— Так оно и есть. Но мне хотелось сперва показать тебе город. Пока ты отдыхала, я выходил подышать свежим воздухом. Знаешь, в Сан-Антонио есть неплохие места. — Он приостановился и снова предложил ей руку. — Вечер еще только начинается, Рена. Неплохо было бы пройтись для начала, а потом мы поужинаем, и я тебя пораньше доставлю назад, чтобы ты хорошенько выспалась перед отъездом.
Рука его под ее рукой была такой сильной, такой надежной. Увы, им больше никогда не придется прогуливаться таким образом, так задушевно беседовать. Ей стало вдруг страшно от этой мысли.
— Надо полагать, в Сан-Анджело тоже есть с кем играть в карты, — сказала она, понимая, до чего нескромно и навязчиво себя ведет.
— В общем-то, да, — ответил он без особого энтузиазма.
— Скажи, а что ты, собственно, собираешься дальше делать? — напрямик спросила она.
— Трудно сказать…
Ответ был уклончивый, но иного она и не могла ожидать.
— Ах вот как.
— Я не создан, Рена, для домашнего очага, — сказал он без околичностей. — И я не тот, кто тебе нужен.
— Я имела в виду не себя, Мэтт. Я спрашивала вообще.
— А я вообще и ответил. Тебе нужно продать свою ферму и возвращаться к себе в Пенсильванию. Твой дом там.
— Я так и собираюсь сделать. Если только мне не встретятся те люди опять, я, как только будет продана ферма, вскочу в первую же почтовую карету и поеду домой.
— Знаешь, я немало об этом думал. Мне кажется, они все-таки могли тебя принять за кого-то другого. Или перепутали имя.
— А я тебе о чем все время твержу? — упрекнула она его. — Сама мысль о том, что у меня есть нечто такое, чего стоит так домогаться, кажется мне просто смехотворной.
— Кроме, конечно, очевидного.
— Вряд ли тот тип по имени Гиб стал бы меня из-за этого убивать.
— Да, не похоже на это.
С тех пор, как они приехали в Сан-Антонио, Мэтт не переставал бороться с собой, доказывая себе, что с Вереной будет все в порядке, — ему очень хотелось в это верить. Так он чувствовал себя спокойнее. Его не должно было сейчас что-то обременять. Он не мог себе этого позволить. Она, впрочем, тоже. Ей меньше всего на свете нужно было влюбляться в данный момент в такого человека, как он.
— Какая красивая река, Мэтт.
— Очень.
— И сколько в ней изгибов и поворотов. Смотри, на солнце вода вспыхивает, как золото, а в тенистых местах сверкает, как серебро.
— И правда.
Они остановились в тени дерева и некоторое время молча смотрели на реку.
— Она такая же неторопливая и сонная, как и сам город, — проговорил он и посмотрел на Верену. На ее лице играли тени от непрестанно колышущихся деревьев, а ее каштановые волосы в лучах заходящего солнца казались золотистыми. Она смотрела на него своими чарующими светло-карими глазами, и он на минуту забыл, кто он такой и где он сейчас. Протянув руку, он кончиками пальцев поправил ей выбившуюся прядь волос:
— Господи, Рена…
Он осекся, а затем решительно произнес:
— Нет, я не могу с тобой ехать, просто не могу.
— Я знаю.
— Видишь ли, мужчины и женщины не могут быть хорошими друзьями.
— Но почему?
— Именно потому, что они мужчины и женщины. Дружба всегда переходит во что-то другое. А когда этому другому наступает конец, то между ними ничего не остается. Ты мне нравишься, Рена, и мне хотелось бы, чтобы все так было и дальше.
— Не припомню, чтобы я предлагала тебе себя.
— Я и не говорю такого. Просто пытаюсь объяснить тебе кое-что.
— Например, почему ты купил это платье?
— Я и сам не знаю, почему его купил, — клянусь тебе, не знаю. Наверное, хотелось сделать тебе приятное — чтобы у тебя осталась обо мне хоть какая-то память.
— Мэтт…
— Что?
— У меня мало знакомых мужчин, и всегда было немного. Но я хочу, чтобы ты знал: несмотря на все колкости и гадости, которые я тебе говорила, я очень ценю все, что ты для меня сделал, и благодарна тебе за это. Мне хотелось бы думать, что, может быть, мы не похожи на всех других и что нам удастся остаться друзьями. Может быть, ты когда-нибудь приедешь в Филадельфию?
— Ну, Филадельфия — город большой, Рена.
— Я живу… — Нет, это бесполезно. Когда она возвратится, ей придется искать себе другое жилье. — Впрочем, не это главное, ведь правда?
— Пожалуй. Да и вряд ли я туда когда-нибудь попаду.
— Что ж, ты прав.
— Ну как, готова к приему пищи?
— А ты?
— Я — да. Неподалеку от гостиницы есть одно очень симпатичное заведение. Портье в гостинице сказал, что там отличная кухня, и я думаю, нам стоит проверить. Мне по-прежнему хочется угостить тебя бифштексом.
— Я согласна.
Назад они шли молча, не обменявшись за всю дорогу и двумя словами. Когда молчать стало невмоготу, она вдруг выпалила:
— Скажи, почему ты не можешь поехать со мной?
У него всегда находились нужные слова, чтобы уходить от прямого ответа, но на сей раз он решил сказать правду.
— Ты правильно догадалась тогда, в самом начале. — Он попытался улыбнуться, но не смог. — Дело в том, что я вынужден, как говорится, лежать на дне.
Не осмеливаясь смотреть ей в глаза, он направил свой взгляд на симпатичный домик в испанском стиле на другой стороне улицы.
— Меня разыскивает полиция, Рена. — Он больше не мог смотреть в сторону и твердо встретил ее посерьезневший взгляд.
— Теперь ты все знаешь и можешь, если хочешь, звать сюда стражей порядка.
— Думаю, я поняла это чуть ли не сразу, — тихо проговорила она.
— Ну и как?
— В каком смысле «ну и как»?
— Ты по-прежнему согласна отужинать со мной?
Она крепко сжала пальцами его руку и, прямо глядя ему в глаза, сказала:
— Меня не интересует, за что тебя разыскивает полиция. В чем бы там ни было дело, я все равно считаю тебя хорошим человеком. Если бы не ты, я, думаю, сейчас не стояла бы здесь.
— Что ж, по крайней мере мы не остались в долгу друг перед другом. — Глубоко вздохнув, он произнес совсем другим тоном: — Думаю, я уже созрел для бифштекса.
— Пожалуй, я тоже.
Испанский ресторанчик, о котором шла речь, оказался совсем небольшим, но на каждом столе была постелена белая чистая льняная скатерть и стояла красивая масляная лампа. После энергичного жестикулирования и объяснений на смеси ломаного английского и ломаного испанского языков был в конце концов сделан заказ. Когда официант ушел, Мэтт откинулся назад, прислонившись спиной к белой стенке, и сказал:
— Только Богу известно, что нам с тобой принесут.
— Главное, чтобы оно разрезалось ножом и протыкалось вилкой, остальное меня не волнует, — уверила его она.
— Настолько проголодалась?
— Очень.
Оглянувшись вокруг и убедившись, что их никто не подслушивает, она наклонилась к нему через стол и после некоторых колебаний спросила:
— А что будет, если тебя поймают?
— Отправят назад, будут судить, а потом повесят.
— Что ж, тогда понятно, почему ты скрываешься. А ты действительно виновен?
— Если даже и так, думаешь, я бы тебе признался? — отозвался он.
— Не знаю. Хотелось бы думать, что да.
— Ни разу еще не встречал виновных, которые бы не утверждали, что они невиновны.
— Да, наверное, ты прав — кому хочется быть повешенным?
— В том-то и дело.
И вдруг он понял, что ему очень не хотелось, чтобы она думала о нем плохо:
— По сути говоря — можешь мне верить или нет, — это была самозащита. Ну а теперь, когда все стало на свои места, я бы предпочел поговорить о чем-нибудь другом — ведь это твоя последняя ночь в Сан-Антонио.
Желтое пламя в лампе горело ровно, не мигая; на лице Мэтта Маккриди легла продолговатая тень, придав ему несколько зловещий вид. Но ей неудержимо хотелось прикоснуться к нему, и она, протянув руку через стол, сжала его горячие пальцы.
— Возможно, у тебя хватает недостатков, Мэтт Маккриди, но ты не убийца.
Прежде чем Мэтт успел что-нибудь сказать в ответ, появился официант с бутылкой бургундского и двумя серебряными бокалами.
— Это для senora, это для senor, — проговорил он, наполняя бокалы темно-красным вином. Широко улыбаясь, он ждал, пока они его не попробуют. Верена смотрела на свой бокал с опасением, но Мэтт не стал медлить и сделал большой глоток.
— Очень неплохо. Попробуй — не пожалеешь.
— То же самое ты говорил у Брассфилдов, — напомнила она ему. — А также прошлой ночью.
— Да, но на сей раз это будет с едой. А что касается виски, ты его слишком быстро выпила. Надо пить медленно и закусывать, тогда оно не подействует так сильно.
— Если мне опять будет плохо, я не смогу завтра сесть на дилижанс и в таком случае не успею на почтовую карету. А это означает, что мне придется ждать следующей еще целых три дня.
— Да, наверное, ты права.
С изумлением наблюдая, как быстро он осушает свой бокал и тут же снова наполняет его, она спросила:
— А разве на тебя оно никогда не действует?
— Теперь уже нет. Думаю, я привык к нему.
Она долго смотрела на темную жидкость, затем вздохнула и сдалась:
— Что ж, если я попробую капельку, большой беды не будет, ведь правда?
— Без всякого сомнения.
Она подняла бокал и, поднеся его к губам, увидела вдруг нечто такое, что заставило кровь застыть в ее жилах. Отпив от неожиданности изрядный глоток, она ткнула Маккриди под столом носком туфли и прошептала:
— Посмотри туда.
— Куда?
— Тсс… Он там, у тебя за спиной.
Она втиснулась в кресло, стараясь сжаться в комок. Мэтт даже не шевельнулся, и она тихим и ровным голосом проговорила:
— Мы видели его у шерифа Гуда.
Мэтт кивнул:
— Минутку, и я взгляну на него.
Но в этом не было необходимости. Мимо него прошел знакомый им высокий блондин и сел за соседний столик. Поравнявшись с Вереной, он почтительно приподнял шляпу. Она тут же выпрямилась — все равно он увидел ее.
— Может быть, это просто совпадение? — пробормотал Мэтт.
Но человек этот сидел и пристально смотрел на нее.