прием клозапина гораздо раньше, нравилось это Тимоти или нет.
Я что-то не так понял?
Был ли я ослеплен успехом лечения?
Я не знаю.
Будьте моим судьей.
Миссис Роколл, я искренне сочувствую вашей потере. Я проигнорировал ваши пророческие предупреждения. Пожалуйста, знайте, что я всегда старался действовать в интересах Тимоти и делать все лучшее для него.
Я думаю, это все, что может сделать любой врач.
Когда наркотики действуют: экстази и окровавленные ноги
Я согласился принять Чарли в свое отделение только потому, что думал, что с ним будет непросто. Он уже почти четыре года находился в больнице, и за это время ему не стало лучше практически совсем. Он страдал от своей болезни точно так же, как и в тот день, когда прибыл на лечение. Он все еще был рассеян, почти не следил за собой и в периоды, когда выходил из больницы, стабильно скрывался от врачей и властей. Тогда полиция неизменно обнаруживала его голым в лесу, обычно после того, как собачники звонили с жалобами.
Была еще одна причина, по которой я был рад взять его под свою опеку. Я навестил его, провел с ним около часа и к концу разговора подумал, что у него, пожалуй, самое прекрасное состояние духа из всех пациентов, которых я когда-либо встречал.
Я вернулся и сказал завотделением Тайо, что кладу его к нам.
– Итак, в чем его обвиняют? – спросил Тайо, просматривая записи.
– Он лечится от шизофрении, – ответил я. – Но у него три судимости за публичное непристойное поведение.
– Разве ему не нужно будет пройти программу для сексуальных преступников? – Тайо был судебным психиатром нового поколения. Их учили, что, если кто-то делает что-то не так, это должно объясняться через призму психического расстройства или антисоциального поведения.
– Это не поможет, – сказал я. – Он не сексуальный преступник.
Похоже, мои слова не убедили Тайо.
– Иди сам познакомься с ним. Я его опрошу и покажу тебе, как это делается.
Тайо попытался изобразить улыбку, но было видно, что он немного раздражен. У него была степень магистра, звание доктора философии и целый ряд научных публикаций, но сейчас ему нужно было понять, почему люди попадают в беду и что это случается не всегда потому, что они «плохие».
– Как дела? – спросил я Чарли.
Он пожал плечами.
– Я не хочу здесь быть.
– Я знаю, Чарли. Вы ушли из трех больниц, в которых были до того, как попали сюда.
Чарли кивнул.
– Вы скрывались, – сказал Тайо, а я бросил на него сердитый взгляд.
– Почему? – спросил я.
Он снова пожал плечами и протянул руку, чтобы сорвать что-то между нашими лицами. Некоторое время он смотрел на нечто, что, как ему казалось, лежало у него в руке, а затем, видимо, потерял интерес.
– Что это было? – спросил я.
Он оглянулся на меня и приложил палец к губам.
– Тс-с-с.
Затем Чарли снова взял что-то из воздуха, встал и подошел к окну. Он локтем открыл вентиляционную решетку.
– Здесь нет окна, – сказал он обвиняющим тоном.
Потом Чарли кивнул и, казалось, удовлетворился результатом. Он вернулся к нам и снова сел. При этом он обдал меня потоком вони, я почувствовал ужасный запах его тела.
– Что вы поймали?
– Дух.
В этих словах не было никакой иронии. Для него это было так же реально, как поймать комара и выпустить его.
– Вы можете рассказать мне о духах?
Чарли слегка улыбнулся.
– Они с деревьев. Вокруг нас все живое, даже кровать, на которой я сижу. У всего есть духи. – Чарли обвел взглядом комнату и остановился на Тайо. – Ваш дух – темный.
Я подавил улыбку.
– Сколько вам было лет, когда вы начали видеть духов?
Чарли снова пожал плечами.
– Не знаю, может быть, двадцать или около того. Сначала я стал их слышать.
– Что они говорили?
– Они звали меня – они звали меня в лес.
– И там вы раздеваетесь?
Чарли кивнул.
– Для того, чтобы сблизиться с ними – пообщаться.
– И тогда вас арестовывали?
– Я не делал ничего плохого. Да, я был голым, но в этом нет ничего предосудительного.
В глубине души я хотел с ним согласиться. Некоторых людей легко оскорбить видом обнаженного мужчины, но я держал свои взгляды при себе.
– Вы мастурбировали? – спросил Тайо.
Бывают моменты, когда хочется, чтобы коллеги заткнулись, и это как раз была одна из таких ситуаций. Чарли уже сказал, что в его общении с природой в лесу нет ничего неприличного – он, на мой взгляд, уже ответил на этот вопрос. Тайо не хватало такта и деликатности. Бывает, конечно, что приходится задавать подобные вопросы, но этот случай явно был не из таких. Опросы – это длительный процесс, а не допрос по анкете, и информация, которую дает пациент, часто меняется.
Я УДИВЛЯЮСЬ, КАК ЧАСТО ЛЮДИ МОГУТ ПРИДЕРЖИВАТЬСЯ ПРЯМО ПРОТИВОПОЛОЖНЫХ МНЕНИЙ И ЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ ПРИ ЭТОМ ВПОЛНЕ КОМФОРТНО.
Начинаю подозревать, что это в принципе нормальное состояние бытия, правда, не очень удобное – могут возникнуть спорные моменты, например при общении с адвокатами в суде.
– Ну что, доктор, ваш пациент понимает, что болен?
– Это зависит от того, как задать вопрос. Если я спрашиваю, реальны ли голоса, которые слышит пациент, то он отвечат, что да. Если пациент признаёт, что его опыт отличается от опыта большинства других, то он отвечает утвердительно. Если я спрашиваю, будет ли он принимать лекарства, иногда мне говорят, что будет, а иногда – нет. Думает ли он, что у него генетическое заболевание, вызывающее аномальную выработку дофамина, которая вызывает нарушения восприятия? Нет. Будет ли он принимать лекарства, несмотря на побочные эффекты, просто чтобы избежать длительного пребывания в больнице? Он…
– Доктор, достаточно будет сказать «да» или «нет». Есть ли у пациента понимание своей болезни?
Обычно на этом этапе я капитулирую, потому что присяжным трудно уследить за ходом моих мыслей, а адвокат хочет продолжить разговор о вопросах ответственности. Поэтому я поворачиваюсь к судье, принимаю немного обиженный вид, стараюсь говорить самым вдумчивым голосом, каким только могу, и говорю:
– Частично. По моему мнению, у него есть частичное понимание своей болезни.
Чарли не был плохим человеком, и Тайо его не беспокоил. Он прекрасно знал вопросы, которые обычно задавала ему полиция, и после многих лет лечения знал все, что спросят его психиатры. Он просто сидел и качал головой, ожидая, когда мы двинемся дальше.
Я продолжил:
– Можно мне взглянуть на ваши ноги?
Чарли снова попал к нам в отделение после того, как сбежал из предыдущей больницы. В то время он ходил босиком, и, видимо, поэтому тамошний персонал не ожидал, что он сбежит.
Теперь его ступни покраснели – отчасти от крови, отчасти от холода, отчасти от хождения босиком по дорогам, обочинам и лесам. Обе его ноги распухли и целиком покрылись порезами, волдырями и занозами. Раны воспалились, из них тек гной.
– Они немного пострадали, – сказал я, зная, что его нужно отвезти в травмпункт, чтобы вытащить из ног стекло и занозы.
Я взял мазок с одной из ран, которая выглядела инфицированной, и прописал ему несколько антибиотиков.
– Мне нужно отправить вас к врачу, чтобы он осмотрел ваши ноги. Пожалуйста, не сбегайте.
Чарли ухмыльнулся.
– Я и не собираюсь, док, – я видел забор по пути сюда. Я могу уйти, когда захочу. Но не уйду, – добавил он, – я слишком устал.
Чарли окликнул нас, когда мы уходили, и посмотрел на Тайо.
– Вы спросили, мастурбировал ли я.
Тайо кивнул.
– Мне и не нужно было. Я и так был в экстазе.
ЭКСТАЗ – ЭТО СОСТОЯНИЕ КРАЙНЕГО СЧАСТЬЯ. ОНО ВЫХОДИТ ЗА РАМКИ ОБЫЧНОЙ РАДОСТИ, НА КОТОРУЮ МЫ НАДЕЕМСЯ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ, И ПОДРАЗУМЕВАЕТ ИЗМЕНЕННЫЙ УРОВЕНЬ СОЗНАНИЯ, ИНОГДА СОСТОЯНИЕ, ПОДОБНОЕ ТРАНСУ, В КОТОРОМ ЧЕЛОВЕК ОТДЕЛЕН ОТ САМОГО СЕБЯ.
Люди часто ассоциируют экстаз с эйфорией от религиозного переживания. Люди всегда, с тех пор как появились как биологический вид, хотели уметь вызывать у себя экстаз. Мы используем для этого медитативную практику, музыку, общение, пост, религию, танцы, культурные практик