Валех складывает ладони в молитвенном жесте, подносит к губам. Замирает. Пристально смотрит на меня.
А я не свожу глаз с четок, что повисли на его запястье. Боюсь напрямую на него смотреть. Стыдно до безобразия!
Банда заткнулась. Тихо так стало. А у меня в ушах стук сердца отдается. Давление подскочило от невиданной собственной наглости.
— Ты хоть на долю секунды отдаешь себе отчет, что сотворила? Ты поспорила с подругами, что подойдешь и попросишь о поцелуе. Я правильно понимаю?
Киваю. А на глаза слезы наворачиваются. Боюсь его до чертиков!
Смелость давно улетучилась. Лихая бравада прошла. Остался страх перед неизвестностью. Валех не позволит развернуться и уйти.
— Ты спорила на меня, девочка. Это недопустимо.
Говорит тихо, но строго. Припечатывает каждым словом. Лучше бы кричал. А от этого приглушенного голоса мурашки по коже.
Не смотрю на него, но чувствую, как взгляд его прожигает. Судорожно вздыхаю. Ртом воздух ловлю.
— Глаза подними! — рявкает.
— А у вас разве так принято, чтобы женщина на мужчину смотрела? — бормочу, а сама вскидываю глаза, не поднимая головы.
Снова приближается. Быстро за подбородок поднимает, а стальные пальцы шею сжимают. Чуть надавит и придушит за секунду. Пикнуть не успею.
Шепчет прямо в губы. Но не касается их.
— Я решаю, что принято, а что нет. Поняла?
— Да.
— Громче!
— Поняла, — выдыхаю и дрожу всем телом.
Невольно глаза опять закрываю. Встряхивает. Заставляет смотреть на него. Красивый, зараза, но злой! А губы какие чувственные…
По своим кончиком язычка провожу. А он повторяет движение, только большим пальцем поглаживает. Глаз с них не сводит.
Да целуй уже! Мысленно ору, теряя последние крохи сознания.
— Так почему спорила?
Спрашивает, но не отпускает. В глаза заглядывает. Свободной рукой за талию к себе прижимает.
В спине прогибаюсь, руками в плечи его упираясь. Так близко как-то и не планировала. Едва ли не растворяюсь в нем. Внизу живота ощущаю что-то твердое. Явно не пряжка на ремне. Она значительно выше.
Кровь к лицу приливает. Жарко становится. С трудом сглатываю.
Валех чуть хватку ослабляет. Рукой сзади за шею держит. Пальцами в волосы зарывается.
— Надоело насмешки терпеть, — я честно признаюсь. — За имя. За то, что не как все. На слабо взяли: что не смогу подойти, испугаюсь. А я доказать решила.
— Но про цену смелости не подумала, — снова усмехается.
— Неужели все покупается?
— Как и продается, Матильда. Я тебе поцелуй, а ты мне неделю своего времени. Как тебе сделка, девочка?
Замираю. Мысленно повторяю предложение, рисуя в воображении возможные последствия.
— А если откажусь?
— Останешься без поцелуя, но отрабатывать провинность придется.
— Только потому что спорила?
— А как ты хотела, сладкая? Перед пацанами меня кем выставляешь? Так каждый себе позволит: грохну я на слабо Кайсарова или нет.
— Ну, ты сравнил конечно, — фыркаю, отчего тиски сжимаются сильнее, а воздуха опять не хватает.
Краем глаза на улицу смотрю. Вдруг кто знакомый пройдет. Спасет мою душу невинную. Но дураков нет. Одна я такая!
— Время, девочка! Ты уже за каждую минуту моего внимания должна. Уже больше, чем неделю. Месяц со мной будешь!
— Мы так не договаривались, — пытаюсь вернуть его к изначальной версии.
Но рука Вала скользит ниже поясницы. Пальцы попадают в задний кармашек джинс, сжимая ягодицу. Охаю от неожиданности.
— Поздно отступать, сладкая, — выдыхает в губы, накрывая их поцелуем…
Глава 4 Отпускать не собираюсь
(Валех)
— Смотри-ка, Вал! Та самая телочка!
— Базар фильтруй! — процеживаю сквозь зубы, но глазами стреляю в группу девчонок.
— Сорян, босс! Позвать?
— Нет.
Мы стоим машинами на площади перед Гортеатром, где напостой проводят увеселительные мероприятия. Но сегодня пусто.
Частенько тут зависаем, перетирая вопросы, а то и стрелку забиваем.
По другую сторону — здание городской управы. Крышуют меня в лице отца. Потому и поджилки трясутся у тех, кого на встречу приглашаю. Вежливо. Боятся, суки! Но лишь бы уважали.
Стайка девчонок останавливается напротив. О чем-то громко спорят.
Я выцепляю ее сразу. Красивая, сучка! Давно за ней наблюдаю, пока растет по соседству. Вдоль побережья на окраине города еще не все хаты выкупили. В одной из них и живет с родителями.
А мой дом напротив. Давно отгрохал, снеся к хренам старые клоповники. К побережью приглядываюсь. Под отель место топовое. Но все руки не доходят.
Да и девчонка бы съехала. А так рядом, глаз радует. Еще гадким угловатым утенком была, но подавала надежду. Не прошло и пары лет, как формы появились.
Бля, думаю: моей станет! В воображении рисовал, как натягивать буду. Но тормозил момент. Ждал чего-то.
Братве наказал: следить за ней. Глаз не спускать. Если кто приблизится, вскроет преждевременно, яйца отрезать и заставить сожрать. Потом уже в асфальт закатать.
Должна быть чистой до меня. Нетронутой. Моей!
Смотрю на нее и глазам не верю: сама идет. Подруги задержать пытаются. Вырывается.
Раскраснелась от возмущения. Губки приоткрыты. Готовы принять. Да еще и язычком проводит. Не там, сладкая! У меня уже в штанах взыграл. Тебя ждет!
Выдыхаю. Жду.
Подходит. Едва не спотыкается. Глазами фигуру пожираю. Так близко еще не видел! Охуеваю просто: какая же она красивая!
Бессовестно на грудь пялюсь. Мысленно ладонь прикладываю. Идеально ляжет! Четкий размер. Больше и не надо.
А губы сочные что-то шепчут. Про спор, про помощь.
Мозги на место вставляю. Сосредоточиться пытаюсь.
Братва стебется. Знают, суки, то, о чем девчонка не догадывается. Но рано еще! Пусть в неведении побудет.
А она торговаться надумала. Теперь ушам не верю. Нет, милая, мы не на рынке! Будет так, как я скажу.
Поспорила на поцелуй. От меня не убудет, конечно. Но тебе об этом знать не надо. А вот про спор, да в открытую ляпнула — это ты зря, девочка. Тихо бы, на ушко сказала, то я бы еще подумал. А теперь обратного хода нет: отрабатывать будешь.
— Поздно отступать, сладкая, — выдыхаю в губы и накрываю поцелуем.
Обе губки сразу. Такие пухлые от природы. Без силикона или какую херню они туда вкачивают. Терпеть не могу ненатуральных телок. На ощупь дерьмо! Так и чувствуешь подделку.
А тут настоящая. Сочная. Сладкая.
Провожу языком по внутренней стороне губ. Рукой голову поддерживаю, не позволяю отклоняться. Мягко всасываю нижнюю губу. Покусываю. Проникаю языком глубже.
Тело девочки расслабляется. Становится мягкой, податливой, как воск.
Захватываю ее маленький и робкий язычок. Танцую с ним. Сам завожусь. Трусь набухшим членом о низ живота. Прижимаю ее сильнее.
А губки сладкие такие! Хороший блеск использует. Без горечи. Всасываю их поочередно, лаская языком, увлажняя их и слушая ее возбужденное дыхание.
Сердечко колотится под моей рукой. Не удержался: грудь сжал. Безупречно обхватываю ладонью. Угадал про размер. Чуть стискиваю сосок пальцами.
Тут же выгибается мне навстречу. Упирается в парня моего. А он уже давно готов к бою! Но рано…
Рукой зарываюсь в волосы, цепляясь перстнем за пряди. Глаза открываю. Смотрю вдаль, на подруг.
Затихли. Рты раскрыли. Наслаждаются.
Что-то вы скажете, когда подругу не дождетесь! Отпускать не собираюсь. Все уже: моя!
Судорожно вздыхает, когда отклоняюсь. Смотрю на нее: глаза затуманились. Пытается с дыханием справиться. Щечки пунцовые. Возбудилась, сладкая! Завелась с пол-оборота.
Сам зубы сжимаю. Пах огнем горит: так засадить хочется. Но нельзя! Еще рано…
— Спасибо, — шепчет.
— За что? — а я уже и забыл, но вспоминаю: спорила ведь, что подойдет и поцелует.
Смелая какая! Отчаянная. Дерзкая.
Но так не хочется, чтобы все игрой оказалось. Порой шлюхи способны на ухищрения. Корчат из себя невесть что под логотипом: "Я не такая!"
А какая ты, Матильда? Еще и имя такое сильное! Притягивает не меньше самой хозяйки.
— Я пойду?
— Далеко собралась?
— Ну, как же, — пошла она на попятную.
— А договор? За кидалово знаешь, что бывает? — хрипло шепчу ей на ухо, поглаживая по бедру.
Ее руки упираются в плечи. Но не особо сопротивляется. Силенок не хватит.
— Прям сейчас? Меня дома потеряют.
— Не проблема.
— В смысле?
— В машину садись!
— Ч-что? — охает.
Глазки округляет. Ротик от возмущения приоткрывает. И опять эти губки аппетитные. Так зовут, так притягивают! А перед глазами уже картины, как она ими…
— Ротик свой закрыла и в тачку! — рычу, дверцу заднего сиденья распахивая. — Живо!
Глава 5 Что же будет?
Даже оглянуться не дает. Собой закрыл, к машине подталкивает. Руки на талии держит и упирается в меня чем-то твердым сзади. Понимаю чем. Оттого щеки краской наливаются. Огнем горят.
А парни смотрят на меня. Ржут. Стыдно до ужаса! Но сама виновата. Знала же, к кому подхожу. Но на эмоциях не соображала. Про последствия забыла.
И что теперь? Невинности лишит? А как: грубо или ласково?
Но он же Кайсаров! Пусть и обрусевший, но обнаглевший до крайности. Рычит на меня. И даже как хищник двигается: мягко, не слышно. На ухо шепчет:
— Да не бойся ты! Понравится. Еще просить будешь, чтобы не останавливался.
— Пожалуйста, — молю я, руками за края машины упираюсь.
— Что? Уже просишь? — смеется, руки мои от машины отдирает.
На затылок ладонь кладет. Наклониться заставляет, чтобы головой не ударилась. Невольно в позу встаю. Руками о сиденье упираюсь.
А Валех опять по ягодицам да по бедрам проводит, благо что я в джинсах, а не в юбке:
— Классная ты, девочка! Садись быстрее да поехали.
Быстро выпрямляюсь. Оборачиваюсь.
— Валех, пожалуйста, отпусти! Мне домой надо!
— Так, ты рядом будешь. Ко мне едем, а я напротив живу. Но если сбежать надумаешь, то зверя разбудишь. Не советую, сладкая! А так еще надежда есть.