икормленные люди? И не только в жандармерии, — прямо спросил я.
И успел заметить, как он скривился. На одно мгновение, но с неподдельной досадой и сожалением. В ушах зашумело от ощущения опасности.
— Эван, — произнес одними губами, но он понял и услышал.
В следующее мгновение случилось многое: я завел ладонь за спину и обхватил револьвер, Грей, почувствовав опасность, словно охотничий пес, отпрянул на несколько шагов и также выхватил из-за пояса оружие; а с двух сторон от нас прогремели выстрелы — из тех самых черных проемов переулков, что зияли темнотой в предрассветном тумане.
— Ложись! — многолетняя выучка позволила Эвану среагировать молниеносно.
Он первым бросился на грязную мостовую, Мэтью — следом за ним. Я же присел на корточки и посмотрел снизу вверх на Грея, держа его под прицелом револьвера. Мы выстрелили одновременно, и оба промахнулись, и тогда он рванул прочь, отстреливаясь уже на ходу, и я бросился за ним.
— Дик! Твою мать! — Эван за моей спиной разразился отборной руганью.
Грей не побежал в один из проулков, как я предполагал. Нет, он направился к порту, выскочил на мокрую набережную. Две пули просвистели мимо, третья чиркнула меня по плечу, обожгла острой болезненной вспышкой. По руке хлынула теплая кровь. За собой я также слышал оглушительную пальбу. На площади было сильное эхо, и потому звуки разлетались далеко за ее пределы, накрывали собой квартал.
— Стой, ублюдок! — прорычал я сквозь зубы.
Во время бега прицелиться как следует было невозможно, и я не стрелял, берег пули. Грей также больше не размахивал револьверов, сосредоточившись на беге.
На пути уже попадались люди. Первые ранние зеваки. Они провожали нас взглядами, почесывая головы и бороды. Грей вопил, что я хочу его убить, но никто не рвался ему помогать. Здесь, на этой стороне города каждый был за себя. И волновался только о своих делах.
Набережная была мокрой и скользкой, сказывались годы разгрузки рыбных судов. Стоял отвратительный тухлый запах, который ничем невозможно перебить. Каждый шаг приходилось контролировать и отслеживать, ноги заплетались сами собой. И вот...
… Грей запнулся первым. Заскользила нога, он неловко взмахнул руками и с высоты всего роста шлепнулся на мостовую, лицом к земле. Я настиг его через считаные секунды, схватил за ворот и от души тряхнул, а потом пнул несколько раз по ребрам и по бокам.
— Не крыса, говоришь? — склонился к нему, прорычав в лицо, и врезал еще и в скулу, по-прежнему держа за шкирку, словно провинившегося пса. — Поднимайся, ублюдок.
— Пошел ты... — выплюнул он и утер кровь.
Я поднял с земли вылетевший у него из рук револьвер и убрал за пояс. Свой же пристроил к левому боку Грея, крепко держа его самого за плечи.
— Только дернись, — предостерег, — и я всажу тебе пулю, но так, что ты не умрешь. Но мучиться будешь долго.
— Пошел ты, — вновь выругался он, но уже без прежнего задора.
Вдвоем мы направились к площади.
— Кто в нас стрелял? — спросил я, поглядывая по сторонам. — Кому ты нас сдал? Людям Эзры?
— Больно надо было вас сдавать, — ощерился Грей. — Сами подставились.
— Не бреши, — посоветовал ласково. — Давно вы меня высматривали? Засаду каждый день ставили?
— Только по большим праздникам... — он задохнулся, недоговорив, потому что я с размаха врезал ему револьвером в бок. — Ублюдок, — пробулькал Грей, отдышавшись.
— Он самый. Папаша мой также говорил, — сообщил ему без улыбки.
Когда до площади осталось несколько кварталов, я замедлил шаг и внимательно прислушался. Выстрелы больше не звучали, только возбужденно переговаривались люди.
— Жандармов бы вызвать, — вздохнул мужик.
— Да на кой дьявол они нужны, прока нету, одни возня да проблемы, — возразил второй.
Я усмехнулся и ускорился. Судя по всему, стрельба давно закончилась, и теперь все обсуждали, что делать с ее последствиями.
И Эван, и Мэтью нашлись живыми. И относительно целыми, только мой помощник выглядел слегка помятым. Сцепился с кем-то голыми руками, когда пули закончились.
— Дик! — едва завидев, друг бросился ко мне. — Какого дьявола ты погнался за ним? Это могла быть еще одна ловушка? — прошипел он, косясь на Грея. — У тебя кровь, кстати! — добавил уже тише.
Я опустил взгляд: и правда. Рукав и без того грязной рубахи был заляпан алыми пятнами.
— Все ушли, — сказал Эван, заметив, как я осматриваю площадь. — Я не стал преследовать. Чтобы не нарваться, — и он вновь выразительно на меня покосился.
Хмыкнув, я толкнул к нему Грея.
— Вот, читай нотации ему.
Поморщившись, Эван его перехватил и с ненавистью встряхнул.
— Кому ты нас продал? — спросил, схватив за грудки.
— Расскажет, — я хмыкнул. — Обязательно расскажет, и про артефакты тоже.
— С какой стати? — Грей сплюнул под ноги сгусток крови. — Думаешь, по роже ударил и сломал меня?
Я не стал скрывать скучающего зевка.
— А если не расскажешь, то вот господин Жандарм, — короткий кивок на Эвана, — упрячет тебя в камеру и пустит слух, что на засаду ты нас специально вывел. И еще чего-нибудь придумаем, не сомневайся. Как думаешь, долго потом проживешь?
Лицо Грея побагровело и приобрело такой забавное выражение, когда человеку многое хочется высказать, хочется кого-то обругать, но слова не находятся — столько велико его возмущение.
— Вот-вот, — я ласково потрепал его по плечу. — Я тоже так думаю.
— Пора уходить, — до нас дохромал Мэтью. Он хмурился, но стоически терпел боль в ноге. — Я слышал, что побежали за городовым. Скоро и остальные явятся.
Я посмотрел на хмурого Эвана. Скрепя сердце, тот кивнул после паузы.
— Уходим.
Мы представляли собой печальное и очень грязное зрелище, и потому извозчика нашли далеко не с первой попытки, и даже не с двадцатой. До особняка добрались в покосившейся повозке, которая буквально под нами разваливалась. Пока тряслись, Эван перетянул мне руку, пожертвовав куском своей рубахи. Грей за все время не проронил ни слова. Сидел, мрачно насупившись, и, наверное, меня проклинал.
Вернулись мы уже после рассвета, и, конечно же, не могли не столкнуться в саду с Эвелин. Изумлённая, она разглядывала нас, словно картины в художественной галерее. Затем справилась с собой, сглотнула и сказала, взглянув уже лишь на меня. Говорила она тихо, чтобы никто не услышал.
— А я шла к вам. Хотела поговорить. Я нашла кое-что... это про имущества моего отца, помните, вы упоминали?
Глава 25
Часть меня — эгоистичная и себялюбивая — была уязвлена, что Эвелин даже ничего не спросила. Откуда мы явились в подобном виде, что делали, кого притащили с собой со связанными руками.
Но затем она присмотрелась ко мне получше, и ее взгляд дрогнул.
— Вы ранены, — сказала она с сожалением и закусила краешек губы.
— Это пустяки, — я повел плечами, словно желал показать, что со мной все нормально. — Царапина.
— Царапина? — светлые брови Эвелин иронично изогнулись.
— Именно, — твердо заявил я. — Я буду готов через четверть часа. Вы подождете меня в гостиной?
— Конечно, — напоследок Эвелин все же бросила любопытный взгляд поверх моего плеча, где стояли Эван, Мэтью и связанный Грей. — Доброе утро, господа, — проговорила она вновь бесконечно иронично и удалилась.
— Далеко продвинулся, Беркли, — этот ублюдок не мог не позубоскалить.
Я уже почти развернулся и врезал ему снова, но Эван добрался до него быстрее и прошелся по ребрам кулаком. Я усмехнулся, когда услышал его булькающий, глухой стон.
— Запрем его в кладовке, приставим одного из охранников особняка, чтобы проследил, — сказал я и повнимательнее присмотрелся к Эвану и Мэтью.
Вид у нас был еще тот. При утреннем свете выглядело гораздо хуже, чем ночь.
— После допросим его. А пока располагайтесь, приводите себя в порядок. Хилл обо всем позаботится, — и я поспешил первым войти в особняк и поднялся на второй этаж в свою спальню.
Не хотел терять время и дожидаться, пока согреется вода, поэтому умылся холодной из кувшина и промыл заодно царапину от пули. Выглядела она сносно, действительно, пустяки. Перетянул ее уже чистой повязкой, надел свежую одежду и сбежал вниз.
— Я подал кофе в гостиную, милорд. Мистер Эшкрофт и мистер Мэтью размещены в гостевых спальнях, — Хилл встретил меня докладом у подножья лестницы.
— Хорошо. Спасибо, — я поблагодарил его кивком и распахнул двери в комнату.
Эвелин сидела в кресле у окна, и подобно тому утру, когда я очнулся после боев в подпольном клубе, рассеянный свет, проникавший в гостиную, словно проходил сквозь нее, превращая ее во что-то эфемерное, ненастоящее.
Блюдце звякнуло в ее ладонях, когда она повернулась, привлечённая резким звуком моих шагов.
— Выглядите гораздо лучше, милорд, — серьезно сказала она. — Впрочем, костюм уличного оборванца вам тоже к лицу.
Я усмехнулся. Эфемерное, нереальное создание превратилось в земную женщину с колким языком.
И жаловаться на это было бы грешно.
Я прошел и опустился в кресло напротив, и с наслаждением вытянул ноги. Ну и ночь выдалась... Взял в руки чашку и сделал первый, самый крепкий и долгожданный глоток. Во рту сделалось горько, я поморщился: Хилл постарался на славу, кофе получился действительно бодрящим.
— Итак, — оставив на столик крошечную чашку, я посмотрел на Эвелин. — Вы хотели поговорить. Нашли что-то из имущества покойного герцога, правильно я запомнил?
На ее губах расцвела загадочная, многообещающая улыбка.
— Правильнее будет сказать, я нашла именно имущество.
— О чем вы?..
— После суда замки и земли были конфискованы в пользу Короны, а семья лишена титулов, — произнесла она ровно, словно пересказывала книгу. — И разговор с вами не выходил у меня из головы. О том, что могли остаться какие-то записи... В общем, я подумала, что нужно искать не их, а место, где они могли бы быть.
И она пристально на меня посмотрела, и я почувствовал, как брови уползли на лоб.