— Я думаю, самым лучшем будет дать в газету скромное объявление, на пятой-шестой страницы. И после этого вы сможете какое-то время жить во флигеле, это будет прилично, — Беркли поторопился заговорить о делах. — Необходимо выдержать траур, хотя бы первые сорок дней, — он посмотрел на меня, и я механически кивнула. — После положенного срока будет прилично провести скромную церемонию.
— Хорошо, — сказала я, потому что его слова звучали очень разумно.
— Вы хотели бы здесь что-нибудь поменять?
— Что? — переспросила, потому что не поняла вопроса.
— Что-то поменять во флигеле, — вопреки своей привычной манере, неожиданно мягко пояснил Беркли. — Купить что-то, переставить?.. Быть может, вам нужно что-то из мебели или одежды? Я распоряжусь, чтобы это было сделано и оплачено.
Моргнув несколько раз, я посмотрела на него, размышляя, верна ли моя догадка. Он так неуклюже пытался обо мне позаботиться?..
— Нет... — начала я, но передумала, — благодарю, я поразмыслю над этим.
— Очень хорошо, — быстрая, слабая улыбка коснулась его губ.
У него даже из линии плеч ушло напряжение, которое копилось там все время, пока мы говорили. Только сейчас он смог расслабиться...
— Раз мы все... все обсудили, я пойду. Не смею больше мешать, — Беркли коротко поклонился мне и успел развернуться и дойти до дверей, когда я спохватилась и окликнула его.
— Милорд, постойте!
Он замер на полушаге, словно услышал приказ и посмотрел на меня.
— Я хотела поблагодарить вас, — сказала я, поднявшись вслед за ним на ноги и прижав к груди ладони. — За все, что вы сделали, — выделила голосом «все», потому что даже похороны он целиком взял на себя.
Я вообще ничего не соображала все те дни, что прошли между убийством и церемонией. Окружающая действительность была покрыта туманом.
Глаза Беркли вспыхнули, и он суетливым движением оправил лацканы сюртука.
— Вам не нужно меня ни за что благодарить, — посерьезнев, отозвался он.
— Вы не могли бы не уходить сейчас? — заговорила я, вновь поддавшись странному порыву. — А рассказать мне обо всем, что… что я пропустила?
Он явно колебался, это было видно невооруженным глазом. Но все же сдался, и его взгляд потеплел.
— Хорошо, — уронил тихо. — Я останусь и расскажу.
— Спасибо, — пробормотала я себе под нос.
Пропустила я не так много. Расследование топталось на одном месте. Никто не мог сказать, почему погибли те шесть несчастных женщин, которые были найдены на набережной. Что с ними произошло, было невозможно установить.
Аналогичная ситуация была с убийцей дедушки. Его след оборвался, никто ничего не видел, не слышал и не знал. Преступник просто забрался в сад лорда Беркли, застрелил человека, а потом на улицу, оставшись полностью незамеченным.
Хорошая новость все же была.
— За Эзрой следят. Я нанял людей, и Эван... мистер Эшкрофт приставил к нему жандармов. Так что он под контролем, — довольно унылым голосом закончил Беркли свой сухой рассказ, больше похожий на отчет.
— Он ведь не дурак, — я зябко повела плечами. — Не будет никуда лезть сам.
— Не будет, — мужчина скривил губы. — Но мне спокойнее от того, что Эзра под наблюдением. А теперь я все же откланяюсь. Вы должны отдыхать и набираться сил, — он сказал это непреклонным голосом, но я и так не намеревалась спорить.
Пожалуй, некоторая безысходность услышанных новостей прибила меня, и я вновь почувствовала разом навалившуюся усталость. И потому я поднялась, чтобы проводить Беркли в холл, а когда вернулась, то увидела, что сестра Агнета по-прежнему дожидалась меня в гостиной.
— Вы считаете, я поступила неправильно? — спросила я напрямик, припомнив все те странные взгляды, что ловила на себе.
Она печально покачала головой.
— Мы не вправе судить людей, не поносив их сапог. Не прожив их жизнь.
Но что-то в ее голосе подтолкнуло меня продолжить.
— И все же?
— Вы мне очень нравитесь, Эвелин, — сказала она мягко. — И я очень сочувствую тому, что вы пережили, потому что далеко не каждый выдержал бы такое... Но вы не сломались. Но я хотела бы, чтобы Ричард был тоже счастлив. Он это заслужил.
— Вы думаете, он будет несчастен в этом браке? — осторожно уточнила я, не совсем понимая, почему сестра Агнета продолжала смотреть на меня с грустью и затаенной болью. — Вы же слышали все, что сказал лорд Беркли. Брак будет... формальностью. Он будет волен вести такую жизнь, как привык.
— Не будет, — она покачала головой. — Ричард не будет вести такую жизнь, как привык. Видите ли, Эвелин, я ведь помню его еще совсем мальчиком. Он вырос в кадетском корпусе на моих глазах, и потом наше общение никогда не прерывалось надолго... И даже сейчас, он позвал меня, когда понадобилась помощь, и я сразу же приехала, потому что всегда питала к нему особую слабость.
Наверное, в какой-то степени можно было сказать, что сестра Агнета не заменила Беркли мать, но стала ему второй матерью.
— Почему вы говорите, что он не будет вести прежнюю жизнь? Я... я прекрасно понимаю, почему и для чего заключен наш брак, и я не собираюсь как-то ограничивать лорда Беркли, или ставить условия...
— Он просто не сочтет для себя возможным, — она пожала плечами, словно мы говорили об очевидных вещах. — Он так вырос... когда не на кого было полагаться, оставалось полагаться только на свое слово и на свою честь — сперва кадета, после офицера, теперь — дворянина. Если вы поженитесь, он никогда не сделает того, что могло бы бросить тень уже на вашу честь, как его супруги.
Дрожь прошла у меня по рукам и плечам, и в груди зародилось нехорошее предчувствие. Сестра Агнета говорила о вещах, о которых я, признаться, не задумалась сама... И напрасно.
— Поэтому я боюсь, что Ричард будет несчастлив.
— Со мной? — переспросила я, чувствуя себя глупым деревянным болванчиком.
Она проницательно посмотрела на меня и, помедлив, все же кивнула.
— Но не потому, что вы что-то сделали не так, — замялась сестра Агнета, подбирая слова.
Она явно старалась меня не обидеть.
— Вы ему глубоко небезразличны, но, как благородный человек, однажды дав вам слово, он не станет просить изменить условия, на которых только что была заключена ваша помолвка.
«Я постараюсь быть для вас хорошим другом».
Глубоко небезразлична?..
Наверное, тень легла на мое лицо, потому что сестра Агнета всполошилась.
— А вообще, Эвелин, простите меня, старуху. Что лезу не в свое дело и болтаю не думая. Сегодня такой тяжелый день для вас... мы все устали, и лучше отправиться отдыхать. Завтра будет новое утро и новый рассвет.
Губы дрожали и не слушались, но я все же собралась с силами.
— Да, вы правы. Нам давно пора отдыхать, — ломким голосом проговорила я.
Мы очень быстро простились, пожелав друг другу доброй ночи, и я ускользнула в спальню. И лишь когда с головой укрылась тонким одеялом, смогла, наконец, выдохнуть. С облегчением я закрыла глаза, но перед ними одна за другой продолжали мелькать картинки этого бесконечного дня.
Все смешалось: похороны дедушки, предложение лорда Беркли, разговор с сестрой Агнетой. Голова пухла от мыслей, казалось, ее вот-вот разорвет изнутри.
Уснула я с огромным трудом, а проснулась вялой и разбитой. Хотелось лежать под одеялом весь день и никуда не выходить, но позволить себе хандрить я не могла. По спине прокатывался холод, стоило вспомнить, что происходило со мной последние дни.
Я словно жила внутри огромной черной дыры, из которой не было выхода. Горе засасывает, если уйти в него слишком глубоко. Засасывает незаметно, а потом все дни сливаются в одно сплошное серое пятно, и ты уже не отличаешь утро от вечера и не помнишь, что делала вчера.
Поэтому я заставила себя спустить босые ноги на пол и умылась остывшей за ночь водой из кувшина. Надела черное, глухое платье с высоким воротником под самый подбородок и с неброским кружевом на груди — единственным украшением. Траур по близкому родственнику носили год, но если мы и впрямь поженимся с Беркли, то после сорока дней я сменю черный цвет на лиловый.
Не стоит пренебрегать приметами даже в нашем странном случае. Все знают, что невеста в черном — к беде.
Разговор с сестрой Агнетой не шел из головы. Ее слова взбудоражили что-то во мне и зародили сомнения, которых не было, когда я давала согласие.
И ее вскользь оброненное: «вы ему глубоко небезразличны».
Что мне с этим делать, я не знала. Но решила, что самый лучший выход — занять руки чем-то полезным. Я устала сидеть и терзаться, и бесконечно переживать одни и те же страдания. Это душило меня, подтачивало капля за каплей. Я хотела отвлечься, хотела приносить пользу в конце концов. И потому отправилась в «большой» дом еще до завтрака, но, к своему удивлению, ровно на середине тропинки встретилась с Беркли.
— Нам нужно поговорить, — сказали мы одновременно.
— Вы первая, — конечно же, он уступил мне, но я резко мотнула головой.
— Нет, давайте лучше вы.
Он коротко кивнул.
— Я хочу поговорить о вашем отце.
Я не успела ничего ответить, когда желудок громко заурчал. Лучшего момента и придумать было нельзя.
— Вы голодны? — конечно же, Беркли услышал и отреагировал. — Вы не ели? Вы должны есть. Идемте в дом, я прикажу накрыть на стол.
Я молча кивнула и последовала за ним, с удивлением прислушиваясь к своим ощущениям. Я действительно была голодна — позабытое чувство. Не помню, когда в последний раз хотелось что-то съесть. Наверное, еще до убийства дедушки…
Мы вошли в столовую, когда слуги как раз убирали со стола пустые тарелки.
— Леди Эвелин позавтракает здесь, — сказал Беркли, когда к нему обратились взгляды лакеев. — Я выпью еще чашку кофе. Благодарю.
Затем он молча подошел к столу и отодвинул для меня стул, а сам сел напротив, не во главе. Мы ни о чем не говорили, пока лакеи меняли подносы и блюда и расставляли вокруг меня хлеб, сыра, несколько видов холодного мяса, нежнейшее масло, вазу с фруктами. Когда для графа принесли кофе в крошечной чашке, по комнате поплыл горький, терпкий аромат.