Я закончил разговор так быстро, как только мог, и попросил, чтобы команда по сдерживанию была готова к моей следующей встрече с ним. Мы решили принять меры предосторожности и использовать для бесед другое помещение, комнату с такой тяжелой мебелью, что ее нельзя просто бросить в кого-то.
Встреча сразу началась не очень хорошо. Пациент сел, засунул руку в карман брюк и сердито посмотрел на меня.
– Перестань менять мое расписание! (Он вдруг перешел на «ты»). Я, черт возьми, подам на вас всех в суд. Почему вы все тут так поступаете со мной? Доктор Кейв, не сомневайся, я выберусь отсюда и найду тебя. Я убью тебя и твою семью.
«Просто притворись, что ты хороший психиатр, – подумал я про себя. – Не отвечай на угрозу. Абстрагируйся».
Саймон встал и подошел, чтобы взять стул. Я догадывался, что может вот-вот произойти, и мысленно перебрал все предметы, которые пациенты бросали в меня за эти годы: диктофон, ручка, несколько медицинских карт, два кувшина с горячей водой, часть двери, кий для бильярда и два шара (красный и синий), растение в горшке…
Это было похоже на игровое шоу GenerationGame, когда вещи, которых вы никогда не хотели, проплывают мимо вас по конвейерной ленте.
Теперь Саймон попытался поднять стул, сконструированный так, чтобы его нельзя было просто опрокинуть.
А потом…
Саймон швырнул в меня этот немыслимо тяжелый стул. Он сделал это как толкатель ядра, который делает свой лучший бросок.
Я вспомнил, как заведующая больницей пришла ко мне в кабинет спросить моего совета, ткань для мебели с каким рисунком они должны заказать.
– Клетка или елочка? – спросила она, показывая образцы.
– Елочки вызывают мигрень, – заключил я. – В любом случае я дальтоник, и у меня нет вкуса.
Мы получили чек на ткань в клетку, которая, согласно рекламному объявлению, должна была «отвечать всем условиям вашей безопасной среды». Предполагалось, что ткань будет износостойкой и хорошо отмываться. Это важно для больницы.
К сожалению, Саймон явно оказался гораздо сильнее, чем предполагал дизайнер этого конкретного стула, когда в своей студии где-нибудь в Хокстоне под бокал Совиньона и кусочек пирога с заварным кремом делал набросок будущей модели.
Клетчатый узор ткани теперь был в непосредственной близости от моего лица, что было, прямо скажем, тревожно. Сетчатка глаза должным образом сообщила затылочной доле о вторжении в мое поле зрения, затылочная доля выдала несколько предупреждающих сообщений, а височная доля вызвала некоторые неприятные ассоциации с отрезанным языком, что было совершенно бесполезно и на самом деле только запутало ситуацию. К счастью, моторная кора головного мозга быстро сориентировалась и послала предупреждение о клетчатой угрозе практически каждой мышце моего тела, что заставило меня сначала присесть, как Франц Кламмер на лыжах, а затем прыгнуть…
РАЗДАЛСЯ ГЛУХОЙ УДАР, И 75-КИЛОГРАММОВЫЙ КЛЕТЧАТЫЙ СТУЛ ПРИЗЕМЛИЛСЯ ТАМ, ГДЕ Я СТОЯЛ ВСЕГО МГНОВЕНИЕ НАЗАД. ЗА НИМ ПОСЛЕДОВАЛИ ЕЩЕ ОДИН УДАР И КРЯХТЕНИЕ – ЭТО Я ПРИЗЕМЛИЛСЯ НА ДРУГОМ КОНЦЕ КОМНАТЫ.
В комнату ворвалась бригада сдерживания, и Саймон оказался на полу. Медбратья держали его за руки-ноги. Один из них следил за его дыханием и ртом, а второй вводил шприц в верхний квадрант ягодицы.
Его крики «Я, мать вашу, убью вас всех!» постепенно стихли, поскольку комбинация седативных и антипсихотических препаратов возымела желаемый эффект. Тогда Саймону впервые ввели лекарство насильно. После я назначил ему регулярные инъекции антипсихотических препаратов. И осмотрел одного из медбратьев, который ушибся при сдерживании.
– Не думаю, что ты что-то сломал, – успокоил его я, – но лучше сходи в неотложку. У тебя будет чертовски большой синяк.
Следующий сеанс с Саймоном состоялся на следующий день. Он лежал плашмя на кровати, все еще в одиночной камере.
– Пожалуйста, не делай этого. Пожалуйста, не делай этого со мной.
– Что не делать, Саймон?
Это может показаться странным, но, вероятно, два или три раза в год наступает подобный момент, который все объясняет. Момент, когда все встает на свои места. И я вот-вот переживу еще один такой момент откровения. Я их действительно люблю.
– Ты работаешь с ней, – сказал он.
– Что вы имеете в виду? – спросил я.
– Ты превращаешь меня в женщину, – сказал он.
Я посмотрел на четырех сотрудников в комнате и увидел еще четверых снаружи. Я опустился на корточки так, чтобы мои глаза оказались на его уровне.
– Расскажи мне об этом, – попросил я, и он рассказал.
Это началось примерно полгода назад, когда он впервые попробовал анаболические стероиды. Он проиграл в драке возле ночного клуба и решил, что ему нужно набраться сил. Он изменил питание, разработал строгий режим тренировок и купил множество пероральных и внутримышечных стероидов. Результаты оказались впечатляющими, его мышечная масса увеличилась на много килограммов.
– Я никогда так не работал, – сказал он мне. – Мне это понравилось. Я вроде как влюбился в себя.
Но, закончив первый цикл приема стероидов, Саймон впал в депрессию и почувствовал себя не в своей тарелке.
– Я не смог тренироваться должным образом, – признался он.
Саймон разозлился из-за этого, и к третьему циклу «укладки пирамиды» он стал фактически импотентом.
– Мои яйца начали становиться меньше, – сказал он. – Она забирала мое мужское достоинство.
Он начал расспрашивать свою жену о том, что она с ним делает, а затем услышал, как супруга обсуждает его импотенцию с одной из своих подруг.
– Я не мог этого вынести, – сказал он, садясь на кровати. Он сказал мне, что один из его приятелей по спортзалу предложил ему попробовать немного кокаина.
– Это поможет тебе держать свой член в тонусе, – сказал он.
К своей четвертой пирамиде он прибавил около пятнадцати килограммов, и у него начала развиваться атрофия яичек. Он довел себя до импотенции и занимался самолечением с помощью кокаина.
ГОЛОСА ПОЯВИЛИСЬ, КОГДА ОН НАЧАЛ УМЕНЬШАТЬ ДОЗУ СТЕРОИДОВ.
Галлюцинации сказали ему, что он меняет пол; его уменьшающиеся яички просто подтверждали то, что говорили голоса. Он чувствовал себя все более и более подавленным, поэтому употреблял все больше кокаина.
Мы перевели Саймона из одиночки через сорок восемь часов. Он начал принимать антипсихотические препараты и добился значительного прогресса. Как только пациент стал достаточно стабильным, он начал беседовать с психологом. Что было почти предсказуемо. Он не был уверен в своей ориентации и признался в бисексуальных наклонностях.
К моменту суда он уже три месяца принимал лекарства и чувствовал себя хорошо. А мне предстояло написать судебный отчет. Я потратил на это целую вечность. Я утверждал, что у пациента был психоз, вызванный наркотиками. Хотя он явно впал в психоз, когда пытался убить свою жену, юридически он не был душевнобольным. Он знал, что делает, и знал, что это неправильно.
Суд заслушал все доказательства и вынес ему приговор, который отражал тяжесть преступления – в конце концов, это было покушение на убийство. Он сел в тюрьму, но, вероятно, благодаря отчету приговор оказался менее суровым, чем мог бы быть. Пациент получил на несколько лет меньше, чем обычно дают в таких случаях.
Как только он завязал с наркотиками и его психоз взяли под контроль, он стал довольно приличным парнем.
– Док, то, что я сказал о желании убить вас. Простите, я не это имел в виду, вы же знаете.
– Я знаю, – ответил я. – Вы были больны.
Теперь я хорошо умею кататься на лыжах – и всего на долю секунды, в тот момент, когда стул летел в мою сторону, я представил, как Франц Кламмер мог бы чувствовать себя на пути к победе. Всего на краткий миг я подпрыгнул достаточно высоко, чтобы увидеть, как выглядит гений – я сам был Кламмером, который первым пришел к финишу. Затем стул с глухим стуком упал на пол, и теперь мне кажется, что я снова притворяюсь. Мы все притворяемся перед самими собой, но мне интересно, чувствует ли Эван хоть иногда, что притворяется больше, чем большинство людей.
Эван, если ты читаешь это, возможно, пришло время принять себя таким, какой ты есть.
И полегче со стероидами!
Два Иисуса и Мухаммед
Когда я работал в службе по борьбе с наркозависимостью, недалеко от почтового отделения, у меня было два пациента, партнера, оба употребляли героин. Это было в учреждении Национальной службы здравоохранения, предоставляющем амбулаторное лечение людям с зависимостью от наркотиков или алкоголя. У этой пары всегда все получалось хорошо – успех был частью их бизнес-модели. Я использую термин «бизнес-модель» в широком смысле. Мои пациенты заходили в элитные магазины и выходили оттуда с меховыми шубами, солнцезащитными очками, изысканными винами – короче говоря, с любыми предметами роскоши, которые имеют высокую стоимость при перепродаже на рынке.
– Что самое дорогое вы украли? – спросил я.
– Ах! – воскликнул мужчина с нежностью, как будто вспоминал о дне, когда стал партнером в своей юридической фирме. – Это был день, когда я вышел из «Хэрродс» с целой кучей Versace. – Он сделал паузу, предавшись воспоминаниям. – Один из продавцов придержал для меня дверь – я сказал тогда, что товар отозвали из-за брака.
Затем, после минутного раздумья, он сказал мне, что завязал с кражами. Должно быть, я улыбнулся или что-то в этом роде, потому что он довольно настойчиво повторил, что действительно завязал.
– Мы ходили в церковь. Я хочу креститься. Знаете, покаяться во всех моих грехах.
Его партнерша сняла свою лыжную куртку Berghaus, самую крутую – ту, которую я хотел, но не мог себе позволить, – и потянулась, чтобы взять его за руку. Я увидел старые шрамы на руке там, куда она делала уколы.
– Послушайте, – сказал я, – вам обоим нужно сделать заверенные образцы документов, и тогда я смогу выдать вам рецепты. Я буду держать вас на ежедневном контроле, пока не уйду в отпуск.