Добронрав окинул взглядом бункер, убедился, что юные ратники согласны с его объяснениями, и продолжил:
– Именно этот факт мы начали осознавать сейчас. Споры начались задолго до твоего появления, Эльдкнут. Взрослые поколения стали обращать внимание на то, что юные поколения по всем параметрам уступают старшим. И если тысячу лет назад это уступание не выглядело столь значительным, то сейчас оно стало заметно. Заметно настолько, что его видят сами Юные.
И всё бы ничего, ведь наша задача – продержаться, и мы держимся. Однако нам досталась самая длинная опасная фаза, какой ещё не было. Пройдёт тысяча лет, но вместо скорого приближения выхода в пространство высоких энергий опасная фаза едва перевалит за свою средину. Мы стали задумываться, какими станут наши потомки через две или три тысячи лет, если падение качества заметно уже сейчас, а угрожающего времени впереди даже больше, нежели позади.
То, к чему ты призвал нас на прошлом уроке, обсуждается уже полкруга Лет. Но Лень – это весьма опасный противник, если его недооценить. Обсуждаем мы охотно, а вот взять и сразу взвинтить активность на порядок, да ещё на всю жизнь, да ещё с перспективами минимальных успехов – для Спящих это очень тяжёлая задача. Ведь все хорошо понимают, что результат будет невелик. Деградационный фактор усугубляется прямо пропорционально длительности нахождения в пространстве низких энергий. До тех пор, пока система Ярило не вернётся в высокоэнергонный космос, мы будем проигрывать сражение с деградацией. Единственное, чего мы в состоянии добиться своей высокой активностью, – это какое-то замедление деградации. Какое именно – никто не знает, ибо мы первые, кто вступает в столь затяжную опасную фазу. Но одно можно гарантировать: если мы хотим не просто пережидать, а бороться, жизнь наша уже не будет тихой, спокойной и без излишнего напряжения.
Жизнь Рекущий мгновение молчал, убеждаясь, что ничего не забыл, и обратил на командора уважительный взгляд:
– Твой урок, бесстрашный Эльдкнут, явился пусковым моментом. Нам требовалось нечто, что побудит нас перейти от слов к действиям, ибо сия необходимость назрела давно. Поэтому вся система Ярило одобряет твоё прошлое занятие. Даже несмотря на то что ты довольно обидно напомнил нам о том, что в сравнении с Сияющими мы слабаки.
– Неужели за полкруга Лет никто не смог измыслить более правильного способа, чем мой? – невольно удивился Эльдкнут. – За Экспериментом же следят миллиарды могучих умов…
Дружный смех, послуживший ему ответом, озадачил командора ещё сильней. Причём смеялись не только Юные. Добронрав и прочие Наставники не отставали от всех прочих.
– Видишь ли, доблестный Эльдкнут, – вместо негромко веселящегося Добронрава заговорил Магистр Яромир, – ответ на этот вопрос мы нашли быстро. Загвоздка была в том, что абсолютно все Сияющие, что следят за ходом Эксперимента согласно своему кастовому Уделу или же просто переживая за наши Рода, относятся к нам чрезвычайно уважительно и максимально корректно.
– Разве это плохо? – не понял командор. – Храбрецы, поставившие во имя Расы эксперимент на себе в масштабах целых Родов, заслуживают высшего уважения. Не каждый решится на подобный подвиг.
– Ты абсолютно прав, бесстрашный командор, – заулыбался Магистр. – Но дело в том, что в определённых ситуациях «всегда хорошо» – это тоже плохо. Никто и никогда не решался нас отругать, если мы давали слабину. Мы ведь не проигрываем, не портим всё и не ведём деяние миллиардов к провалу! Мы просто кое-где иногда не выкладываемся на максимум, ибо Лень. И никто нам не перечит, ведь это мы ведём Эксперимент на самих себе и рискуем собственными Родами, а не кто-то иной.
Он замолчал, позволив себе справиться с непослушной улыбкой, и закончил:
– Нас попросту никто не ругал, бесстрашный Эльдкнут. Гражданские касты относятся к нам с пиететом. А каста воинов в Эксперименте участия не принимает. Воины храбро исполняют свой Удел в космосе, мы трудимся на Землях – в общем, контактируем редко. И если иногда воинское командование присылает нам кого-нибудь для общения, то эти воины заинструктированы до полусмерти и никогда не позволят себе проявить даже малейшее недовольство нами. Ты же человек новый и оказался у нас без десяти тысяч часов соответствующего инструктажа.
– Вот почему мы добились твоего назначения на проведение занятия! – добавил Добронрав. – Там, на площади, внутри крейсера, я сразу понял, что тебя ещё не успели увешать запретами. И мы не ошиблись! Я даже не предполагал, что всё повернётся столь кардинальным образом! Ты дал нам возможность взглянуть на себя самих со стороны. Этого оказалось достаточно. Остальное мы сделаем сами. Мы справимся. Нам не привыкать сражаться с непобедимым врагом!
Ждать спасения пришлось больше пяти часов. За это время действие боевой фармакологии заканчивалось трижды, и Бхекизите приходилось вкалывать себе новую дозу. Потому что без боевого коктейля психика начинала сходить с ума от ужаса, живописуя себе перспективы навсегда остаться потерянным в мрачной бесконечности космоса. Космические расстояния столь огромны, что просто так его никто никогда не найдёт! Отсюда даже сражения практически не видно, громаднейшие взрывы выглядят крохотными вспышками слабых огоньков, колоссы линкоров смотрятся пылинками, а тысяч кораблей поменьше и вовсе не заметно вообще! Это когда ты на борту звездолёта, то расстояние в тридцать-пятьдесят тысяч километров считается чуть ли не рядом, а когда болтаешься посреди космоса без всякой техники, в одном лишь никчёмном спасательном скафандре, это немыслимая дистанция!
Будь он хотя бы в своём боевом робо-скафандре, шансов и то было бы больше! Там есть какой-никакой радар, более-менее нормальный передатчик и небольшие вспомогательные двигатели, позволяющие двигаться в условиях отсутствия гравитации! В аварийном скафандре ничего этого нет, разве что двигатели, да и те полное дерьмо, потому что выполнены маломощными, в целях экономии энергии!
Бхекизита сделал себе очередную инъекцию, едва не пошедшая вразнос психика успокоилась, и панический сумбур в мыслях вновь пошёл на убыль. Запас энергии в аварийном скафандре больше, на это вся надежда. Инженеры отдают себе отчёт в том, что при космической катастрофе без корабля ты далеко не улетишь, поставь на скафандр хоть самые мощные двигатели из доступных. Вся надежда именно на запас питания, который позволит тебе дожить до появления спасателей. Лишь бы только кто-нибудь привёз этих самых спасателей! Если космический бой проигран, то спасательную операцию будут проводить победители, а это зачастую мало чем отличается от отсутствия таковой! Конечно, медицинские корабли проигравших пытаются подбирать аварийные капсулы и искать выживших, но далеко не всегда истребители победителей позволяют им сделать это!
Полыхание искр далёких взрывов становилось всё менее заметным, и Бхекизита до боли в глазах всматривался в космическую черноту в поисках приближающихся кораблей эвакуационной команды. Они не могут его не искать! Он бригадный генерал Бхекизита, его наделил особыми полномочиями сам Император! Они должны, обязаны эвакуировать его в первую очередь! Он в сотый раз подумал о том, что за всю карьеру абордажника ему ни разу не приходилось оказываться в таком положении, как сейчас. Даже если абордаж захлёбывался и абордажные боты уходили, не дождавшись всех солдат, или же оказывались уничтожены истребителями противника, всегда было можно пробиться к аварийным капсулам вражеского корабля и долететь до своих. Пережившей абордаж корабельной команде не до стрельбы по уходящим аварийным капсулам, никто не понимает, свои внутри или чужие, да и команда повылазит из щелей, в которые забилась, далеко не сразу.
Едва заметная на фоне космического мрака тусклая точка приближающегося космического корабля возникла где-то в стороне от направления на сражение, и Бхекизита облегчённо выдохнул. Наконец-то! Какого Беса так долго?! Как только он вернётся к командованию, то позаботится о том, чтобы спасательную службу взбодрили от слова «покарать»! Пусть учат инструкции, в которых чётко расставлены приоритеты проведения спасательных миссий! Да какого Беса они еле шевелятся?!! Скорость! Прибавить скорость, ублюдки! От такой безалаберности Бхекизита рассвирепел, но пока спасатели дотелепались до него, действие боевой фармакологии пошло на убыль, а вместе с ним и градус агрессии.
Наконец спасательный корабль, вблизи оказавшийся медицинским судном, добрался до обломков крейсера и уравнял ход со скоростью дрейфа разбитого остова. Судно выпустило спасательный зонд, тот сделал два витка вокруг обломков, сканируя висящие на орбите остова трупы, и остановился в десятке метров от Бхекизиты. На его поверхности зажглась световая индикация начала процедуры спасения, зонд отстрелил от себя канат с магнитным замком и взял Бхекизиту на гибкую сцепку. Электроника убедилась в надёжности соединения с объектом эвакуации, и зонд потащил его к медицинскому судну. Внутри его подхватили медики и помогли перейти из приёмного отсека в отсек с корабельной гравитацией.
– Бригадный генерал Бхекизита, сэр? – уточнил один из них, как только аварийный скафандр подключился к системе внутренней связи. – Это вы? Мы поймали ваш сигнал «SOS»!
– Да, это я! – Бхекизита не успел отчитать медика за медлительность, потому что тот сразу же бросился внутрь корабля, на бегу выходя во внутренний эфир: – Мы подобрали ещё одного! Больше живых нет! Валим отсюда резко, пока наше везение не закончилось!
– Сэр, пройдёмте за мной! – произнёс второй медик, указывая на один из внутренних люков. – Я найду для вас лежачее место. Пока не уйдём в прыжок и не улетим достаточно далеко, скафандр лучше не снимать.
Он направился в соседний отсек, и Бхекизита заторопился следом, непонимающе озираясь. Вокруг было полно раненых, медицинское судно было забито ими под завязку, люди в аварийных скафандрах лежали везде, даже на полу, зачастую в крови, и несколько медицинских дроидов, перемещавшихся от одного раненого к другому, потратят не один час, прежде чем окажут медпомощь всем.