ь бы в постели Третьего. А этого делать нельзя.
- Что-то не так? - повернул он меня к себе. - Ты кажешься мне какой-то напряженной.
- Просто, ты сказал, что я могу решать когда захочу станцевать для тебя, но как оказалось это не так, - дрожащими руками пыталась застегнуть блузку.
- Да? - хмыкнул мужчина, отступив на шаг. - Это тебя задевает? Обычно любой девушке достаточно только намека на мое внимание как она сама начинает, чуть ли не на коленях умолять быть моей.
- Но это не факт, что не найдется та, кто не захочет подобной участи, - упрямо поджала губы, но глаз на него не подняла, чтобы он не увидел как мне страшно.
- Так ты не хочешь быть моей? - удивленно произнес Лэксанелл.
- Я хочу сама решать, когда и чьей мне быть, - боже что я несу, - и еще, то ожерелье. Я не могу его принять. Очень прошу, забери его. Танец был благодарностью тебе за помощь и за него оплаты не нужно.
Третий пораженно молчал. А я тревожно думала о том, что меня ждет после этих слов. Скорее всего, казнь. Неужели это я строила планы по завоеванию места под солнцем среди сильных мира сего? Сама же собственными руками копаю себе могилу.
- Что ж, - сухо произнес он, - я тебя услышал. Тебя проводят.
Когда я подняла глаза, его уже и след простыл. И что же теперь со мной будет?
Впоследствии снова и снова возвращаясь к этому моменту, я не могла понять. Что же тогда толкнуло меня на этот подвиг прямо отказать? Ведь были мои знания. Я могла бы просто их применить и мужчина ел бы у меня с рук. Наверное, это было банальное упрямство. А может и воспоминание о презрении в черных глазах?
Интриги, интриги, интриги...
- Ну что? Выбрался из своей норы? - хитро улыбнулся Зутер, рассматривая брата.
- Ты тоже в курсе, где меня можно найти? - наморщив нос, молодой человек плюхнулся во взявшееся из ниоткуда кресло.
- Мне, кажется, мы все в курсе, где кого и когда искать, - пройдясь по просторному помещению, чьи стены, были увиты темно-зеленой, почти черной растительностью, Зутер остановился напротив Бога Любви. - Ты пришел ко мне. Зачем?
- Захотелось раньше, чем нанесешь мне визит, узнать, что ты собираешься предложить за мое участие в последующей заварушке.
- Предложить? Я никому и ничего не предлагаю. Глупо. Предпочитаю посмотреть со стороны как Зикор, Зомина и Золеййа расшибут себе лбы, пытаясь найти Того Чье Имя Нельзя Называть. Это будет забавное зрелище. Советую и тебе насладиться им.
- Так они решили найти Отверженного? Зачем?
- Ими движет банальный страх и глупость. Думаю, каждый из нас сейчас испытывает неуверенность перед своим будущим, - Бог Хитрости и Коварства щелкнул пальцами, и в его руках появилась чаша украшенная живыми картинками. Лес звенящий серебристо-зеленой листвой, птицы, перелетающие с ветки на ветку. Эта посудина была достойна удивления, но Зейран даже бровью не повел. За свою долгую жизнь ему приходилось видеть и не такое. Он просто не обратил внимания на этот маленький трюк проделанный братом.
- А ты? Что планируешь ты? - поинтересовался синеглазый красавец.
- Я? - деланно удивился его собеседник. - Я уже говорил, мысль, что неплохо бы поковыряться в семейном шкафу и потревожить прячущиеся там скелеты, не дает мне покоя. Именно этим и займусь. Все эти семейные тайны о нас и о природе нашей силы скрываются отцом не зря.
- Думаешь, удастся перехитрить Зорета? - хмыкнул Зейран.
- Перехитрить? - допив напиток из чаши, мужчина отправил ее в небытие, уже без помощи щелчков пальцами. - Это очень сложно, практически невозможно. Но есть мысль.
- Да? И какая? - Бог Любви напустил на себя равнодушный вид.
- Поделюсь, если выгорит моя затея.
- Не хочешь говорить? Тогда ладно, - Зейран поднялся с кресла, - хочу побыть в одиночестве.
- Да? Пока, - лениво отозвался Бог Хитрости и Коварства.
На этом братья расстались, Бог Любви отправился в свои покои в Светлом Чертоге, а Зутер, прикрыв глаза, остался размышлять о своих планах.
Сфера двигалась по раз и навсегда зафиксированной траектории. Чем-то ее путь напоминал вечное движение планеты. Подобно такому небесному телу она вращалась вокруг своей оси и подобно ему же двигалась по круговой орбите вокруг невидимого центра. Радужные разводы на прозрачной поверхности делали сферу похожей еще и на мыльный пузырь. Но этот мыльный пузырь был гораздо более устойчив к внешним воздействиям, чем его собратья. А еще его поверхность выглядела матово-радужной и поэтому при более близком рассмотрении сходство с детищем мыльного раствора пропадало.
Фигура в белом плаще стояла у невидимой границы, что не позволяла ей приблизиться к сфере. Но мужчина и не пытался пересечь запретную линию. Он казался изваянным из какой-то особенно белой породы камня. И было ощущение, что жизни в этом зале Светлого Чертога просто нет. Радужный кусок непонятного вещества, несущийся по своей вечной орбите, статуя и зеркально-цветные стены, многократно отражающие эту картину. Но вот человек встрепенулся и поднял опущенную голову. Что-то потревожило его глубокие раздумья и это что-то приближалось к запретной части дворца. Для посетителя пришедшего сюда, тоже существовала невидимая граница, которую он не мог пересечь без разрешения Зорета. И Верховный Бог, по легендам давший жизнь планете и торнам, отвлекся от размышлений и, еще раз всмотревшись в сферу, словно пытаясь найти ответы на все свои вопросы, покинул зал.
- Я ждал тебя, - такими словами он встретил своего гостя.
- Знаю, - ответ был краток, и голос сух, и интонации безжизненны.
Мужчины замолчали. Слов было не нужно. Пришедший, образами передавал все последние новости. Они были очень важны, поэтому тщательно соблюдалось экранирование от чужого вмешательства в этот мыслеобмен. Когда отец всех Богов получил все необходимые сведения, они продолжили ничего не значащий разговор.
- Я нервничаю, - грустным голосом сообщил Зорет. - Зомина совсем плоха, и если все пойдет не так как нам нужно, то времени на проведение повторного эксперимента просто не будет.
- А ты не пытался отучить их от использования Силы? - впервые в этом голосе прорезались эмоции.
- Это невозможно, - тоскливо отозвался мужчина в белом плаще, - даже мне стоит больших усилий удерживаться от бездумной траты Силы. Словно что-то подталкивает меня изнутри. Это как нестерпимый зуд, так и тянет почесать больное место, даже зная, что нельзя. А уж дети... Они привыкли слишком быстро к своему могуществу, чтобы так просто отказаться от него. Знаю, ты сейчас будешь говорить, что не надо было и начинать обучать детей, тогда тысячи лет назад... И ты будешь прав, мы очень давно спорим с тобой о том, что уже произошло. Если бы все можно было вернуть назад. Но даже мне это не по зубам. Видишь, Сила дает много возможностей, но всегда остаются какие-то но, которые она не поможет решить. Возомни себя Богом, и ты сразу поймешь, что на самом деле ты не всемогущ. Так же и я... Если бы была возможность все повернуть вспять. Если бы была. Молчишь? Знаю. Ты винишь меня. И ты прав. Как никто другой я виноват перед всеми вами, перед этим миром и перед самим собой...
- Есть шанс изменить все, - холодно отозвался гость Зорета, - и этот шанс стоит использовать.
- Ты прав, пусть я не всемогущ, но кое-что и я могу. У тебя же хватило смелости противостоять этому зову и отказаться от предназначения. Пусть даже косвенно родственные узы и приобщили тебя к этому источнику. Это дает большую свободу для маневра. Главное тебе не сорваться и тогда я буду иметь живое доказательство того, что с нашим общим проклятием можно будет совладать.
- Отец, если я еще побуду здесь, то не уверен, что у меня достанет воли противостоять зову. Засим откланиваюсь. Мое тебе почтение.
- Да иди. Помни! Наблюдать и быть невидимым для всех. Я очень надеюсь, что ты справишься с моим заданием. Те вести, что ты принес... Они очень важны. И будь благословен, Тот Чье Имя Нельзя Произносить Вслух, - слова тихим эхом разнеслись меж колоннады и зал враз опустел.
Мыслю! Значит существую?
Ну, вот, опять мысли скачут. Скажите мне. Зачем я вспомнила глаза? Серые холодные... те глаза, что смотрели в мои с горечью и тоской... Зачем они мне? Вы не знаете? Зачем помнить то отчаянье и горечь поражения. Зачем помнить... Зачем? Горькие слова... Все зря. А я помню и отвлекаюсь от других воспоминаний. Зачем ты не сказал тогда всей правды? Зачем? И не было бы так больно и гадко...
Снова толпа, толпа, врывающаяся в богатый дом, толпа, разрывающая хозяина на части... И детский плач, и женский крик... Толпа слепа в своей любви и ненависти... Толпа идет следом за кем-то одним, но даже этот один не может остановить массу людей, когда в ней просыпается жажда крови. И в этот момент толпа способна даже пожрать того, кто ее собрал и вдохновил...
И зарево пожара, и отблески огня в глазах, сотнях людских глаз... И рев, глухой рев, и топот ног, и стук металла ,и вспышки молний...
Проливной дождь, и стук обрушившегося тела...
Тоска накатывает снова, так тяжело думать... Не хочется писать, не хочется думать, не хочется жить... Хочу покоя, хочу избавиться от этой серой мглы, в которой я живу... Когда же я сойду с ума? Какое благословение быть сумасшедшим и не помнить. Не помнить ничего и никого. Туман, зачем ты пришел сейчас ко мне? Ты смеешься снова, как тогда. Мы были молоды, мы были прекрасны... Зачем эта кровь на руках? Зачем? Неужели? Неужели я действительно схожу с ума? Это счастье, если так. Это счастье. Кто-то смеется. Кто? Я? Действительно я смеюсь. Жутко, надо же я схожу с ума. Нет, это радость. Большая радость.
Хм... Еще одна картинка? Что ж, опишу и ее.
Быть Первым не значит быть самым счастливым
Невероятно величественный и прекрасный аллэрн стоял перед пультом в аскетичной, но просторной комнате. Стол, окно вызова, вделанное в стену и плавающий в воздухе пульт вот и вся обстановка. Ах, да, еще и какое-то подобие экрана на стене. Только показывал он нечто странное. Большое бесформенное пятно где-то с краю. И маленькие светлячки разных размеров и цветов. От этих передвигающихся светлячков шли тонкие нити к пятну. Выделялись из этих нитей те, что неподвижно располагались по периметру округлого экрана. Вот одна из золотых ниток дрогнула, мужчина нахмурился и стал напряженно вглядываться в изображение. Но подрожав, нить вернулась к своему прежнему ровному свечению. Выдохнув, аллэрн прижал руку к левому виску, там тупой болью засело пережитое волнение. Оторвавшись от изображения, блондин подошел к треугольному окну вызова, так называлось это устройство для быстрой связи между аллэрнами. Коснувшись зеленой руны рукой, он подождал пока окно вызова не загорится золотым светом, после же сказал повелительным тоном: