С ним я не чувствую себя обязанной. Не чувствую себя виноватой, слабой или недостойной. С ним я просто — есть.
И если завтра все рухнет — мир, дом, покой — я все равно останусь с ним. Потому что он — и есть мой выбор. Мой покой. Мой дом.
Мы уехали из столицы на следующий день после свадьбы. Я и радовалась, и грустила, потому что оставляла людей, которых успела полюбить. Сестра Агнета поселилась в особняке: Ричард не стал его продавать или сдавать. Не уволил он и дворецкого Кингсли.
Особняк был для него большим, чем местом, где он жил. Ричард получил его, когда волей Кронпринца ему был дарован наследственный титул графа и пожаловано дворянство. Для него особняк стал признанием. Доказательством. Того, что он смог. Того, что он чего-то стоил. Того, что «бастард» остался позади, и на смену ему пришел граф Беркли.
Потому Ричард и оставил особняк. Не смог продать несмотря на то, что с финансовой перспективы так было бы разумнее.
— Мы еще вернемся, — твёрдо сказал он на вокзале, когда были пролиты все прощальные слезы и сказаны слова, и наши друзья покинули перрон, и мы зашли в вагон.
— Думаю, да, — отозвалась я и прижалась щекой к его плечу. — Ты не сожалеешь? — тихо спросила я, не поднимая глаз.
— Ни на миг, — сказал Ричард.
Я улыбнулась, взяла его за руку, переплела пальцы. Он наклонился и едва ощутимо поцеловал меня в висок.
Мы уехали без четких планов — только с желанием оказаться подальше от столицы. Сначала отправились к морю: белые скалы, холодный ветер с пролива и бесконечная линия горизонта. Мы гуляли по пустынному пляжу, ели жареную рыбу в укромных трактирах и впервые за долгое время смеялись без причины.
Потом был север. Холмы, туманные долины и ночи у камина в старых гостиницах, где пахло деревом, дымом и дождем. Мы катались на лошадях, промокали под внезапными ливнями, забредали в деревушки.
Иногда мы останавливались на день, иногда — на неделю. С каждой новой остановкой я чувствовала, как уходит то, что жгло внутри. Столица, Лорд-Канцлер, болезненные воспоминания, убийство дедушки, ответы без вопросов — все стиралось в мерном стуке колес и в голосе Ричарда, читающего мне вслух в поездах.
А потом мы нашли городок. Небольшой, зеленый, с рынком по субботам, часовней на холме и домом у края леса, где по утрам слышно птиц, а по вечерам — звон колоколов. Мы не называли это «осесть», «найти новый дом». Мы просто остались. Потому что впервые за долгое время нам не хотелось уезжать.
И этого было достаточно.
Ричард, забавы ради, дал объявление, что в городке поселился частный детектив, который готов расследовать дела, даже самые старые и безнадежные, и неважно, как давно это случилось, и нас завалили письмами.
Я же периодически писала заметки для местной газеты, делала зарисовки, смешные очерки.
Новости сюда доходили с опозданием, но первой весной, которую мы встретили как муж и жена, мы прочитали в газете некролог, посвященный герцогу Саффолк. Никто из нас не угадал: все думали, ему дадут пожить два-три года, но не прошло и двенадцати месяцев с завершения того дела, а бывший Лорд-Канцлер скончался в собственной постели. Просто в одну ночь его сердце перестало биться.
По крайней мере, так об этом писали.
Разумеется, никто из нас не поверил.
А еще через два месяца, в разгар теплого, солнечного лета Эван написал, что Эзру нашли зарезанным в тюремной камере. Он отбывал срок не за свои настоящие преступления — его приговорили к каторге за что-то другое. Ходили слухи, что Эзра повздорил с сокамерником из-за какой-то мелочи, и тот убил его ночью.
Мне было уже все равно. Я не испытала ни радости, ни горечи, ни разочарования.
Время лечило, и многое уже забылось как страшный сон.
Но я по-прежнему надеялась, что однажды Ричард расскажет о том единственно-важном, что меня волновало. Я не говорила об этом вслух, но порой, когда он особенно вдумчиво и тщательно читал письма Эвана или отправлял послания неизвестным мне адресатам, я всматривалась в его лицо, надеясь получить хотя бы намек.
И однажды, опоздав к ужину, он положил передо мной на стол два билета в вагон первого класса.
— Что это? — затаив дыхание, я посмотрела на него.
— Мой подарок на вторую годовщину нашей свадьбы. Собирайся, Эвелин, мы поедем к морю.
Поезд прибыл в прибрежный городок утром. Ветер с моря чувствовался уже на перроне — свежий, влажный, солоноватым.
Городок раскинулся вдоль побережья: низкие каменные дома с черепичными крышами, узкие улочки, рыбацкие лавки, вывески гостиниц, где названия выцветали от соли и солнца. На набережной уже собирались рыбаки, и чайки спорили за добычу у ящиков с уловом.
Мы вышли с чемоданами, которые сразу же забрали носильщики, а Ричард подал мне руку и сказал.
— Я нашел ее.
Сердце, замерев на мгновение, забилось чаще и быстрее. Я сжала ладонь мужа, почувствовав, как от волнения мгновенно заледенели пальцы. Все время, пока мы добирались до этого городка, я пыталась погасить надежду и не позволяла себе утонуть в ожиданиях, которые могут не оправдаться.
Но сейчас... прямо сейчас...
Я вскинула на Ричарда сияющий взгляд. Он довольно усмехался краешком губ.
— Как?.. — только и смогла выдохнуть.
Он медленно увел меня с перрона, пока носильщики шагали позади с нашими чемоданами.
— После смертей герцога Саффолк и Эзры прошел год, они обе стали менее осторожными.
— Обе? — уточнила охрипшим голосом.
— И миссис Фоули тоже, — кивнул Ричард.
Он встретил мой ошарашенный взгляд и небрежно пожал плечами.
— На что ни пойдет мать, чтобы спасти свое дитя.
— Она притворялась все это время? — медленно переспросила я, все еще не веря, что слышу. — Помнишь, мы ведь навещали ее, и она показывала письма от якобы Джеральдин, — я нахмурилась. — И в самый первый визит миссис Фоули выглядела опрятной и жизнерадостной, а когда мы пришли во второй раз, в доме было грязно, повсюду валялись вещи, а она сама выглядела как глубоко несчастный человек...
Ричард кивнул, ведя меня по улице прочь от вокзала. Морской воздух бил в лицо, но теперь я едва замечала его.
— Это была великолепная актерская игра. Или, точнее, защита, — голос его звучал ровно, но взгляд сделался жестче. — Разные письма, ее поведение: то она утверждала, что узнала почерк дочери, а то принималась плакать и говорить, что это не ее девочка. Миссис Фоули всеми силами пыталась спасти дочь. Притворялась, чтобы сбить нас с пути. И Эзру, который явно шел за нами по следу. Он, как никто, знал, что не похищал Джеральдин.
— Сбить со следа нас? Но это не имело смысла! Миссис Фоули сама ведь связалась со мной... — пробормотала я, сбитая с толку. — Если только... если только...
— Если только они не спланировали это с самого начала. Эзра сказал тебе правду, дорогая. Мисс Фоули сбежала от него и украла деньги. Он искал ее, и она знала, что ее не оставят в покое. Ей нужно было сместить с себя фокус. Чтобы ее искал уже не только Эзра, и мы бы мешали друг другу.
— Она знала, что я не смогу отказать ее матери. Что чувство вины заставит меня действовать.
Ричард сжал мою руку.
— Именно на это она и рассчитывала.
Сразу у вокзала мы наняли извозчика с открытой коляской, и через несколько минут увидели гостиницу. Городок был действительно небольшим. Невысокое здание, обложенное светлым камнем, с темно-синими ставнями и яркой вывеской с названием. У входа нас встретил хозяин — сухопарый джентльмен.
Номера были уже готовы: Ричард все устроил заранее. Чемоданы доставили в комнату, но я едва взглянула на интерьер: мысли были заняты совсем другими вещами. Я быстро освежилась после поезда, и мы спустились в зал, где уже накрывали завтрак. Светлое помещение выходило окнами на сад, где цвели розы. Воздух пах свежим хлебом и персиками. Нас проводили к столику у окна, и я, едва сев, сняла перчатки — ладони были ледяными.
Пока я молчала, Ричард заказал чай, яйца, тосты. Когда горничная ушла, и он повернулся ко мне, я выдавила слабую улыбку.
— Ты никогда не спрашивал.
— О чем? — мой частный детектив притворился, что не понял, о чем я говорила.
Я сделала глоток крепкого, горячего чая. Несмотря на то что день был теплым, я словно мерзла изнутри. Меня непрестанно колотил озноб с минуты, как Ричард подтвердил мои догадки относительно приезда в этот городок.
— О том, что произошло между нами в пансионе. Как мы поссорились и не общались несколько лет, а потом я по первому зову ее матери бросилась ей помогать, — прозвучало очень резко и жестко.
Я сделала еще один глоток. Озноб не проходил несмотря на жар в груди.
— Я говорила, что из-за меня Джеральдин получила пониженные оценки. И неидеальную характеристику. А для гувернантки не может быть ничего важнее оценок и характеристики. Без них нет шансов устроиться в приличный дом. Можно сказать, своими действиями я погубила ей жизнь.
— Нет, — Ричард твердо меня перебил. — Нельзя так сказать. Вероятно, ты сделала что-то плохое. И повлияла на дальнейшую судьбу мисс Фоули. Ты совершила ошибку, как совершают все. Ошибка — не преступление. Если так посмотреть, я тоже мог бы сказать, что отец погубил мою жизнь. Но и это не было бы правдой.
С его губ слетела редкая оговорка. Прежде он никогда не называл герцога Саффолк отцом. Но с тех пор как мы прочитали его некролог, стал делать так чаще.
— Я была белой вороной в пансионе. Вечной мишенью для чужих шуток. Из-за отца, из-за своего сиротства, из-за нашей бедности. Все знали, чья я дочь, кто я такая. И что меня некому будет защитить. И пользовались этим, и уходили безнаказанными, — начав рассказывать, я уже не могла остановиться.
Я носила в себе этот секрет почти семь лет. И пришла пора его рассказать.
— К выпускному классу я была так измотана травлей, к которой не смогла привыкнуть за все годы, что была готова сдаться и сбежать домой, не закончив обучения. Лишь бы все это прекратилось. Я была глупа и наивна, а еще очень сильно устала, и поэтому, когда одна из девушек, раньше меня травивших, подошла и предложила дружбу, я согласилась, не раздумывая. Я не хотела задаваться вопросом о ее мотивах. Не хотела ни в чем копаться и разбираться. Я просто хотела покоя...