Неизбежно стал думать про Нефертити. Она-то как теперь? Что за отношения у нее были с Солидолом на самом деле?
Дальше припомнил, что сосед, Андрей Земцов, собирался идти сегодня к «дяде Диме Бутенко». Пошел или нет?
Ректор, судя по всему, не появлялся. Матвеич весь день придумывал себе дела в гараже. То тряпкой двигатель на авто надраивал без нужды, то какие-то гайки крутил. Новостей более не поступало. Я надеялся их получить вечером от соседа.
Хотелось сходить к Нине, но не решался. Что ей сказать? Чем утешить? Я ведь про ее Солидола, типа, и не знаю ничего. Ни разу не спрашивал у нее о нем, права не качал. Конечно, Света наверняка довела до сведения сестрицы, что я в курсе, но… Я даже не знаю, как зовут его. О ком спрашивать? Не пошел.
Принесясь с работы на всех парах, увидел неожиданно в двери своей записку. Что за сюрпризы? И тут записка! От кого?
Оказалось, от Маринки. Невеста писала, что ей срочно понадобилось съездить в деревню. Здрасте, пожалуйста, – опять в деревню! Она же только что вернулась оттуда!.. И ни слова не написала, была ли в милиции, как Сашка. Когда сама вернется – тоже ни гугу. Сунув записку в карман, пробурчал: «Ладно, потом», – и позвонил к соседу. Тот открыл сразу, словно меня ждал. По глазам его увидел: все знает.
– Заходи, – пригласил меня. – Ты, вижу, в курсе уже? – спросил в свою очередь.
– Завгар наш – водитель ректора. А ректор с Бутенко в друзьях ходил, как я понял.
– Да, Сидоров был сегодня там, у Бутенко. Неизвестно, что произошло. Оставил записку: «Жить с этим не могу!» А с чем «с этим»? Менты, и те не разберутся пока… Но, судя по краткости записки, дядя Дима знал: тот, к кому он обращается, поймет.
– Кто же это? Кто-то из близких? Жена?
– Возможно. К ней сейчас никого не пускают.
– А сын?
– Костян? С катушек слетел. Сделался невменяемый. Сидит, раскачивается, смотрит в одну точку и только повторяет: «Нет, нет, нет…»
Я тяжело вздохнул. Со стороны Общества филателистов, очевидно, никто теперь не поможет Андрею Земцову быстро найти коллекцию. «Если у председателя Общества и есть заместитель, то ему теперь тоже будет не до того, конечно», – подумал.
А на кой она сдалась вообще, эта коллекция? Мне, во всяком случае? Разве что загнать какому-нибудь филателисту по спекулятивной цене? Да, я-то ее и не собирался искать. Это Земцов.
– А Бутенко, он где работал, кем? – спросил я. Что об этом говорил Кирилюк, в памяти не отложилось.
– В КБ «Скороход», представителем военного заказчика. Готовую продукцию принимал. По сути, тот же конструктор, в технике разбирается до тонкостей, только в погонах.
– А-а-а!
– Про такую штуку, как экраноплан, слышал?
– Мы в чьей квартире сейчас разговариваем? Кто моим соседом был? – вопросом на вопрос ответил я.
– Значит, дядя Яша про свои изобретения тебе рассказывал?
– Только в общих чертах, – пожал плечами я. – Обоснование и расчет особой формы крыла, увеличение высоты полета на экране, улучшение управляемости… Кстати, работой дяди Яши также интересовались.
Я рассказал Земцову про Йозаса Генриховича, который тоже из Риги.
– Институт гидроакустики? Не слышал о таком. Вероятно, почтовый ящик. На оборонку работает… И как, ты удовлетворил интерес моего предтечи? – пошутил новый сосед.
– В ничтожно малой степени! – усмехнулся я. – Рассказал о том, что Яков Ааронович почистил свои конюшни. Никаких записей не осталось.
– А он что? Этот Оазис Генрихович? – исковеркал Земцов имя своего земляка.
– Йозас-то? Не поверил. Выразил сомнения, что ученый уничтожил все свои наработки.
– Я бы с Оазисом согласился. Это писатели – народ импульсивный, творческие личности. Чуть что не понравится, давай рукописи в печку швырять! А ученые свой материал по крупицам собирают, потому берегут…
– Как я понял, Йозас был в курсе тех задач, которые в юности дядя Яша решал в КБ «Скороход» и к которым вернулся после живых «экранопланов» – летучих рыб. Однако больше не звонил, не объявлялся.
– Странно. А вдруг ты ему записи эти отыскал? Захотел подзаработать?
– Но я их не отыскал. Хотя заработать хотелось. Особенно моим собутыльницам. Так получилось, что они оказались в курсе. Предлагали продать рижанину дяди Яшину записную книжку. И пусть, мол, сам опрашивает друзей ученого, кто что знает.
– И как, получилось?
– Нет. Говорю же, Йозас больше не появлялся.
– А где же телефонная книга тогда? – ошарашил меня Андрей вопросом.
– Как где? Лежала на тумбочке… – в тревоге оглянулся на тумбочку и обнаружил, что сверху она пуста.
– Книги там нет и не было, – сказал Земцов. – Я, во всяком случае, не видел. Может быть, твои собутыльницы решили подзаработать без тебя?..
– Как бы они нашли этого Йозаса Генриховича? Они же его в глаза не видели.
– Это дело техники, – заверил Андрей Земцов, сам, видно, авантюрист тот еще. – Знаешь, как я в детстве проходил на тренировку рижского «Динамо»? Вешал фотоаппарат на шею, представлялся внештатным корреспондентом местной газеты. В итоге у меня единственного со двора всегда были настоящие, загнутые, клюшки, составленные из обломков фирменных! Пацаны обзавидовались!
– Здорово! Только… это ты к чему?
– К тому, что раз плюнуть отыскать в гостинице человека с таким редким именем-отчеством. Представились твои собутыльницы членами студенческого научного общества, которые ищут своего лектора, например…
– Хм! Я у них спрошу.
– Так они тебе и признались.
– Ладно, Андрей. Разговор у нас какой-то… Тренируем воображение всякими фантазиями.
– Не скажи. Книжка-то пропала. Это не фантазия. Это факт… А кто-то бывал в квартире дяди Яши, кроме твоих собутыльниц?
После пропажи записной книжки я теперь чувствовал себя виноватым перед племянником дяди Яши.
– Кто-то побывал, кажется. – Я рассказал ему про выдвинутый ящик и стертую с ручек пыль.
– А ты наблюдательный, Тима, – похвалил меня Земцов. – Но книжка тогда была на месте?
– На месте, – подтвердил наблюдательный я.
– Значит, дядя Яша был интересен внешнему миру двумя вещами, – подвел итог Земцов. – Своей коллекцией и своей работой…
Я не стал пополнять список третьей «вещью» – квартирой.
– …Так что идея с записной книжкой не такая уж и вздорная. Пройтись по его друзьям.
– Бутенко тоже был другом дяди Яши? – зачем-то спросил я.
– Другом – не знаю. Но, знакомым, приятелем – несомненно. Общее увлечение. Да и по работе они, возможно, пересекались…
Должен был признаться, что не понимаю Земцова. Если бы тот хотел добраться до коллекции, чтобы самому завладеть ею, тогда – ясно. С его же слов выходило, будто он признает мое право на собрание марок. Для чего ему тогда стараться? Или Земцов желает, чтобы я тоже принял живое участие в поисках, а потом уступил коллекцию ему? Это ведь он филателист, а не я. Но тут размывается такой момент, что коллекция «денег стоит». Если же данный момент не размывать, то становится ясно, что коллекция сгодилась бы любому. Хоть коллекционеру, хоть просто человеку, которому нужны деньги. А кому они не нужны?..
На другое утро повеселил Вовочка. Он явился на работу с ярким фонарем под глазом.
– О! Синяки и шрамы украшают мужчину! – воскликнул я одобрительно, мгновенно просчитав природу данного факта. – Сходил на танцы в «Швейцарию»?
– С автозаводскими схлестнулись. Завалились такие, на понтах! На девок наших глаз положили. Караваиха приструнила их немного, и мы, щербинковские, не стояли в стороне.
– Слушая тебя, я, маменькин сынок, испытываю комплекс неполноценности.
Вовочка косо глянул на меня, не издеваюсь ли над ним? Но тут же поднял другую тему:
– Представляешь, Солидол, как ты его называешь, из психушки лыжи навострил. Сбег!
– Как? Он же того – не в себе.
– Вот именно. И теперь его ищут пожарные, ищет милиция…
– А тебе кто сказал?
– Ну, как кто? Светуля. Звонила мне. Они с Нефертити хотели бедолагу в больнице проведать, а того и след простыл.
– Так он, небось, к Нефертити и заявится! – высказал предположение я. – К кому еще?
– Пока не заявился…
– Светуля же в трауре, – вспомнил я.
– Так я и не говорил, что она ко мне домой пожаловала, требуя коньяка и музыки. Звонить по телефону траур не запрещает.
– Видишь, помнит о тебе. А ты от нее – на танцы! – с укоризной сказал я.
– Чья бы корова мычала! – повысил голос Вовочка. – Сам, говорят, Сашкину сестру склеил? Распалась наша банда…
– Вован, ты о чем? У Нефертити Солидол есть! Я что, должен вечно роль запасного аэродрома играть для Царицы Египетской?
Вовочка лишь нахмурился и вздохнул.
– Солидол, похоже, больше не Солидол. С папашей-то темная история.
– Солидол, может, уже оклемался, потому и ноги сделал. За бугор он теперь не уедет, так что, бог даст, все у них с Ниночкой и сложится. Примете Солидола в свою банду вместо меня. Когда у них со Светой траур кончится.
– Как хоть сестра Оруженосца в постели, ничего? – попытался сесть на любимого конька Вовочка.
– Опять двадцать пять! – воскликнул я.
– Хм! Джентльмен! – криво усмехнулся скабрезник и полез за сигаретами.
От Маринки не было вестей ни в этот день, ни в следующий. «Может, уже на работу в колхоз устроилась? – гадал я. – Сколько мне ждать теперь свою невесту?» Решил спросить ее об этом телеграммой. Пусть оценит, как жених беспокоится.
Телеграмма осталась без ответа. Блин! Я заказал междугородний разговор от отчаяния. Однако абонент на переговорный пункт не явился. Не смогла до райцентра добраться? Или не захотела?.. Говорят, если гора не шла к Магомету, то он сам шел к горе. Я решил следовать примеру пророка. Плюнув на работу, еще не придумав даже, чем объясню свой прогул, с утра прибыл на автостанцию и отправился за невестой в ее деревню. «А там банька!..» – мечтал дорогой.
С первых минут общения с любимой почувствовал, что в баню меня действительно могут послать. Но не в том смысле, как я надеялся. Маринка, открыв дверь после моего стука, посмотрела сперва на меня, затем – по сторонам, будто кого-то боялась. Только после этого пригласила: