— Итак, Пег против того, чтобы отпустить Кида, — констатировал Шей. — Кто еще?
Человек исполинского роста, поседевший раньше времени, с испещренным шрамами лицом, на котором, казалось, навеки застыло угрюмое выражение, крикнул:
— Я против! Ишь чего выдумали — отпустить!
— Итак, Холлис тоже против, — кивнул Шей. — Кто еще? Видишь, Кид, я стараюсь поступать по справедливости.
— Да, — согласился Малыш, — я всегда знал, что на тебя можно положиться.
В голосе его не чувствовалось ни малейшей горечи. Глядя на него, можно было подумать, что это обычный зритель, с интересом наблюдающий за тем спектаклем, что разворачивался перед ним.
Еще трое бандитов мрачно проворчали один за другим, что глупо было бы отпустить пленника с миром. В конце концов, Кид доказал, ч, то он им враг, разве нет? Поднял против них всех ранчеро в округе. Лез из кожи вон, чтобы расстроить их замыслы. Устроил в лагере пожар и обрек всех на неудачу. И пусть он играл честно, но как бы там ни было, а ему не повезло — проиграл. А проигравший должен платить.
Похоже, того же мнения придерживались и остальные.
— Ладно, — произнес Шей, поворачиваясь к Малышу со злобной радостью в глазах. — С этим все ясно. А теперь надо решить, что с ним делать.
— Эх, — вздохнул Пег Гаррет, — вот посадить бы его в клетку да повезти в город! Можно было бы брать по четвертаку с каждого желающего поглазеть на него! Народ валом валил бы посмотреть на убийцу. Мы бы мигом озолотились!
Но тут вмешался юный Джип. Тонкие губы его кривила злая усмешка, глаза горели мрачным огнем.
— Он сломал шею моему мерину. Теперь его очередь! Давайте свернем ему шею! Кид сам на это напросился! Кто заварил эту кашу, разве не он? На вашем месте я бы вздернул его, и все тут!
— Черт побери, — не выдержал Долли Смит, — я этого не потерплю! Да ни один из вас его мизинца не стоит, если хотите знать! Ты, щенок паршивый… Да я тебя…
— Ну, будь я проклят! — взревел Джип, хватаясь за винтовку.
В тот же миг в руке Диксона блеснул револьвер.
— Только пусть кто-нибудь попробует! — холодно процедил он. — Первый же, кто поднимет оружие, отведает хорошенькую порцию свинца! Слышали, ребята? А теперь хватит, ближе к делу! Джип предлагает вздернуть Кида. Кто за?
— Я, — проворчал Гаррет.
— И я! — поддержал его Диксон.
— И я! — это был Шей.
Нестройным хором прозвучали еще несколько голосов.
— Во всяком случае, — продолжил Шей, — можно будет считать, что мы навсегда от него избавились. Послушай, Малыш, давно хотел тебя спросить, не ты ли поклялся, что в один прекрасный день доберешься до меня?
— Поклялся, — подтвердил Кид. — Даже послал тебе весточку, что иду.
— Похоже, не удастся тебе сдержать твоей клятвы, Малыш, — осклабился Шей, и его лицо, напоминающее цветом брюхо дохлой рыбы, исказилось от ненависти.
— Я всегда держу мое слово, — невозмутимо произнес пленник. — И если мне повезет в этот раз, я разделаюсь с тобой, Билли, так же, как ты разделался с моим старым другом!
— Вот, сами видите! — воскликнул Шей. — Ну, что скажете, ребята?
— Пристрели его, — посоветовал Диксон. — В конце концов, он храбрец. Человек, который отваживается говорить так, когда смерть уже смотрит ему в глаза, достоин пули, а не веревки.
— Нет, лучше я своими руками утоплю его, — все с той же жуткой ухмылкой проворчал Шей. — Утоплю, как слепого кутенка! Вот что я сделал бы, если бы один решал его судьбу, но раз вы считаете, что надо его пристрелить, так тому и быть. Эй, кто-нибудь, поставьте Малыша на ноги!
— Да что вы, стоит ли затрудняться, — сказал, поднимаясь, Кид. — Уж лучше я сам!
— Ну-ка, все назад! — взревел Шей. — Будь я проклят, если позволю кому-нибудь из вас пачкать себе руки, стреляя в безоружного! Раз уж дело должно быть сделано, так и быть, я сам его пристрелю!
— Ах, как это благородно с твоей стороны, Билли! — покачал головой Кид.
Вскинув голову, он бестрепетно смотрел прямо в черное дуло револьвера. На лице его играла улыбка.
Глава 39ПОЯВЛЕНИЕ ДЕЙВИ
Когда Джон Милман, безжалостно подгоняя шпорами и без того взявшую с места в галоп лошадь, вылетел со двора своего дома, у него было только одно желание — поскорее и навсегда покончить с опостылевшей ему жизнью. Но стоило ему только оказаться в тени у подножия высоких холмов, окружавших Харри-Крик, как он почувствовал, что в нем будто что-то надломилось.
Бесчисленные стада — живое напоминание о том, сколько труда отец да и сам он вложили в эту землю, покрывали склоны холмов. Почти невидимая едкая пыль, щекотавшая ноздри, которую прежде он почти не замечал, сейчас была для него точно яд. На равнину спускались сумерки. Сощурившись, Милман вгляделся туда, где по воде протянулась багровая полоска — это на берегу в лагере Диксона разожгли костер. И вдруг, вытеснив все мысли о смерти, в его душе разгорелось совсем другое желание — яростная, неукротимая жажда мести.
Да, думал Милман, он погибнет, и с радостью, но вначале сделает то, что повелевает ему долг, — разрубит этот гордиев узел и вышвырнет весь сброд со своей земли.
Кто-то из ковбоев с ранчо, не спускавших глаз с лагеря бандитов, окликнул его. Милман повернулся, он узнал голос. Новость, которую ему сообщил ковбой, и впрямь была ошеломляющей! Бад Трейнор сообщил, что Малыш в одиночку спустился по веревке на дно ущелья Харри-Крик и рассчитывает незаметно пробраться в лагерь бандитов.
Мысли вихрем закружились в голове ранчеро.
Этот юноша, внушавший ему благоговейный страх, которому в течение всего лишь одного-единственного дня удалось уничтожить честное имя Милмана в глазах его собственной семьи, разрушить его жизнь, теперь отважно рисковал собственной. А ради чего?! Джон помотал головой. Это невероятно! Кид готов погибнуть только лишь для того, чтобы спасти умирающий от жажды скот, уничтожить шайку Шея и Диксона!
Да можно ли в это поверить? Джон отчаянно ломал голову над этой загадкой, но совершенно напрасно.
— Так он спустился вниз по каньону Харри?! — уточнил ранчеро. — Ты не ошибся? Это невозможно! Там даже горная коза не проберется, не то что человек!
— Я то же самое сказал, хозяин! И Бад Трейнор так думает! Только он никогда в этом не признается! Твердит, понимаете ли, что Киду еще и не такое удавалось! Бессмертный он, что ли? — Ковбой недоверчиво хмыкнул, потом добавил: — Хотя послушать, что о нем рассказывают, так он и впрямь такой! Только ведь врут, наверное!
— Да ведь там, в каньоне, даже и зацепиться не за что! — с жаром воскликнул Милман. — Стены отвесные, будто их кто нарочно обтесал! Еще и влажные вдобавок! На что он надеется, хотел бы я знать?!
— Не представляю, — парень пожал плечами, — не понимаю! Эти штучки не для меня! Что я, муха, что ли, чтобы ползать по отвесным стенам?! А спуститься по веревке на дно Харри-Крик — брр! Слуга покорный! Но ведь это Кид, хозяин, не забывайте об этом. Говорят, он не такой, как все!
— Да уж, — с сомнением в голосе протянул ранчеро. — Точно — не такой. У него и плоть, и душа, и мысли — все другое. А что еще говорил Трейнор?
— Да немного. Если честно, хозяин, так этот парень чуть умом не тронулся. Уж очень он привязался к Киду, хотите — верьте, хотите — нет!
— Вот и еще одна загадка, верно? Как можно искренне привязаться к этому дикому зверю в образе человека? Я имею в виду Кида, — вдруг вырвалось у Милмана.
— Господи, да разве я знаю? — изумился ковбой. — Только говорят, что слово Кида надежнее, чем иной банковский вексель, что он всегда играет честно и никогда не бросит друга в беде. А сколько вы знаете так называемых честных людей, о которых такого не скажешь?
— Это верно! — воскликнул Милман. — Таких людей немного. А что еще говорил Бад? Он знает, что задумал Кид? Какой-нибудь план у него есть?
— План-то есть, — кивнул ковбой. — Только вот он Баду о нем и словечком не обмолвился. Сказал лишь, что, если ему удастся пробраться в лагерь Диксона, то подаст сигнал, который мы непременно заметим. Трейнор перебрался на другую сторону ущелья и сидит там, чтобы успеть, если в лагере начнется заварушка.
— Я тоже поеду туда, — решительно заявил ранчеро и, ударив шпорами коня, галопом ринулся на юг, туда, где по тропинке можно было перебраться на другую сторону ущелья.
Он безжалостно гнал коня, который едва дышал, изнемогая от бешеной скачки. Наконец добрался до моста. Копыта лошади выбили звонкую дробь, эхом раскатившуюся по ущелью, а Милман невольно кинул взгляд вниз, в зиявшую под ним пустоту. Отсюда ему даже не было видно дна каньона, слышался лишь шум воды.
Он невольно поежился, представив себе, как там, в глубине, совершенно чужой ему человек пробирается вперед в полной темноте, отчаянно цепляясь руками и ногами за невидимые глазу выступы скал. Парень рискует жизнью, со страхом подумал он, и ради чего? Чтобы спасти скот, принадлежащий другому?! К тому же его злейшему врагу?!
Все поплыло у него перед глазами. Совершенно сбитый с толку, Джон Милман едва сознавал, что происходит.
Свернув с дороги и сделав большой крюк, он поехал через холмы, стараясь побыстрее их миновать. Оставив холмы за собой, наконец позволил коню перейти с галопа на рысь. Далеко впереди слабо мерцал огонек — это в лагере бандитов горел костер, в его свете Милману была хорошо видна завеса пыли, поднимавшаяся над тем местом, где кружил измученный жаждой скот — он до сих пор чувствовал ее едкий запах.
Мгновением позже ранчеро вдруг заметил, что вдалеке мелькнула какая-то смутная тень и вслед за этим тишину разорвал треск винтовочных выстрелов. Расстояние приглушило их, они прозвучали глухо, словно перезвон колоколов в далекой деревушке.
Сердце глухо заколотилось в его груди. Милман вновь вонзил шпоры в окровавленные бока коня. Он чувствовал, что развязка приближается, а чем все это может кончиться — на этот счет у него уже не было ни малейших сомнений. И не то чтобы он не надеялся на своих людей. Нет, среди них были прекрасные стрелки, которые не промахнулись бы, поджидай они в засаде оленя. Но ведь человек-то не олень, в этом-то все и дело, думал Милман, а прекрасный охотник, увы, не всегда храбрый солдат!