Опасная красота — страница 11 из 37

– М-м-м… Брат и н-не виделся с Лозовым! – воскликнула горячо. – Хотел с н-ним поговорить, да. Но н-не получилось. Он согласен был умерить свой м-м-м… гнев. Готов был договариваться, даже просить. Очень хотел, чтобы я доучилась!

– Доучилась? А что этому может помешать?

– Так м-меня же отчислили! И Саша уверен, что из-за него. Из-за того случая… в деревне…

– Я в курсе. Саня гостил у меня, мы обсуждали с ним… Но, как же это тебя отчислили?!

– Отчислили! Хорошо, правда?!

– Плохо! Мне больше нравится, когда начисляют. Пятого и двадцатого… А за что отчислили?

– Так! Отчислили, и все! За то, что я, якобы, н-не прошла летнюю практику. Прогуляла трудовой семестр, который Лозовой курировал. А я открепление брала! У нас, в деревне, на стекольном заводе работала. Только теперь открепление нигде не значится! Следов не осталось. Проректор сам же, наверное, и аннулировал. Чтобы был повод меня вытурить!..

– Ну, дела! – только и мог воскликнуть я. «Значит, Саню обозлили по-новой, – подумал при этом. – Подлили масла в огонь, да еще как! Так, может, все-таки он?..»

– А как Саня узнал, что тебя отчислили?

– Я сама ему позвонила, после того, как эта девчонка принесла представление Лозового с визой ректора и записку на выселение из общежития.

– Какая девчонка?

– Обыкновенная. Из института.

– Секретарша ректора, что ли? Так она вроде в годах… А! Наверное, секретарша Лозового! Надо ее порасспросить. Я знаком с Нефертити… С Ниной Фертистовой, секретаршей Лозового. Это, вероятно, она бумагу доставила.

– Нет, не она. Нефертити я знаю.

– Нет? Странно… Кто же еще может разносить документы для ознакомления? И почему – разносить? Обычно вызывают. Надо будет спросить у Нефертити.

Я остался в недоумении.

Поскольку из общаги Маринку выселили, в городе остановиться ей было негде, пригласил ее пожить у меня, пока не решит, что делать дальше. Как это выглядит со стороны, вопрос не стоял. Вечером постелил ей в комнате, где мы резвились с Нефертити.

– У меня и ночной сорочки нет. Все в общаге осталось… – задумалась девушка. Я открыл шкаф, снял с вешалки рубашку с коротким рукавом.

– Вот, новая. Ни разу не надевал. Видишь, даже бирка висит, – я оторвал бирку. – По длине будет тебе как сорочка.

– Спасибо, – улыбнулась она…


Начало сентября было упоительно приятным. Полагая, что гостья моя спит, закрылся на кухне, отворил окно, приготовил себе растворимый кофе и закурил. Медитация, вредная для здоровья. «Минздрав СССР предупреждает…» Сидя в уютной кухне, вдыхая свежий уличный воздух, смотрел на огни ночного города. Задумался. За спиной вдруг скрипнула дверь. Я вздрогнул! Марина вошла тихонько, прикрыла за собой дверь, будто в квартире еще кто-то был, кого она боялась разбудить.

– Не спится? – спросил я.

– Ага. Плохо засыпаю на новом месте… – Она потянула носом воздух: – Кофе пахнет!

– Я тебе приготовлю сейчас.

– Спасибо. Не крепкий только, а то точно спать не буду, – она с неподражаемой грацией присела на свободный табурет, так, чтобы тоже смотреть в окно. – Красиво!

Я снял с полки чашку.

– М-м-м… Вку-у-сно! – мяукнула Маринка, отведав кофе, приготовленный из аэрофлотовского пакетика. Мамина заначка.

Я спросил:

– Ты ту девчонку, которая бумагу принесла, видела в институте раньше?

– Нет, не видела. Не помню, во всяком случае.

– Как она выглядела?

– Обыкновенно. Такая в очках. Волосы рыжие.

Помолчали.

– Ты к ректору не ходила? – задал я новый вопрос.

– Как я к нему пойду, когда он тоже… Ну, там был, в деревне… Когда Лозовой…

– Слушай, Марина! Я просто поверить не могу, что взрослые мужики, да еще такие влиятельные, вздумали тебе мстить! Что им, заняться больше нечем? Кто ты им? Неужели думаешь, они всерьез тебя воспринимают? Ты сходи к ректору.

– Там же его виза стояла!

– Ну, не знаю! Может, он подмахнул не глядя? Ты объясни про открепление. Сидоров разберется… Уверен, сходить надо, попросить.

– Но это же он Сашу посадил!

– Он? Да ладно! С какой стати он? Саню людская молва «посадила»! Наши же шоферы стали болтать ментам, что Сашка угрожал Лозовому. Но он у ментов не единственный подозреваемый, знаешь? Ведь Лозового кто-то обворовать пытался накануне, за несколько дней до убийства. А он вора отпустил, но как-то же не просто так, вероятно. Признание тот ему написал или что? – не знаю… – Я рассказал Марине все, что слышал про таинственного грабителя, с которым проректор решил полюбовно, по словам Лени Бубена. Она внимательно выслушала. В моей рубашке, едва доходившей ей до колен, Маринка выглядела так волнующе…

– Что ты так смотришь на меня, чему улыбаешься? – спросила она.

– Ничего. – Я отвел взгляд. – Забавно выглядишь в моей рубахе.

Она тоже улыбнулась и вдруг спросила:

– У тебя есть девушка?

Ничего себе вопросики!

– Сам не знаю, – признался ей. – Вроде бы есть…

– А у меня нет парня, – сказала она, глядя в сторону. – Все некогда… Одна учеба. А по вечерам уборщицей подрабатываю в парикмахерской.

– Я с тобой все пытался заигрывать, – приосанился я.

– Про куры я поняла… – Она смущенно опустила голову, улыбаясь. Надо же, поняла!

– Но ты на меня не смотрела.

Я подумал, что это уже вторая девушка, которая меня прежде не замечала, но оказалась у меня дома. Что за шутки шутит со мной провидение?..

Невольно сравнивая в этот момент Сашкину сестру с Царицей Египетской, я почувствовал, что Нефертити… поблекла. Невероятно! Нефертити меня дразнила своим видом. Глядя в ее черные глаза, я чувствовал, что в ее жилах течет огонь (спасибо неведомому поэту за сравнение). Она будила во мне жаркое животное желание! Только голова Царицы, кажется, оставалась холодной. Девушка хотела лишь… э-э-э… Ну, да, развеяться. Я так это для себя определил. В Марину я готов был по-настоящему влюбиться. Тем более что делить ее ни с кем не требовалось, в отличие от звезды ректората.

Я взял ее ладонь, лежащую на подоконнике, в свою руку, накрыл сверху другой рукой и погладил тихонько. Она не решалась поднять глаза, но руку не отнимала. Я придвинулся ближе, обнял за талию, привлек к себе и стал целовать. В окно подул легкий ветерок. Порочный опыт, приобретенный мной с Нефертити, требовал, требовал дальнейшего развития! Что может сделать со мной Сашка, когда освободится, в этот момент я думать не мог. Ведь думать требуется головой, а я свою только что потерял…

Ранним утром, в постели, Марина смотрела на меня чистыми глазами. Она улыбалась, в ее взгляде я не видел ни тени сожаления о случившемся. Вот и поди пойми этих женщин! А ведь ночью я вполне убедился, при всем собственном небогатом опыте, в том, что у Маринки его еще меньше. То есть нет совсем! Хотя теоретически мы, конечно, оба были подкованы за сто лет до грехопадения. В наш-то просвещенный век!

– Выходи за меня замуж, – предложил я чистому созданию, потерявшему невинность с этим чудовищем – Тимофеем Сергеевым. Ее брови поползли вверх, а сама она полезла на меня:

– Вот так сразу и замуж?! – засмеялась. Вытянулась в струночку, положив подбородок мне на грудь и заглянула в глаза. Я пожал плечами с самым серьезным выражением лица:

– «Вы привлекательны, я – чертовски привлекателен, чего время терять?» – процитировал из «Обыкновенного чуда».

– Ну, не знаю, не знаю… – в сомнении покачала головой Маринка, упираясь подбородком в мою грудную клетку. – Я должна с братом посоветоваться.

Вспомнив о брате, сразу стала серьезной. Сползла с меня, помешав дальше развивать опыт, а я уж было начал руки распускать, перевернулась на спину:

– Брата надо выручать. Любой ценой.

У меня появилась цель в жизни.


Позавтракав, мы с невестой вместе вышли на улицу. Мне требовалось ехать на работу, а ей – в общагу за вещами. Перед расставанием она усмехнулась:

– Ты мне предложил руку и сердце как честный человек, да?

Я смотрел ей в глаза, чуть улыбался и молчал. Конечно, разговор очень смахивал на шуточный. Только почему-то ощущение было, как на десятиметровой вышке перед прыжком. Я знаю, я прыгал.

– Не переживай, – решила, видимо, успокоить меня Маринка. – Ведь это я сама тебя соблазнила. Так что…

Я вспомнил изящное выражение, услышанное мимоходом от одной матерой снабженки из нашего института: «Сука не захочет, кобель не вскочит». Мне казалось, инициатива вчера исходила от меня. Но теперь понял, что она права. В смысле – Маринка. Впрочем, и снабженка тоже. Обе.

– Пока! – помахала рукой невеста, сворачивая направо, в сторону наших, водниковских, общаг. Мне нужно было идти прямо.

– До вечера! – ответил ей.

Она на ходу обернулась, улыбнулась и ничего не сказала.

Быть может, я ей в итоге не понравился? Это было бы неудивительно, поскольку сам себе я тоже не нравился. Великий психолог Тимофей Сергеев не понимал, что происходит! На него еще падала тень Царицы Египетской.


В гараж я явился в растрепанных чувствах. Первым сегодня не был, и слава богу! «Грузовик Кольки Маленького буду теперь стороной обходить, в кабину не полезу», – подумал.

Народ готовился ехать на похороны, а пока обсуждал новости. Тема оставалась той же. Было бы странно, если бы нет! В центре внимания находился завгар Матвеич. На душе стало холодно, когда понял, о чем он говорит. Сашка Оруженосец сел крепко! Оказывается, у него нашли дубликат ключа от арочных ворот. Ясно, зачем ключ потребовался. Чтобы пробраться незамеченным во двор. То есть не проходя через парадный подъезд, где его мог видеть вахтер, в тот злополучный вечер. «Неужели все-таки Сашка?! – в смятении думал я. – Как я стану вечером в глаза его сестре смотреть, своей невесте?» Но тут же принялся мысленно сам себе оппонировать: «Дубликат мог кто угодно снять. Доступ все шоферы имели, а также – снабженцы, кладовщики и мы, грузчики. Весь «хозвзвод». Другое дело, как он у Сашки оказался?»

– А как ключ у него нашли, Петр Матвеевич? – обратился к завгару.