Охота за правдой
После обеда Дориан развалился на диване перед телевизором в уголке для отдыха в столовой, а волки сражались в настольный футбол. Дождавшись, пока все углубятся в свои дела, мы – Фрэнки, Лу, Холли, Брэндон и я – потихоньку улизнули в библиотеку на первом этаже, где пахло старинной бумагой и толстым восточным ковром, покрывающим пол. В библиотеке стояли несколько уютных кресел и пара столов для работы в группах. В помещении никого, кроме нас, не было, и тем не менее мы разговаривали тихо, низко нагнувшись над столом.
– Это точно не Берта, она ничего про нас не рассказывала, – прошептала Лу. – По ней же сразу заметно, что она думает и чувствует, и совершенно очевидно, что на совести у неё нет ничего дурного.
– А что тебе удалось выудить у летающей особы? – спросила Холли у Фрэнки. Она, как и я, не доверяла Труди: ведь та однажды уже следила за нами по поручению волков, потому что влюбилась в Джефри.
Фрэнки лишь пожал плечами:
– Труди сказала, она сначала удивилась, что Караг собрался в бассейн, но потом тут же об этом забыла. Я ей верю.
– Может, это всё-таки Лерой? Странно, что он так сильно на нас разозлился! – крикнул Брэндон.
Брэндону приходилось говорить громко, потому что он сидел в самом дальнем углу библиотеки. Пахло от него по-прежнему ужасно. Как от компостной кучи, где уже не первый день гнил какой-то мёртвый зверь. Бедняга! В классной комнате он вынужден был придвинуть свою парту вплотную к задней стене.
– А что этот ужасный Миллинг вообще задумал? Ты знаешь, какую свинью он собирается подложить людям? – Холли нервно корябала старое издание истории оборотней, пока Фрэнки не забрал у неё книжку.
– Он сказал, что готовит им не смерть, а что-то ещё более страшное. – Я пожал плечами. – Но так же не бывает, правда? Ведь смерть и есть самое страшное?
Брэндон закатил глаза:
– Для моей матери будет гораздо страшнее, если её исключат из теннисного клуба.
– А для меня страшнее смерти вернуться в сиротский приют. – Холли никак не могла усидеть на месте.
– Лучше умереть, чем навсегда лишиться возможности плавать. – Огромные глаза Фрэнки смотрели на нас с печалью. Он хоть и выдра, лучше всех имитировал этот тоскливый собачий взгляд.
Я растерянно пожал плечами:
– А может, Миллинг, как это говорится…
– …Блефует? – крикнул Брэндон.
– Нет, он не блефует, – Лу говорила шёпотом, но в полной тишине библиотеки казалось, что и она кричит. – Мой папа мало чего боится. Но однажды он сказал, что самое страшное для него – это если что-то случится с его детьми. Лучше уж самому умереть, сказал он.
Я вспомнил, что случилось с семьёй Миллинга, и тут же понял, что Лу права.
– Точно! Жену и дочь Миллинга убили охотники, когда они гуляли в облике пум, – слова били из меня фонтаном. – Может, он хочет так же поступить с людьми? Отомстить им через их детей…
Догадка была столь ужасна, что я не смог договорить. Неужели он зайдёт так далеко? Неужели станет убивать детей, лишь бы поквитаться с людьми?
– Это же мерзко! Ты что, правда думаешь, что он… – оторопел Брэндон.
– Он ведь уже убивал людей, – ответил я неуверенно. – И ещё он ищет сообщников среди оборотней-хищников – видимо, потому что они…
– …Привыкли убивать? – выпалила Холли, а я испуганно посмотрел на Лу.
Она лишь поджала губы.
Фрэнки сходил в столовую за ноутбуком. Мы заглянули в Интернет – на предвыборную страничку Эндрю Миллинга. Видеть его лицо было невыносимо.
– Он много выступает в школах, – сказал я, и на душе стало муторно.
– Этот мерзкий живоглот там что-то разнюхивает, – Холли оперлась локтями о стол и пристально всматривалась в экран, погрузив пальцы в рыжую шевелюру. – Например, как подобраться к детям.
– Нужно что-то делать, – решительно сказала Лу.
– Только вот что? Мне же только Бриджер верит – ну, что Миллинг опасен. – Я вздохнул. – Я тогда с ним поговорю, хорошо?
Мы заслужили перерыв и отправились в столовую смотреть вместе со всеми «Звёздные войны», которые мы только что прошли по человековедению. Смотрели мы долго – пока наконец в середине восьмого эпизода не вырубился звук.
– Уже во второй раз – типично человеческое изобретение, – проворчала Тикаани.
Я закатил глаза. Мне нравились люди, и любая колкость в их адрес впивалась мне в душу, словно клещ в кожу.
– Ах вот как – а что же тогда изобрели оборотни?
Тикаани задумалась.
– Понятия не имею, но что-нибудь уж точно придумали. – Она хотела ещё что-то добавить, но тут ей на подмогу подоспели Клифф и Бо и принялись буквально сверлить меня глазами.
– А пумы, наверное, изобрели замороженный стейк, потому что не умеют охотиться, – выдал Бо, и волки дружно захохотали.
И Тикаани вместе со всеми.
Но я-то знал, что вообще-то она хорошая – я понял это, когда мы вместе сидели в мусорном контейнере. Я уже хотел было уйти в свою комнату, но тут появился Тео и занялся телевизором.
– И что с ним на этот раз? – проворчал он. Настроение у Тео по-прежнему на нуле.
– Он с нами не разговаривает. – Тень с укоризной ткнула в немой экран.
Я посмотрел на Тео – и вдруг всё понял. Как мы могли забыть, что это Тео всё знал про школу, знал, кто и где находился?! Он же нас всё время отвозил к месту экспедиции и забирал обратно. Он знал, что мы в тот день будем в бассейне. Он такой мрачный, потому что чуть не сдал меня со всеми потрохами? Или наоборот – потому что затея не удалась?
Тео попытался наладить звук прямо в столовой, но не вышло. Тогда мы с Клиффом помогли ему отнести сломанный телевизор в подвал, в мастерскую, причём всю дорогу враждебно смотрели друг на друга. Когда мы спускались по лестнице, Клифф то и дело обнажал зубы. Но в человеческом облике эта гримаса выглядела скорее смешно, чем страшно.
– Зубы болят? – спросил я его. – Или это у тебя улыбка такая?
Руки у Клиффа были заняты телевизором, так что я просто наплевал на его пустые угрозы. Мне и без него было о чём подумать: меня не оставляла мысль: пожалуйста, только не Тео! Мне нравился этот оборотень-лось, силач с татуировками, которые оставались у него даже в зверином обличье. И до сих пор мне казалось, что я ему тоже нравлюсь. Или я ошибался?
А может, Миллинг столько ему платил, что Тео уже было плевать на доброе отношение ко мне? Мне совершенно всё равно, какой у кого банковский счёт – думаю, и дальше будет всё равно. Во мне ещё жила душа дикого горного льва. Но у других оборотней, возможно, всё по-другому. На деньги можно много всего купить – например, личную территорию обитания: люди называют это земельным участком.
Доставив телик в мастерскую, Клифф тут же помчался к своей стае. А я задержался.
Чувствовалось, что Тео не по себе. Он копошился в инструментах, не поднимая на меня глаз, и что-то бормотал себе под нос.
Я присел на краешек стула, на душе было погано. Как с ним заговорить? А что, если он взорвётся, как Лерой, и нападёт на меня? Ведь взрослый лось очень силён.
Наконец я набрал полную грудь воздуха и спросил:
– Как ты познакомился с Миллингом?
Тео не обернулся. Он застыл на месте как вкопанный. Я невольно задержал дыхание и напряг мускулы. Пума внутри меня приготовилась вцепиться ему в затылок при первом неверном движении. Но Тео не двигался и не оборачивался – он заговорил.
– Мы знакомы уже очень давно, – начал он глухим голосом. – В первый раз встретились, когда он снимал один из своих фильмов. Он увидел меня в облике лося, понял, что я оборотень, и просто заговорил со мной. Он ни о чём тогда не знал. Даже побежал вслед за мной, когда я хотел улизнуть. Нахальный товарищ, но мне он нравился. Потом они с Эвелин меня часто приглашали на ужин. Мы много смеялись – юмор у неё был своеобразный.
– Ты был знаком с его женой?! И с дочкой?! – У меня перехватило дыхание.
– Ну конечно. И с дочкой тоже. Славная была девочка его Джун. Она всегда цеплялась мне за ногу, и я так с ней вместе и ходил. Ей очень нравилось. И в зверином обличье со мной играла: ботинки мои грызла или на пальцы охотилась. Милый маленький котёнок… Жить ей оставалось недолго: её вместе с матерью застрелил охотник, когда они в облике пум играли в снегу. Мы все тогда очень переживали, – голос Тео звучал глухо. – Все плакали.
У меня тоже навернулись слёзы на глаза, когда я вспомнил эту трагическую историю. На мгновение показалось, что Эндрю Миллинг не враг, что он один из нас – оборотень, попавший в беду. Но потом вернулись прежние чувства – страх, беспомощность, гнев.
– Ты докладывал Миллингу, что происходит в школе? Читал мои письма? И в рюкзак заглядывал?
Очень медленно, всё ещё не глядя на меня, Тео подошел к двери и запер её.
– Да. Я не видел в этом ничего дурного. Он же твой наставник – естественно, он хотел знать, как у тебя дела.
– А когда ты понял, что для него все средства хороши – только бы привлечь меня на свою сторону? Что теперь он мне больше не друг?
Внезапно я снова рассердился, очень сильно рассердился – у меня даже шерсть на груди начала пробиваться. Давно со мной такого не случалось.
Тео медленно развернулся и так же медленно опустился на испачканный краской стул. Его большие руки бессильно лежали на коленях. Он поднял глаза, и я увидел печаль на его искажённом лице.
– Я знал, что после смерти жены и дочери он очень изменился. Но не подозревал, что он настолько ожесточился. Это нападение, эта гонка с преследованием стали для меня ужасным потрясением, можешь мне поверить. У меня и так было неспокойно на душе, а теперь и подавно. Прости меня, Караг.
Я молча смотрел на него. Тео не пытался отрицать свою вину или оправдываться. Он просто объяснил, почему совершил эту ужасную ошибку. И я понимал, что уже его простил.
– В школе есть ещё шпионы, кроме тебя? – спросил я.
Я заметил, как он вздрогнул при слове «шпион», но он сам заслужил это наказание.