— Я так сказал, потому что думал, что это правда. Потому что именно это говорили мне, — огрызнулся Ричард.
— Но как это возможно? Жертвы, все эти женщины, Джеральдин?.. — пробормотала я, чувствуя себя невероятно, невероятно глупой.
Потому что я действительно не могла понять, как можно просто закрыть глаза и сделать вид, что ничего не произошло?!
— Его отправят в ссылку. Куда-то под надзор в дальнюю провинцию, — выплюнул Ричард, имея в виду отца. — Публично всем объявят, что Лорд-Канцлер покидает должность по состоянию здоровья.
— А расследование? То самое, о котором тебе обещали рассказать?
Ричард поднял на друга потухший взгляд без малейшего проблеска привычной искры.
— Я не знаю… Наверное, сожгут, уничтожат все документы. О нем действительно знали немногие, это было личное поручение короля... и сегодня я подписал обещание никогда больше и ни с кем не говорить об этом и никак не обсуждать. И завтра каждый из вас должен будет подписать такое же...
В гостиной стало очень, очень тихо. Даже негромкое тиканье часов казалось оглушительным.
— Мне жаль. Я прошу прощения, что втянул вас в это, — заговорил Ричард вновь.
— Это я должна извиняться, — возразила я шепотом, потому что не была уверена в том, как прозвучит голос. — Я втянула вас во всё... когда пришла с просьбой отыскать Джеральдин... — пришлось резко замолчать, потому что к горлу вновь подступили слезы.
Вместо ответа Ричард посмотрел на меня, протянул руку и, когда я вложила в нее ладонь, молча переплел наши пальцы.
— Но других-то они задержали? — спросил Эван, и по напряженному голосу без лишних слов было понятно, что он пытался сдерживать эмоции.
— Успели многих, — невесело усмехнулся Ричард. — Эзру, хозяйку салона — удивительно, имя оказалось фальшивым. Многих из банды... Около дюжины человек, не считая мелких сошек. И даже нескольких жандармов — как я слышал. Из тех, кто помогал в самом начале, чтобы первые дела об исчезновении женщин толком не расследовались.
— И все?.. — совершенно убито уточнил Мэтью.
Взгляд у него был такой же потухший, как у Ричарда.
— Будут облавы на черные рынки и притоны. Несколько проведут сегодняшней ночью. Кажется, герцог Саффолк согласился сотрудничать. Он указал на место, где они... где проводили свои ритуалы. Какой-то дом за чертой города. Правда, к тому моменту его сожгли дотла.
— Немыслимо...
— А другие сообщники? Не мог же Лорд-Канцлер быть единственным среди верховной власти, кто был в это вовлечен? Или они намерены спустить всех собак на низшие чины? Арестовать жандармов — и все на этом? — Эван вскочил на ноги, потому что злость была слишком сильна и требовала выхода.
— Вероятно, в ближайший год нас ждет череда тихих отставок и уходов на покой, или переводов подальше от столицы, — устало отозвался Ричард. — Но публичных судов не будет — это дали понять предельно ясно, — он замолчал и дернул щекой, словно по лицу прошла судорога, но заставил себя продолжить. — Мистер Финн — оказалось, это его настоящая фамилия — как я предполагаю, точно так же зол и рассержен. Но волю короля не оспаривают.
— Получается, все похищенные женщины и девушки... и Джеральдин... их убили, но никто не будет наказан? — выдохнула я, чувствуя, как в груди разрастается горячая волна.
Ричард странно на меня посмотрел.
— В кабинете и особняке Лорда-Канцлера провели обыск, изъяли множество документов... есть блокнот, в котором он шифровкой отмечал инициалы женщин, дни их похищения и прочие неприятные подробности. Так вот, Финн сказал, что имени мисс Фоули в этом блокноте нет.
На следующий день, уже после обеда мы отправились на прогулку в парк.
Предложение Ричарда было столь неожиданным, что я ненадолго растерялась. Привыкла слышать совсем другие вопросы. За последние недели, а, быть может, и месяцы, не выдалось ни одного спокойного дня. Потому простые, казалось бы, слова привели меня в замешательство.
После вечернего разговора Ричард не покидал свои покои; во время завтрака и обеда мы сидели за столом вдвоем с сестрой Агнетой. Я полагала, это вполне естественно, что он хотел побыть один, и потому не планировала его тревожить.
Но он смог меня удивить, показался в гостиной около трех часов дня и предложил насладиться остатками солнечного, теплого дня на природе.
Конечно же, я согласилась. Заточение в четырех стенах успело порядком надоесть.
Мне не требовалось много времени, чтобы собраться, ведь я по-прежнему носила траурные платья темных цветов, и потому я прихватила лишь перчатки, шляпу с широкими полями от солнца, зонт и небольшую сумку-мешочек, которую могла повесить на запястье.
По случаю хорошей погоды в парке было довольно многолюдно. Мы неспешно прогуливались вдвоем, следом за ними — сестра Агнета, а уже после нее шагала пара неприметных охранников. От их услуг Ричард пока не отказался, отметила я про себя. По-прежнему чего-то опасался?
Весьма вероятно.
День выдался теплым, щедрым на свет, и по мягким гравийным дорожкам неспешно прогуливались леди с кружевными зонтиками и джентльмены в легких пальто. Воздух наполнял терпкий аромат свежей листвы и влажной земли — деревья только начинали распускаться, и нежные зеленые крошки пробивались сквозь темные ветви.
По обе стороны от аллеи росли каштаны, еще голые в верхушках, но с первыми распустившимися свечками — как предвестие грядущего мая. Где-то дальше, ближе к озеру, цвели нарциссы — целые поляны золотого цвета, качающиеся на ветру. Лебеди неспешно скользили по воде, а дети, отпущенные с гувернантками, с осторожным восторгом кормили уток.
Все вокруг наполняли мягкие звуки — щебет птиц, шелест юбок, скрип колес детских экипажей. В этом парке, полном света, дыхания весны и звуков чужих голосов, я впервые за долгое время почувствовала легкость. Как будто внутри что-то оттаивало — вместе с апрелем.
Некоторое время мы шли молча. Множество вещей требовали обсуждения, но говорить не хотелось. Хотя бы в самом начале. Хотелось скользить взглядом по молодой листве, по распустившимся цветам, по нежным бутонам, но светлым платьям и штанишкам, в которых обрядили детей.
Моя рука в перчатке покоилась на его локте. Иногда, почти неосознанно, его ладонь накрывала мою, перебирая пальцы сквозь тонкую ткань — как будто он искал в этом движении опору. Но взгляд его оставался отстраненным, обращенным не столько в парк, сколько куда-то глубже — в собственные мысли.
Я долго молчала. Внутри копилось напряжение, как весенний воздух перед дождем. И все же я решилась.
— Как вы думаете… если имя Джеральдин нигде не всплывает, — голос мой дрогнул, но я продолжила, — возможно ли, что она не попала к ним? Что… что она в самом деле сбежала?
Это был единственный вопрос, который действительно мучил меня. Рядом с ним меркли все остальные.
Ричард не ответил сразу. Перевел на меня взгляд — быстрый, боковой. А потом, чуть повернув голову.
— Неделю назад, — сказал медленно, — я бы ответил, что это невозможно. Теперь…
Он замолчал, взглянул вдаль — на линию деревьев, где солнечный свет пробивался сквозь молодую листву.
— …теперь я думаю, что слово «невозможно» стоит вычеркнуть из словаря.
Я не смогла сдержать легкой улыбки. Он заметил это. Его взгляд скользнул ко мне — уже не мимолетный. В глубине его глаз что-то вспыхнуло. И на этот раз не угасло. Лишь стало ярче. Не пылающим огнем, а ровным внутренним светом.
— Я отдохну немного, и мы с вами еще раз пройдемся по всем обстоятельствам исчезновения мисс Фоули. Я еще не отзывал наблюдение за домом миссис Фоули. И не планирую. Возможно, это что-то даст, — сказал он, взяв себя в руки, и отвернулся.
Сколько уже раз мы проходились по обстоятельствам ее исчезновения?..
Я не сдержала расстроенного вздоха, но заставила себя кивнуть.
— Думаете, они не могли подделать записи Лорда-Канцлера?
Уточнять, кого я имела в виду, говоря «они», не потребовалось.
Ричард фыркнул.
— Как я уже сказал, возможно все. Но я не вижу смысла. Признать исчезновения и убийства всех остальных жертв им не составило труда.
— И они останутся безнаказанными, — перебила я, и во рту сразу разлилась горечь. Горечь бессилия, обиды, гнева.
Пальцы Беркли сильнее сжали мою руку, не отпуская, как якорь.
— Я не понимаю, почему пятнадцать лет назад суд над другим Лордом-Канцлером был проведен. И открытый процесс никого не остановил, — продолжила я, голос стал тверже.
Я замолчала на секунду — не чтобы подумать, а чтобы совладать с тем, что бушевало внутри.
— А теперь — все иначе. Моего отца казнили. А герцога Саффолк отправят в ссылку в дальнее поместье.
— Я не удивлюсь, если через год-другой мы прочитаем в газетах, что он скончался от сердечного приступа.
Мы свернули с главной аллеи и медленно подошли к пруду. Вода была темной и неподвижной, как зеркало, и отражала склонившиеся к ней деревья, еще не полностью одетые в зелень. Где-то в камышах плеснула рыба. Легкий ветер скользил по поверхности, нарушая отражения.
Мы остановились. Я чуть ближе подошла к краю, вглядываясь в зеркальную гладь. Ричард встал рядом. Его рука по-прежнему сжимала мою — чуть крепче, чем нужно, но я не хотела, чтобы он отпускал.
— Найти логику в их решениях несложно. Сложнее — ее понять. Как можно казнить второго Лорда-Канцлера, который занимал пост все последние годы, за то же самое, в чем обвинили первого?..
Слова прозвучали жестко, но являлись правдивыми. Меня передернуло, когда я их услышала, но обижаться было бы глупо.
— Это несправедливо, — вырвалось у меня, прежде чем я успела остановиться.
Я тут же прикусила губу. Так говорят дети, а не взрослые женщины.
Но Ричард не усмехнулся и не упрекнул. Лишь сказал, не отводя взгляда от гладкой поверхности воды.
— Эван прислал утром записку. Ему приказали явиться на службу — несмотря на то, что формально он все ещё в отпуске. Облавы уже начались. Ищут артефакты. Закрывают все подряд — даже то, на что раньше смотрели сквозь пальцы.